Часть 4 из 55 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Уже сейчас мы должны быть готовы к тому, что однажды распространенная ныне материалистическая преступность сменится психиатрической и события не удастся повернуть вспять. Известно, что подобные преступления, в отличие от так называемых материалистических, не поддаются ни анализу, ни расследованию, поэтому мы должны тщательнейшим образом следить за тем, чтобы теория доктора Масаки осталась в тайне. И в то же время — да, это звучит самонадеянно — нам следует заранее изучить способы предотвращения и расследования подобных преступлений на случай возникновения обстоятельств непреодолимой силы… Поэтому я уже долгое время под руководством доктора Масаки изучаю различные аспекты «Психической преступности и методов ее расследования». Разумеется, в строгой секретности! Можно сказать, это наш совместный труд.
Но все же где-то мы с доктором Масаки промахнулись… Вероятно, несмотря на все предосторожности, некто смог выкрасть материалы исследований. Неподалеку от университета было совершено таинственное преступление, метод которого опирался на самые важные принципы психиатрической теории доктора Масаки! В общем, в центре этой истории скрывается череда хладнокровных и жестоких злодеяний: мужчины и женщины — все из одного зажиточного рода — без видимой причины убивали и сводили друг друга с ума. Более того, трагедия, случившаяся с одаренным и спокойным юношей, последним представителем этой семьи, служит неопровержимым доказательством: между методами, при помощи которых совершались преступления, и принципами, что изучаем мы, существует связь! Чтобы род не прервался, этот молодой человек должен был сочетаться браком со своей любимой кузиной. Однако в ночь перед свадьбой с ним случился внезапный приступ сомнамбулизма, и он задушил невесту. Затем, расположившись рядом с ее трупом, принялся хладнокровно делать наброски на листе бумаги…
Когда это необыкновенное и таинственное преступление стало известным, о нем много судачили. Но главный вопрос относительно печальной судьбы рода и юноши до сих пор остается без ответа. Кто и зачем довел его до такого? Вот насколько это происшествие загадочно, таинственно и ужасающе!
В то же время правоохранительные органы префектуры Фукуока, а именно так называемое Главное полицейское управление Кюсю, смотрят на это дело сквозь пальцы. И я, хоть и бросил все силы на расследование под руководством доктора Масаки, до сего дня блуждаю в потемках, не зная истинных обстоятельств происшествия…
Поэтому в сложившейся ситуации я располагаю единственным способом расследования. Иными словами, вы, как человек, который находился в центре событий, просто обязаны благодаря наследию доктора Масаки вспомнить свое прошлое, прямо указать на преступника и описать его мотивы. Иной дороги нет, ведь этот монстр сумел неким таинственным способом замести следы.
Теперь, полагаю, вам все ясно. Я не могу дать конкретных объяснений, поскольку и сам мало что знаю. К тому же… я, человек, чье поприще далеко от психиатрии, взял вас на попечение, чтобы предотвратить утечку важных, секретных сведений! В то же время я надеюсь, что в случае, если к вам вдруг вернется память, я сразу же, в любой момент смогу прийти сюда и услышать правду об этом преступлении. Надеюсь, вы прольете свет на личность таинственного монстра… Вдобавок, когда вы вспомните все и обстоятельства этого события станут ясны, мы обязательно сделаем важные… нет! наиважнейшие доклады для научного сообщества и для простой публики. Это будет всемирная сенсация! То есть… не просто доказательства теории доктора Масаки под рабочим названием «Свободное лечение сумасшедших»… Нет! Это послужит обоснованием важнейших фактов, которые увенчают великий эксперимент! Одним махом он обратит нынешнюю культуру материализма в культуру духа! Более того, я получу самое главное доказательство для своей диссертации на тему «Психиатрическая преступность и методы ее расследования», которую я пишу под руководством того же доктора Масаки, и смогу завершить ее. Так мы оба получим возможность опубликовать результаты наших психиатрических исследований, которыми столь усердно занимались на протяжении последних двух десятков лет.
Вспомните ли вы свое имя? Сможете ли пролить свет на истинные обстоятельства этого дела? Ответы столь важны, что за процессом внимательно следит и университет, и правоохранительные органы префектуры Фукуока, и, собственно, весь мир! Однако же…
Выпалив эти объяснения, доктор Вакабаяси на мгновение впился в меня своим жутким мутным взглядом, затем отвернулся, отер лицо платком и прокашлялся.
Словно одураченный, я в изумлении глядел на его морщинистый, будто сведенный судорогой профиль. Каждое из событий, что происходили с самого утра, наполняли меня то тревогой, то удивлением… Да еще и рассказы доктора Вакабаяси приняли уж слишком масштабный и сверхъестественный характер. Я им не верил… Речь будто бы шла обо мне, но они казались сказками, не имеющими ко мне ни малейшего отношения…
Справившись с кашлем, доктор Вакабаяси снова пронзительно посмотрел на меня:
— Прошу прощения… я устал… — и, повернувшись к изящному плетеному креслу, медленно опустился в него.
Я не мог отвести глаз от того, как он это проделывал.
Поначалу, когда я только увидел плетеное кресло за спиной доктора Вакабаяси, мне показалось, что оно сразу же сломается, если в него усядется кто-нибудь тяжелый. Я даже подумал, что к нам присоединится какая-нибудь женщина. Но длинное туловище доктора Вакабаяси без видимых усилий пролезло между узких подлокотников. Затем он сложился пополам, и его лицо — платок скрывал все, кроме глаз, — оказалось примерно на уровне колен… Наконец он съежился, будто показывая всем видом, что это я — монстр, который утаивает следы преступления, и уселся в кресле. Размер его тела словно сократился вдвое. Вряд ли обычному человеку удалось бы проделать подобный трюк, каким бы худым тот ни оказался и какой бы тонкой ни была кожа его пальто. Голос доктора, кажется, остался прежним… Впрочем, нет, он сделался еще холоднее. Может, потому что теперь доктор сидел… Такие мысли проносились в моей голове.
— Прошу прощения… Теперь, когда я навестил вас и проверил ваше состояние, даже мне — человеку, далекому от психиатрии, — стало ясно, с какой точностью подтвердился прогноз доктора Масаки. Сейчас вам нелегко, вы стараетесь вспомнить прошлое, но ничего не получается. Однако это всего лишь один из этапов возвращения к здоровому психическому состоянию, которое наблюдалось у вас до эксперимента. Согласно исследованиям доктора Масаки, в отделе вашего мозга, который занимается рефлекторно-симпатической обработкой воспоминаний, а точнее, в той его части, что управляет подсознанием и самыми старыми воспоминаниями, находится участок, унаследовавший некоторую уязвимость. Проще говоря, это место отличается крайней чувствительностью.
Впрочем, таинственный некто знал об этом заранее и прибегнул к стимуляции чувствительного и слабого участка путем активного психического внушения. В результате возникло крайнее напряжение, и унаследованные вами латентные воспоминания о необыкновенной и загадочной любви ваших предков, живших примерно тысячу лет назад, оказались на поверхности сознания. Это повергло вас в глубочайшее сомнамбулическое состояние… Однако на данный момент сомнамбулический эпизод, спровоцированный вашим подсознанием, полностью исчерпал себя. Правда, вследствие долговременного напряжения часть вашего подсознания — та, что демонстрировала необычайную активность, — и отдел вашего мозга, который занимается рефлекторно-симпатической обработкой воспоминаний, пребывают в состоянии крайней усталости и не могут полноценно функционировать. Поэтому вы ничего и не помните из своего прошлого. Пока что активен лишь тот отдел мозга, который занимается рефлекторно-симпатической обработкой недавних воспоминаний и событий. Поэтому, несмотря на усилия, вы не можете ничего вспомнить… Таково ваше психическое состояние. Доктор Масаки окрестил его стадией самозабвения.
— Стадия… самозабвения?
— Так точно… Монстр, что стоит за этим чудовищным преступлением, применил к вам ряд психических манипуляций, вследствие которых вы несколько месяцев были совершенно иным человеком и находились в состоянии сомнамбулы. Конечно, подобные тяжелые случаи сомнамбулизма или же серьезного раздвоения личности чрезвычайно редки по сравнению с более легкими отклонениями вроде сонного бреда или опьянения сном, которые встречаются у обычных людей. Однако примеры, подобные вашему, зафиксированы в древних письменных источниках. Например: «Старик, вспомнивший на пятидесятом году родные места», или же «Размышления джентльмена, осознавшего под бременем доказательств совершенное им убийство», или «Исповедь одинокой старой девы, которая встретилась с ребенком, рождения которого не помнит», «Записки бедного юноши, который из-за амнезии, вызванной крушением поезда, забыл, как превратился в лысого богача», «История молодой женщины, которая после проведенной с кем-то ночи проснулась наутро старухой», «Покаяние священника, который совершал преступления, путая сон и явь».
Подобных странных случаев, способных вызвать сумятицу в людских умах, описано множество, но в свете оригинальной теории доктора Масаки, о которой я вам уже рассказывал, любые сомнения исчезают! Причем подобные случаи не просто получают научное, обоснование и ясное подтверждение. Уже доказано — и в теории, и на практике, что возвращению подобных людей в нормальное психическое состояние предшествует стадия самозабвения… Строго говоря, в повседневной жизни наше душевное состояние непрерывно меняется под воздействием увиденного и услышанного. Злоба, грусть, улыбка — тоже своего рода сомнамбулические припадки, во время которых человек проходит стадии сомнамбулического приступа, самозабвения и самовспоминания. Но каждая из этих стадий длится очень недолго и не осознается обычными людьми, что также было доказано доктором Масаки… Поэтому он ясно спрогнозировал, что вы пройдете все эти стадии и вернетесь в нормальное состояние. А все остальное — вопрос времени… — Доктор Вакабаяси запнулся и облизнул губы.
Не знаю, с каким выражением лица я слушал все это… но мудреные объяснения доктора Вакабаяси, каждое слово которого было исполнено научной значительности, будто вонзались в меня как острые стрелы. Я застыл как громом пораженный. Выходит, я действительно замешан в этом чудовищном преступлении?! И должен во что бы то ни стало вспомнить его обстоятельства и свое имя… От невыразимого страха под мышками у меня выступили капли холодного пота, а внимание всецело сконцентрировалось на бледном длинном лице, что было перед моими глазами.
Доктор Вакабаяси отвел мутный взгляд в сторону и продолжил еще более низким голосом:
— Повторюсь, до сего дня все прогнозы доктора Масаки сбывались с идеальной точностью. Сегодня утром вы вышли из состояния сомнамбулического припадка, в котором пребывали до этого момента, и сейчас находитесь в шаге от возвращения воспоминаний. Поэтому я тотчас же пришел сюда. Пришел, чтобы помочь вспомнить то, чем вы недавно интересовались у медсестры, — ваше имя!
— Имя! — воскликнул я, дыхание мое перехватило…
А что, если… если в этом чудовищном преступлении виноват я?! Отсюда и напряженный интерес, который доктор Вакабаяси проявляет к моему имени… Такие мысли мелькали в моей голове. Но доктор Вакабаяси бесстрастно добавил:
— Так точно. Если вспомните свое имя, то к вам вернутся и остальные воспоминания. Вы тут же осознаете весь ужас главных принципов психиатрической науки, которые стоят за этим преступлением, и поймете мотивы монстра, толкнувшие его на вопиющее злодейство… Вам станет ясно, что за чудовище замешано в этом убийстве. Потому главнейшая обязанность, порученная мне доктором Масаки, — вернуть вам память.
Я снова содрогнулся от неописуемого, ужасного предчувствия и невольно выпрямился на кровати.
— Так скажите наконец, как меня зовут! — дико воскликнул я.
Доктор Вакабаяси как-то машинально поджал губы и пристально посмотрел на меня. В глазах его светился мрачный огонек, будто он искал что-то в глубине моей души… будто хотел намекнуть на что-то серьезное.
Позже я пришел к выводу, что попался на какую-то невычислимую уловку доктора Вакабаяси. Его наукообразная, переполненная сенсациями речь вовсе не была лишена смысла. Определенно, доктор Вакабаяси применил один из способов психической стимуляции: он максимально задействовал мое внимание, настраивая его на мое имя и делая все, чтобы я просто не мог не вспомнить его… И потому, когда я забылся и спросил, как меня зовут, доктор поджал губы, чтобы своим молчанием довести мое нетерпение до предела… Тем самым он желал породить острый импульс, который пробудил бы дремлющие воспоминания.
Однако тогда я понятия не имел об этой тонкой схеме. Я был убежден, что вот-вот доктор Вакабаяси скажет, как меня зовут, и пристально смотрел на его бледные поджатые губы.
Но доктор, внимательно следивший за мной, опять разочарованно закрыл глаза. Он помотал головой и тихонько вздохнул, затем спокойно открыл глаза и еще более холодным, более высоким и хрипловатым голосом произнес:
— Нет, увы. Я не могу вам этого сказать. Если не вспомните сами, толку не будет. Вы должны прийти к этому естественным образом.
Мне вдруг сделалось спокойно и в то же время грустно:
— А я смогу… вспомнить?
— Сможете, — четко ответил доктор Вакабаяси. — Непременно сможете. И тогда вы не только поймете, что все мои рассказы отнюдь не фантазия, но и полностью излечитесь и будете выписаны из больницы. Вы получите все, что причитается по закону — юридическому и нравственному… Уже долгое время мы готовимся к передаче вам дома и состояния… Иными словами, вторая обязанность, порученная мне доктором Масаки, заключается в улаживании ваших дел.
Доктор Вакабаяси уверенно оглядел меня холодным мутным взглядом, и под его натиском я опустил голову… Внезапно я устал от этих загадочных и странных историй, не имевших ко мне никакого отношения, устал от того, что не понимаю происходящего…
Однако, не обращая внимания на мои муки, доктор Вакабаяси откашлялся и продолжил.
— Итак… Я намереваюсь провести эксперимент, который поможет вам вспомнить свое имя… Мы с доктором Масаки… хотели бы проверить, вернется ли к вам память при виде различных предметов, которые, как нам кажется, имеют непосредственное отношение к вашему прошлому. — Он оперся на спинку плетеного кресла и вдруг вытянулся.
Глядя ему в лицо, я слегка кивнул: да все равно, пусть делают что хотят… Однако в глубине души я колебался. Нет, я даже испытывал какое-то глупое чувство.
Та девушка из шестой палаты, что звала меня сегодня утром, и доктор Вакабаяси, который стоял сейчас передо мной… А что, если они приняли меня за другого?
Они с неподдельным жаром взывали ко мне, так меня обвиняли. А вдруг они ошиблись? И потому, сколько бы ни прошло времени, я не сумею вспомнить ни одного якобы совершенного деяния…
А предметы из «моего» прошлого, которые станут демонстрировать?.. Быть может, это вещи другого человека, который не имеет ко мне никакого отношения… Таинственного, хладнокровного и кровожадного сумасшедшего… Напоминания о его странном и жестоком преступлении… Уж не будут ли показывать их одну за другой, чтобы я вспомнил все?
Мучимый подобными догадками, невозможными и немыслимыми, я невольно втянул шею и съежился, чтобы стать как можно меньше.
Доктор Вакабаяси, сохранявший до последнего достоинство и такт ученого, поднялся с кресла, поклонился мне и спокойно открыл дверь. В комнату поспешно вошел человек — казалось, он ждал момента.
Это был коренастый мужчина с ежиком на голове и черными подстриженными усиками. Наряд его выглядел непривычно: белая рубашка с воротником-стойкой, черные брюки и тапки, переделанные из старой обуви. В одной руке он держал прямоугольный черный портфель, а в другой — скамеечку с засаленной циновкой. Вслед за ним вошла медсестра. Она поставила посреди комнаты пышущий паром таз и живо водрузила рядом скамеечку. Мужчина опустил на пол портфель, раскрыл его и, выудив из беспорядочной груды инструментов парикмахерские ножницы и расческу, поглядел на меня и неожиданно поклонился, будто предлагая усесться.
Придвинув свое плетеное кресло поближе к кровати, доктор Вакабаяси тоже сделал мне приглашающий знак.
«Видимо, будут стричь», — решил я, затем спустил ноги с кровати и, не обуваясь, уселся на табуретку.
Усатый тут же обернул вокруг моей шеи белую ткань. Обматывая горячим от кипятка полотенцем мою голову, он повернулся к доктору Вакабаяси.
— Стрижем как раньше?
Кажется, доктор Вакабаяси встретил этот вопрос с удивлением. Он искоса посмотрел на меня и без особого участия бросил:
— Да, разумеется. Вы не забыли, как тогда стригли?
— Нет конечно! Я хорошо запомнил, ведь месяц назад были особые пожелания. На макушке подлиннее, чтобы лицо казалось овальным, как яйцо… А с висков покороче — как у столичного студента…
— Да-да. Именно так, пожалуйста.
— Будет сделано!
У моей головы защелкали ножницы. Доктор Вакабаяси устроился в кресле у кровати и вытащил из кармана пальто иностранную книгу в красном переплете.
Я закрыл глаза и задумался.
Так или иначе, мое прошлое стало несколько яснее. Даже если причудливые россказни доктора Вакабаяси не имели ко мне никакого отношения, я мог сделать определенные выводы из единственного несомненного факта.
Видимо, с пятнадцатого года Тайсё[4] (я не понимал, какой теперь год) я был пациентом на кафедре психиатрии Императорского университета Кюсю и до вчерашнего дня находился в сомнамбулическом приступе, как сумасшедший. Кстати, не знаю, во время приступа или раньше, но месяц назад меня уже стригли по студенческой моде… Видимо, они хотят, чтобы я выглядел, как прежде…
Но… Не маловато ли для человеческой памяти?.. Тем более все это я слышал от доктора Вакабаяси и парикмахера — совершенно чужих мне людей… Однако в голове так и не появилось ровным счетом никаких воспоминании о событиях до утреннего «бо-о-ом». Там царила такая пустота, что было неясно, жил ли я вообще…
Однако я, несомненно, где-то родился и как-то вырос. Да и способность к суждению, умение отличать одно от другого, другое от третьего… Знания, образование, которые позволили мне проникнуться до дрожи рассказами доктора Вакабаяси… Откуда все это? И почему в моей голове не осталось ни одного из многочисленных воспоминаний?..
Я размышлял закрыв глаза. Я пытался всмотреться в пустоту, что была в голове. И вот мне показалось, что душа моя сжалась до предела и превратилась в атом, странствующий по бескрайней Вселенной… Так одиноко… так тоскливо… так печально… В глазах защипало от слез.
Вдруг что-то холодное коснулось кожи: закончив стрижку, парикмахер намылил мне шею, чтобы приступить к бритью.
Я печально понурился.
Что ж… Раз доктор Вакабаяси решил придать мне такой же вид, как прежде… Быть может, месяц назад со мной случились нечто, столь же страшное, как сегодня. Да и, судя по интонации доктора, «как и раньше» относится не только к парикмахеру. Наверное, и в прошлый, и в позапрошлый раз, и до того все было точно так же. А я — несчастный сомнамбула, обреченный на бесконечное движение по кругу…
Разве профессор Вакабаяси не хладнокровный и безжалостный ученый, занятый опытами?! А что, если все события этого утра лишь галлюцинация пациента психбольницы, пребывающего в сомнамбулическом припадке?! То есть моя собственная галлюцинация… Кажется, что я сижу в палате, парикмахер делает мне модную стрижку, подравнивает волосы от бакенбард до бровей… а в реальности… мое тело находится не здесь. Я где-то очень далеко, неведомо где, в загадочной лунатической грезе…
Я вдруг вскочил со стула и опрометью побежал, не снимая белой ткани, которой был обернут…
Нет. Лишь показалось.
Вдруг над головой что-то застучало, да так громко, что я зажмурился, невольно забился в кресло и вжал голову в плечи. Оказывается, по моей голове прошлись две цилиндрические расчески — так быстро, что я едва перевел дух… Стало приятно… и на миг я даже прекратил гадать, являюсь ли сумасшедшим. Лишенный радости и печали, страха и жалости, прошлого и настоящего — лишенный всего на свете, я, словно мертвый, обмяк на скамейке. Всепроникающее, безграничное удовольствие от расчесывания зудящей кожи наполнило мое существо. Просачиваясь через поры, оно достигло мозга костей. Да будь что будет… Я ничего не знаю. Я готов слушаться доктора Вакабаяси… Неважно, что дальше…
Я ощутил себя обреченным.
— Пройдемте-ка, — сказал женский голос у моего уха.
Я удивленно открыл глаза: медсестры — одна справа, другая слева — крепко схватили меня за руки, словно преступника. Парикмахер, оказывается, уже снял белую ткань с моей шеи и теперь вытряхивал ее за дверью.