Да, я помнила Розалин. Она никогда не считала меня достойной своей огромной доброты. Как правило, она только поднимала брови и смотрела на меня с удивлением — а ещё смеялась, стоило подойти. — Вы её не любили? — спросила Мадлен. — Я могу сказать это по вашему выражению лица. Полагаю, это было трудно — любить её, если она сама того не хотела. Но мне легче думать, что в каждом из них было что-то стоящее, если только вы не считаете иначе… Не этого я ожидала от Мадлен Вольф, самой популярной девушки при дворе, новой наследницы. Она казалась такой искренней… Ей не нужно было доказывать это, хотя при дворе никого искреннего не бывает — а мне казалось, что она могла быть правдивой, даже если на самом деле это было не так. Но она легко могла мною манипулировать, и я не имела права позволить ей победить себя за один только разговор. Надо сменить тему разговора, перенести стрелки на неё — ведь она подозреваемая, она могла быть виновной в этом убийстве, а я должна воспользоваться возможностью поговорить с нею, не обращая внимания на поразительную элегантность. — Так странно вернуться…. — продолжала Мадлен, — после такого долгого отчуждения, да ещё и после того, как всё так поменялось… — Вы вынуждены были отсутствовать из-за болезни? — слова получились слишком быстрыми и слишком глупыми. — Да, — сказала Мадлен. Если она и заметила моё хамство, то умудрилась это скрыть. — Вот уж несколько месяцев, ведь врачи посчитали, что деревенский воздух может мне помочь. Полагаю, так и было — у меня было много времени на размышления и мои картины… Ваше Величество, как жаль, что вы не испытываете от этого удовольствие! Я будто бы отпускаю себя. Но мне было там так одиноко. Слишком много людей вокруг вредят так же, как и их отсутствие. Нам нужно что-то, что помогает нам отвлекаться от грустных мыслей. Да, если она болела несколько месяцев, она вряд ли бы сделала это только для того, чтобы скрыться от яда. Да и трудно поверить, что она одним махом отравила всех своих друзей. Её губы казались алыми, будто лепестки роз с капельками росы. И она походила на королеву — это делало её опасной, даже если она не повинна во всём случившемся. — А стоит ли вам находиться здесь? — спросила я. — Ведь вы не чувствовали себя достаточно хорошо, чтобы присутствовать на королевском дне рождения… — Я так не хотела пропускать его! Может быть, мне следовало приехать, но врач считал, что стресс вновь вернёт меня прежнее состояние. Очевидно, он был действительно прав — но ведь сейчас мне хорошо. Может быть, горе отвлекает, а может, я и вправду давно уже оправилась от болезни. В любом случае, я рада вернуться. Я так соскучилась по городу, по всему этому… — она умолкла, а после покачала головой, словно отгоняя мысли прочь. — Вы разве одна были в деревне? — Ну, там была моя тётушка и, разумеется, слуги. Моей тётушке нравится деревенское умиротворение, но мне — не так уж и сильно. Я люблю находиться среди людей, знакомиться с кем-то новым… Должна признать, я столько раз нарушала докторские приказы, отправляясь на прогулку каждый раз, как только могла! — Мне кажется, что врачи поощряют прогулки. — Ну, только не в деревню, чтобы повстречать там людей. Гулять вокруг, наслаждаться птичками и деревьями — вот что они говорят. А отправляться в деревню, в город, встречаться с людьми, прогуливаться по магазинам, собираться в часовню, говорить с простолюдинами, одаривать их чем-то… этого они никогда не порекомендуют! Так мне поступать нельзя — тёте бы не понравилось. Но тётя, разумеется, ничего об этом не знала, — её улыбка сейчас казалась действительно шальной. — Ваша тётя — это мать Стэна? — Нет-нет, — покачала головой она и посмотрела на своего двоюродного брата, что нынче разговаривал с Холтом. — Не она, а младшая сестра моего папы. Она всего на десять лет старше Стэна… А родители Стэна умерли, когда он был совсем молод. Он жил с нами с поры моего рождения, а когда мама и папа умерли, моя тётя взяла имение в свои руки, а он вывел меня в двор, чтобы вытащить из её рук. Полагаю, по закону имение принадлежит мне, но… моя тётя любит работать, она к нему неравнодушна, а я хочу оставаться здесь. Думаю, как и Стэн. — Он? Никогда мне не казалось, что ему так уж сильно нравится быть при дворе. Она рассмеялась. — Ну, ведь это просто Стэн! Он не столь серьёзен, если узнать его получше, обещаю! Разумеется, нет. У короля Йоргена лучший друг должен быть с отменным чувством юмора, иначе просто никак. Она подалась чуть ближе ко мне. — Не смотрите, Ваше Величество, не оборачивайтесь. На вас смотрит Уильям Фицрой. Я не могла остановить себя и бросила взгляд через плечо. Фицрой всё ещё стоял в углу, хмуря брови. — Ну ведь я сказала, не смотрите! — вздохнула Мадлен. — Он наблюдал за нашим разговором. Я думаю, вам следовало бы присмотреться к нему. Что б она сказала, если б увидела, как он смотрел на меня несколько дней назад… Вероятно, он хотел, чтобы мы остались наедине, чтобы вновь высказать всё, что обо мне думал — но когда я бросила на него ещё один взгляд, его уже там не было. — А каково вам сейчас? — понизив голос, спросила Мадлен. — Стать королевой, так внезапно… Пожалуй, это очень шокирующе. — Я и вправду не ожидала, что однажды окажусь на престоле. Мадлен обеими руками сжала мою ладонь. Кожа её была сливочно-гладкой, не так, как моя, покрытая шрамами после неудавшихся экспериментов, а ногти её оказались идеальными, округлыми, розовыми, с маленькими камешками на кончике каждого. — Фрея, я хочу помочь тебе, — прошептала она. — Пожалуйста, принимай меня за свою подругу… Если только тебе что-нибудь когда-о понадобится, я… — Ваше Величество? — к нам подошла служанка, держа в руках поднос с пирожными. — Не желаете чего-нибудь? На самом деле, не желала. Желудок мой всё ещё сжимался от страха. Но отказать было слишком неудобно, почти неудобно. — Да, пожалуйста, — промолвила я, выбрав крошечное пирожное на серебряной тарелочке, и улыбнулась слуге. Она опустилась в идеальном реверансе, держа поднос до ужаса ровно, и Мадлен тоже потянулась за одним из пирожных. Я держала сладость у своих губ, но не в силах была его откусить. Плоды приторно пахли, меня тошнило… Но там был ещё какой-то странный запах, немного горьковатый… Орехи? Я не видела там миндаля — и не увидела бы, если он запечён в тесте. Миндаль. Да, я слышала о запахе миндаля что-то такое забытое, такое неизвестное… Цианид. Цианид пах миндалём. — Не ешь его! — я выбила пирожное из рук Мадлен. — Там может быть яд! Служанка уронила поднос из рук. Тот застучал по полу, и пирожные разлетелись во все стороны. Кто-то закричал, а я смотрела на раскрошившееся тесто, на мазки малины на камне. Яд… Два стражника бросились вперёд, хватая служанку за руки. Ноги её скользили по каменному полу, она спотыкалась. Мадлен сжимала мой рукав. Она задыхалась, глаза её были огромными, а кожа казалась попросту алебастровой. — Всё в полном порядке, — прошептала она. — Ведь ты ничего не съела. Всё в порядке… Я вытерла руки о свои юбки, пытаясь избавиться от крошек. Стэн протиснулся к нам через всю комнату, сжал плечи своей кузины. Он тихо шептал ей что-то, и она кивнула, а ещё один стражник схватил меня за руку, потянул за собой, выводя поспешно из комнаты. И отец помчался следом, а стража почти что вытолкнула меня в коридор, вела так быстро, что я спотыкалась. Крики за спиной утихли, но я всё ещё слышала панику в воздухе, пронзившую весь этот отвратительный мирок. Моя спальня казалась устрашающие тихой. Стража обыскала комнату, задёрнула шторы, открыла шкафы, будто бы где-то там мог скрутиться убийца. Из своей комнаты выглянула Наоми — её переселили ко мне, как только они всё закончили. Глаза её покраснели, а волосы были заплетены в косы перед сном. — Что случилось? — Яд… — прошептала я. — Кто-то пытался нас отравить. Вновь, — слова заставили меня шумно выдохнуть воздух — ведь я имела в виду совсем другое. Не нас, кто-то пытался убить меня. Лично. Ноги мои так дрожали — и стоять я больше не могла… — Что? — Наоми бросилась ко мне. — Ты в порядке? Никто не пострадал? — Не знаю… Не думаю, что да… В смысле, не думаю, что кто-то пострадал, всё хорошо, да… — Тут всё чисто, Ваше Величество, — промолвил стражник. — Вы хотите, чтобы эта девушка сегодня осталась с вами? — Да-да, всё в порядке, — ответила я. — Она здесь сейчас живёт. — Тогда, прошу вас, закройте дверь, Ваше Величество, пока мы не примем меры безопасности. Я кивнула, не зная, что и делать. Подошёл поближе отец, сжимая моё плечо. — Всё будет хорошо, Фрея, — прошептал он. — Мне надо идти, чтобы со всем разобраться… Я вернусь, когда мы узнаем больше, хорошо? Я вновь кивнула — а что ещё я могла сделать? А потом папа ушёл, дверь закрыли, и я осталась наедине со своей бедной Наоми. Она схватила меня за руку. — Фрея, что случилось? Я встала, чувствуя, как дикая энергия наполняла меня. Мне нужно было двигаться — и я рассказала ей о странном запахе, о собственных подозрениях, и пока я вышагивала, гулкими ударами распространялись звуки шагов. — Но всё будет хорошо! — промолвила Наоми, слишком уж громко, слишгком уж быстро после того, как я наконец-то закончила свой устрашающий рассказ и смогла перевести дух. — Ведь на самом деле никто не съел ничего из тех отвратительных пирожных, верно? Значит, никто и не отравился, и всё будет хорошо! Я думаю, что… — Мадлен брала его… — прошептала я. — Но ведь не ела же! Она просто испугалась, Фрея, вот и задыхалась. У неё, скорее всего, просто шок. Я кивнула — это казалось логичным. Но если она и вправду пострадала? Одного укуса хватило бы, чтобы цианид её убил. А если кто-то что-то съел, прежде чем пирожные принесли мне? Что делать, если Мадлен всё же откусила, а я не заметила? А если придворные вновь умрут, умирают, уже умерли от яда, что предназначался мне? Служанка принесла поднос именно мне. Она направлялась ко мне. Да, я ждала чего-нибудь в этом роде, но от этого легче не становилось на миг. Кто-то желал моей смерти — именно моей, а не всего мира. И я понятия не имела, кто это мог быть. Убийца позволил бы и Мадлен умереть, если б я только не остановила её и позволила это съесть. Охначало ли это то, что она была невиновна в отравлении? Может быть, убийца на банкете не желал её короновать? А если служанка ничего не знала о яде, просто хотела угостить меня пирогами? Прошёл целый час, прежде чем отец, побледнев, явился ко мне. — Ты была права, — промолвил он, стоило только двери закрыться за его спиной. — Пирожные действительно оказались отравленными. Слова звучали не так уж и страшно, как мне казалось. Да, меня могли отравить, и я бы погибла, но теперь это стало просто фактом, чем-то вроде обыкновенной стены перед моей жизнью — описания, истины… Теперь я могла в этом разобраться. Мне нравилось работать с фактами — они, по крайней мере, были более-менее управляеми. И я бросилась к нему, надеясь на подробности. — Но откуда вы узнали об этом? — Дегустатор. Она попробовала немного пирожных и совсем скоро почувствовала себя плохо. — Дегустатор? — он не мог иметь в виду то, о чём я только что подумала, просто не мог, нет. Только не мой папа, это… Это невозможно! — Вы отдали это дегустатору? После того, как я сказала, что эти пирожные отравлены, вы… вы отдали это дегустатору?