— Ну что ж, хорошо, — мягко промолвила я. — В таком случае, пожалуй, нам стоит браться за дело? Можем начинать? Шестнадцать Эксперименты не удавались. Мышьяк упорно отказывался растворяться в большинстве кислот. Порошок же пропадал, стоило немного размешать, и сколько б я не использовала солей, не могла почувствовать ни запаха, ни ещё чего-нибудь, что помогло б его обнаружить. Может быть, вкус у него был заметным, но я зашла ещё не настолько далеко, чтобы я положила на язык мышьяк с кислотой в поиске ответа. Тем не менее, вопреки отсутствую прогресса, вопреки своему истощению, я чувствовала себя удачливой. Присутствие Фицроя успокаивало, пусть нервы и были на пределы — и я вновь доверяла ему, позволяя всем опасениям пролиться в воздух — и зазвучать иначе. — Ведь ты не знала, — промолвил он, когда я поведала о случившемся. — Но знаешь сейчас. Знаешь, что теперь надо делать со двором. Может быть, я просто отчаянно искала защиты — но я поверила ему. Когда следующим утром началось заседание совета, я была готова. Пусть меня истощило отсутствие сна, пусть сердце билось, а нервы были натянуты до предела, я оставалась решительной. — Каждый новый закон должен проходить через мои руки, — голос мой едва лишь дрогнул. — Я должна одобрить каждый налог и каждое важное решение. — Но, Ваше Величество, — возразила Торн, — это заберёт огромное количество времени! Именно для этого и нужны советники… — Советники нужны для того, чтобы давать мне советы, — отрезала я, — а не править моими руками. И все тайные нововведения отныне под запретом! — Они не были тайными, Фрея, — возразил отец. — Ты знала, что мы будем делать, мы просто не сообщили тебе о том, как… — А теперь — будете. Облагать налогом людей, чтобы похоронить двор? Задерживать их за неспособность внести плату? И, кажется, я слышала что-то о комендантском часе! — Ведь это обязательно, Ваше Величество, — вмешалась Норлинг, — во время расследования убийства. Мы должны были убедиться в том, что люди в своих домах, именно поэтому они никуда не смогут отправиться ночью… Устроить заговор… — Значит, люди просто будут устраивать заговоры при свете дня — какая ж это помеха?! Они все смотрели на меня так, как обычно смотрят на избалованного ребёнка, что бьётся в истерике, и всё потому, что не хочет уснуть. Все, кроме Холта. Он внимательно смотрел на меня, коротко кивнул в ответ. Он не проронил ни слова. — С этого момента, повторюсь, я должна знать обо всем, — проронила я. — И мы должны выплатить всем похоронный налог. Скажете, что это было ошибкой. — Ваше Величество… — Я же говорил тебе, Фрея… — промолвил отец. — Это совершенно невозможно! Мы должны как-нибудь оплатить эти похороны — ведь они оказались невероятно дорогими, равно как и расследование относительно убийства. У нас нет денег… — Значит, ныряйте в реку, — проронила я. — Вылавливайте погребальные лодки. Драгоценностей, что вы положили туда, хватит с головой для того, чтобы заплатить за всё это — да там в сто раз больше! Раз уж мы бедны, то разбрасываться драгоценностями не имеем права! — Ваше Величество, — медленно промолвил Холт. — Я не уверен насчёт разумности этого, ведь это может рассматриваться как оскорбление двора. Эти драгоценности были отданы мертвым в честь. Да, это может казаться расточительным, но… — Мёртвые не могут воспользоваться драгоценностями — а мы можем. Чем больше я говорила, тем больше чувствовала себя глупышкой — они смотрели на меня, изогнув брови, плохо скрывая собственное неверие. Но, вопреки тому, как они вывернули всё это, они не имели никакого права взымать с горожан-бедняков плату за похороны, когда выбрасываются сотни драгоценных камней. Да, я ошиблась — но теперь началось моё правление. — Ваше Величество, — Норлинг подалась немного вперёд. — Могу ли я кое-что предположить? Вам в городе, как вы видите, не слишком уж доверяют. И, сделав это, вы потеряете доверие ещё и дворян. Может быть, лучше… отвлечь? Сделать открытый суд над теми, кто пытался вас отравить, над другими преступниками, что были в последнее время пойманы? Покажите людям, что в городе всё ещё правит справедливость… Если люди полагали, что законы неверны, то никакой публичный суд не поможет. Вот только это дало бы шанс мне, да и всем остальным, увидеть, что именно происходит. — Что ж, да, — кивнула я. — Хорошо. — В таком случае, стоит убедиться, что Её Величество знает законы, — мягко отметил Стэн, — и понимать их механизм, чтобы использовать их во время суда. Я посмотрела на него. — Я знаю законы, — тихо промолвила я. — Но мне очень бы хотелось знать, что люди делают и какие привносят в государство изменения. — Ну, может быть, мы просто не привыкли к тирании правительства. Ведь король Йорген всегда слушал своих советников… Своих друзей. — Очень трудно слушать своих советников в том случае, когда они ничего не сообщают. — Да, — кивнул он, впрочем, отказываясь отвести взгляд. — Что ж, полагаю, так и есть… Он и вправду меня подозревает — я в этом ни капельки не сомневалась. Это было единственной возможностью объяснить этот взгляд, оценочный, недоверчивый, преисполненный кошмарной неприязни, который он пытался спрятать от всех. — Но возвращение денег, — проронила я, — моё окончательное решение. Мой отец проводил меня после встречи, крепко сжимая мою руку. — Ты слишком вспыльчива и быстра, Фрея, — почти что прошептал он, стоило нам только покинуть зал и оказаться вне поле зрения всех остальных советников. Я сжала кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. — Это не вспыльчивость — дать людям жить лучше. — У этого решения обязательно будут серьёзные последствия. Твой совет должен защитить тебя от этого — вот только ведь ты пытаешься игнорировать его… — Я не собираюсь вас игнорировать, — ответила я. — Это вы были теми, кто проигнорировал меня. Я только… — я закрыла глаза, пытаясь успокоиться. — Я не вещь, что может сыграть роль королевы, произносить речи, надевать платья и плясать на балах. Королева — это люди. Когда люди страдают от её решений, решений, противных ей… Нет, я не буду оставаться в стороне. — Это всё скажется на тебе, Фрея, — он обнял меня за плечи, склонился ближе, почти что умоляя. — Иногда, милая, правители должны делать то, что им совершенно не нравится — потому что это лучше, чем всё остальное. Потому что так пострадает куда меньше людей, чем при ином варианте развития событий… — Но разве вы предоставляете мне варианты? — я отбросила его руки в стороны. — Ведь ты просто решил это за меня — и люди возненавидели меня за то, что я натворила! А знай я об этом — никогда бы не согласилась. Никогда… — Фрея… — И как мне теперь доверять? Ведь ты уже явно показал, что готов мне солгать. Откуда я должна знать, что вы все не манипулируете мною? М? — я покачала головой. — Нет. Я не могу доверять ни тебе, ни им. Я должна принимать все решения самостоятельно, — я отступила на шаг назад. — Пусть книгу принесут в мою лабораторию. Увидимся завтра. — Фрея… Вот только я уже ушла. Книга — она наконец-то прибыла! — по большей части и вовсе не оказалась книгой. Признаться, я ожидала увидать какой-то старый фолиант с сотнями страниц, испещрённых строками о философии и религии. Но трактат Густава состоял из страниц шести-семи, связанных между собой тонкой лентой. Мы с Наоми прочитали его, устроившись за центральным столом в лаборатории, и я всё записывала, пока мы продвигались дальше. Да и внутри это оказалось совсем уж не тем, чего я могла ожидать. Густав был радикален, презирал дворянство и всё, на чём оно стояло — но его книга не взывала к массовым убийством. Он утверждал, что дворяне возникли как лженаследники Забытых, ведь пока люди надеялись заполнить пустоту внутри себя, те заполучили их влияние — вот только их потомки оказались просто ошибкой, а не злом. Мы могли вернуть Забытых своими руками, работая и смиренно следуя законам. Мы должны были очиститься от грязи и воровства, стать примером для других, чтобы действительно искупить свою вину, чтобы в каждом человеческом сердце добра оказалось достаточно, чтобы вновь вернуть их к нам. Его целью было преломить грань между дворянством и простым народом, ибо все были равны в глазах у божественных Забытых. Но он, впрочем, признавал, что путь будет очень длинным и тяжёлым, и только самый благочестивый и думающий ощутит первые шаги — шаги, которые должны быть сделаны самими дворянами. И, судя по всему, этого с головой хватило для того, чтобы сослать его, а этот трактат запретить на веки вечные. Я даже представить себе не могла, как они умудрились связать это с убийством знати. Но ведь Холт говорил, что этот трактат долгое время переиначивали, и теперь его уже окончательно переделали под человеческую мерку — так, как хотелось конкретному главарю в этот момент. Люди умудрялись слушать самозванцев, забывали правду, но даже это… Я откинулась на спинку кресла, коснувшись пером бумаги в последний раз. — Не знаю… Я думала… Но всё это — коту под хвост! Наоми вытянулась рядом со мной. — Вот уж что лет как этот трактат запрещён законом. Логично, что он не способен рассказать тебе, чего именно желают эти люди. — Но ведь они именуют себя Густавитами! А это по меньшей мере означает, что они должны пользоваться словами Густава, разве нет? — Может быть, это и так, — тихо промолвила Наоми. — Вот только они уж точно не заостряют внимание на этих вопросах. Да и, может быть, твои советники ошибаются относительно них. — Но что тогда относительно женщины, что пыталась меня отравить? — Так ведь она — не целая организация. И могла не иметь ничего общего с основным отравлением. Я считала, что это так маловероятно, когда впервые услышала подобные обвинения — так ведь… В голове крутилось множество мыслей. Столько всего следовало изменить, а сколько угроз… Я едва успевала следить за основными нитями — а они давно успели превратиться в сплошной клубок. — Мне срочно нужна передышка… — я потёрла глаза руками. Наоми встала, вновь потягиваясь. — Ты, пожалуй, очень устала, — промолвила она, — ведь ты уже который день почти не спишь! — Ну, кому, спрашивается, нужен сон? — А куда ты уходила прошлой ночью? Я даже выходила, чтобы поискать тебя, но… — она только пожала плечами. — Тебя здесь не было. Я вновь вскинула голову. А если она хотела поговорить со мною в ту ночь после похорон? Меня ведь там не было… — Мне жаль, прости. Я думала, ты уже давно спала… — Ну, проснулась, подумаешь. Да всё в порядке, мне просто было интересно… Ты работала? Я коротко кивнула.