Сервас выложил на низкий столик фотографию Марианны. – Это действительно она? Вы уверены? Пенсионер кивнул. – Да. Я еще спросил себя, что делать такой классной женщине с таким старым грибом. Но она была чуть худее, чем на фото. И вид у нее был не слишком здоровый… Сервас пристально на него взглянул и снова ощутил, как по венам разливается холод. – Расскажите, пожалуйста, как все это было… Могренье уже собрался начать, как у Серваса зазвонил телефон. Он бросил короткий взгляд на экран. Ирен. Ладно, позвонит ей позже. – Говорите, пожалуйста, – сказал он, не скрывая нетерпения под невозмутимо спокойным взглядом хозяина. Несмотря ни на что, его одолевало сомнение. То, что Марианна вот так, среди бела дня могла, как ни в чем не бывало, войти в соседский дом, казалось ему невероятным. – Ну, так вот, – начал пенсионер, наморщив брови. – Теперь, когда я об этом подумал, я понял, что было там что-то непонятное… Сервас прищурился. – Как это – непонятное? Тот помолчал, собираясь с мыслями и вспоминая. – Ее какой-то тип вел за руку. Я уже говорил, что вид у нее был не то усталый, не то больной… а может даже, она была под наркотиком… Если хорошенько подумать, то так оно и было: под наркотиком, в полной отключке… Сервас сглотнул. – Вы отдаете себе отчет, что каждое ваше слово чрезвычайно важно? – медленно и раздельно проговорил он. – Я не идиот, – парировал пенсионер, задетый за живое. «Правда, – подумал Сервас, – ты не идиот. И ты очень любишь торчать целыми днями у окна. А для меня это – шанс». – Тот человек, что держал ее за руку, – ваш сосед? – Нет. Тот был молодой. И я помню, что он на меня произвел очень нехорошее впечатление. Сам не знаю почему. Маршассон поджидал их возле двери. И чем больше я об этом думаю, тем больше мне кажется, что, выходя из фургона, она чуть пошатывалась. Во всяком случае, шла она неуверенно. – Из фургона? – живо отреагировал Мартен. – Да. Это был черный фургон… с тонированными стеклами… Внутри ничего не было видно. Ах, ты, чтоб тебя! Сервас повернул голову в сторону улицы, которую было видно в щель между шторами. Рабочий со шрамом перестал класть асфальт и, опершись на лопату, пристально разглядывал дом. – А номер фургона вы, случайно, не заметили? Могренье подозрительно на него покосился. – А с чего бы мне его замечать? И правда, с чего бы… – Но я помню, что это был «Пежо». И выглядел он отлично, может, был даже новый… – А что за человек ваш сосед? Взгляд Могренье стал жестким. – Маршассон? Да настоящий придурок, я уже говорил. В прошлом году он больше шести месяцев провозился со своей хибарой… Думаете, он хоть раз пришел извиниться за грохот и беспорядок? Как бы не так. Ни разу… Серваса вновь охватило нетерпение. – А работы были до того, как вы увидели женщину, или после? – До того. Мартен вдруг ощутил внутри пустоту. Руки, сложенные на коленях, взмокли. – Эту женщину вы еще хоть раз видели? – Нет, – настороженно ответил пенсионер. – Хотя, – снова заговорил он после секундного колебания, – я припоминаю, что парень и фургон уехали без нее. «Вот так вот, проще некуда», – подумал Сервас. Сердце отчаянно колотилось. Даже с таким наблюдательным соседом, как Могренье, можно сделать так, что человек исчезнет, и никто ничего не увидит и не услышит. И все же в нем засело пугающее сомнение. А что, если он ошибся и отклонился от линии расследования? Что, если все, что он услышал, – не более чем фантазии бездельника, который только с виду кажется здравомыслящим? – А который дом вашего соседа? Хозяин встал и подошел к застекленной двери. – Вон он. Сервас присоединился к нему и посмотрел на соседский дом, заметив при этом, что рабочий не сводит с двери глаз. Наверху, в конце тупика, примерно метрах в двадцати по диагонали возвышалось сооружение, более импозантное, чем остальные. Оно стояло спиной к лесу. Он вздрогнул, глядя на обветшалую двухэтажную постройку, которая маленькой квадратной башенкой, цементным парапетом и вычурными балконами напоминала какой-нибудь замок в Карпатах. Таких вилл в барочном стиле и в Пиренеях хватало. Все они были построены в начале прошлого века. Эта вилла придавала улице мрачный вид, хотя, может быть, ему так только казалось. Зашторенные окна напоминали о мотеле Нормана Бейтса[34], а лес за домом – сказку про Гензеля и Гретель. Мартен повернулся к пенсионеру. – Вы не знаете, Маршассон сейчас дома? – Он умер. Мартен вздрогнул. – Что? Когда? – Около пяти месяцев назад. Упал с лестницы и сломал себе шею. Жил он один, труп нашла домработница. Сервасу кое-что пришло в голову. – А у кого ключ, не знаете? Пенсионер отрицательно мотнул головой. Серваса опять охватило нетерпение. – Спасибо за помощь, – сказал он. – Не говорите об этом никому. – Думаете, вам удастся что-то найти? – скептически спросил хозяин дома. Как почти все местные, Могренье сомневался в эффективности полиции и судебных органов, доведенных до полного бессилия перестраховкой законодательной власти, нехваткой средств и страхом перед крепнущей преступностью. Как только он вышел из дома, его сразу окутал запах асфальта. Он быстрым шагом направился к машине, но тут рабочий с недобрым взглядом окликнул его, стоя на дымящемся шоссе: – И когда вы собираетесь открыть дорогу? Сервас обернулся и остановился на тротуаре. Ага, значит, рабочий знал, что он из полиции. По долине новости разлетаются быстро. Разве что парень видел его в компании мэра или выходящим из жандармерии. – Понятия не имею, а что? – А то, что моя маленькая дочка лежит в больнице в Ланмезане, – рявкнул рабочий. – Ей вырезали аппендицит. Я вчера спросил, можно ли слетать туда на вертолете, чтобы ее навестить, а мне ответили, что вертолеты только для неотложных случаев, а мой случай не тот. – А с ней там есть кто-нибудь? – Бабушка, – неохотно ответил рабочий. Голос его звучал враждебно и агрессивно. – Как вас зовут? Я попробую что-нибудь сделать… Рабочий пожал плечами под взглядами остальных. – Да бросьте вы. Я отлично знаю, что все это чушь собачья, и ничего вы не сделаете. – Говорю вам, что… – Всегда одно и то же, – перебил его рабочий. – На маленьких людей, таких как мы, всем наплевать. Нас словно и нет. Будьте уверены, если бы я был политиком или денежным мешком, я бы уже сидел в вашем гребаном вертолете… И он свирепо уставился на Серваса. – Но все это, все ваши блатные привилегии скоро кончатся, и нагрянут перемены. Финито. А когда они нагрянут, вы окажетесь в первом ряду, банда ублюдков. Сервас соображал, стоит ли реагировать на оскорбление, но решил, что не стоит: у него были другие дела. И потом, на месте парня он поступил бы точно так же.