– Я связывалась с дорожными службами, – сказала Торрес, понизив голос. – Они большие пессимисты и полагают, что работы займут больше времени, чем ожидалось. У нас два трупа, и убийца разгуливает на свободе. Население начинает нервничать. Надо, чтобы вы нашли убийцу. И как можно скорее. Иначе все перерастет… – Что вы хотите сказать? Изабель Торрес вынула из кармана листок бумаги и протянула Ирен. Та подошла к свету, льющемуся из открытой двери кабинета. То, что она прочла, походило на подборку посланий из соцсетей: «Почему вы покрываете убийцу? Он что, из ваших людей? Ты ничтожество, Торрес. Тебе пора уходить. Иначе мы сами тебя устраним. Виновный наверняка живет в этом городе в этой стране нет правосудия, но очень скоро все изменится. Ты дура, Торрес ты мало что понимающая сволочь» Сервасу снова пришло на ум «Дело Брюэ-ан-Артуа», прогремевшее в 1972 году. Шестнадцатилетний подросток из семьи среднего достатка был найден зарезанным на пустыре рядом с домом нотариуса в одном из северных городков, где с закрытием угольных шахт началась безработица. Идеальным обвиняемым стал здоровенный, весьма несимпатичного вида горожанин, член местного «Ротари-клуба»[37] и большой любитель пробежаться по проституткам. И в свете этого предположения горожане устраивали демонстрации возле его дома, требуя справедливости, и обвиняли судью в предвзятости. Народный комитет возглавил Жан-Поль Сартр[38], а пресса превратила это дело в настоящий роман с продолжением, в символ классовой борьбы. Несколько месяцев газеты только об этом и писали. Если в Эгвиве в кратчайший срок не найдут обвиняемого, то в городе начнется то же самое. – Мы сидим на бочке с порохом, и в любой момент может рвануть, – подытожила Изабель Торрес. «Классический образ, все не устаревающий, – подумал Сервас. – И применимый сегодня ко всей стране». Раскаты грома приближались, и от них содрогалось почерневшее небо. Они стояли на балконе, и их волосы трепали сильные порывы жаркого ветра. 35 Телефонный звонок застал их на выходе из мэрии. – Циглер слушает, – ответила Ирен. Одновременно она разблокировала автомобильный замок и встала, не двигаясь, перед водительской дверцей машины. Подчиняясь рефлексу подражания, Сервас тоже застыл перед пассажирской. И увидел, что в десятке метров от них за ними наблюдает, сидя верхом на стоящем скутере, какой-то парень в спортивной кенгурушке с капюшоном, спущенным на лоб. Он посмотрел на Ирен. В небе снова прогремел гром. – Хорошо, спасибо, сейчас, – закончила она разговор и села за руль своего «Форда Рейнджер». – Пришел список рабочих карьера, – сказала она, когда Мартен сел на пассажирское сиденье. – Одно имя нам уже попадалось. Грегори Боше. У него длиннющий список судимостей. Они тронулись с места. Сервас посмотрел в зеркало заднего вида. Скутер ехал за ними, светя фарой, а потом отделился от них и свернул в боковую улицу. Они выехали из города и направились в горы, туда, где на склоне холма виднелось серое пятно карьера. Гроза разразилась километра через два, когда они проходили последние повороты, и в лобовое стекло ударили струи воды. Когда они миновали ограду карьера и надпись «Посторонним вход воспрещен», ливень уничтожил видимость, несмотря на бешено работающие дворники. «Рейндж Ровер» и мини «Кантримен» стояли на месте. Сервас посмотрел на часы: 20. 12. Должно быть, рабочий день еще не кончился. Они вышли из машины прямо под дождь, и он пожалел, что не взял куртку. Рубашка сразу же намокла. Они взбежали по ступеням барака и, не останавливаясь, прошли мимо Люсиль. – А вы что тут?.. – бросил Жанс, увидев их на пороге своего кабинета. – Грегори Боше, где он? – осведомилась Циглер, потрясая каким-то документом, который не был отдельным требованием, и она держала его подальше от глаз коротышки, чтобы он ничего не мог разобрать. – А что вы ему… – ГДЕ ОН? Жанс втянул голову в плечи. Он знал свое место в пищевой цепочке. – Они проводят минирование, – ответил он. – Сегодня вечером Грегори ответственный за взрыв. Вам придется немного подождать: это опасно. – Минирование? – переспросила Ирен. – В скале бурят отверстия очень точного размера, в зависимости от величины скалы, которую надо расколоть, и помещают туда взрывчатку. Взрыв производится электрическими детонаторами, тоже помещенными в отверстия. Время взрыва точно рассчитывают, чтобы ограничить воздействие на окружающую среду, которое измеряют сейсмографами. Взрыв должен произойти через несколько минут. Жанс неопределенно махнул рукой. Они быстро прошли мимо Люсиль, вышли под ливень и приблизились к краю обрыва. В ушах у Серваса зашумело. Он боялся высоты. Не так, конечно, как Джеймс Стюарт в фильме «Головокружение», но почти так. Акрофобия… У них под ногами, под черным небом, где метались синеватые сполохи молний, разверзлась пропасть. Он вдохнул влажный воздух, на миг закрыл глаза и сразу же открыл. Дождь хлестал по лицу, и поэтому пришлось зажмуриться. Внизу, под открытым небом, раскинулся амфитеатр из отвесных скал и наклонных дорог, по которым курсировали гигантские самосвалы на огромных колесах, доверху нагруженные горной породой, и скользили ленты транспортеров, подвозящих породу к камнедробилкам. Все это напоминало один из кругов ада, где царили камни и металл. И шум тут стоял поистине адский: грохотали камнедробилки; с глухим металлическим стуком падали в кузова крупные куски скал; глухо ревели нагруженные ленты транспортеров; пронзительно пищали сигнальные приборы самосвалов, когда они подавали назад. И всю эту жутковатую картину дополняли вспышки молний. «Интересно, почему они не приостановят работы, пока не кончится гроза? – подумал Сервас. – Кто отдает распоряжения? Несомненно, Жанс… Но должны же быть строгие нормативы для работ со взрывчаткой»… Вдруг земля ходуном заходила у них под ногами. Сервас отступил на шаг, а снизу, с противоположной стены карьера, поднялась туча пыли и каменных осколков, похожая на дым из выстрелившей пушки. Это и был обещанный взрыв… Он нервно сглотнул. Вода стекала по затылку, и воротник рубашки совсем промок. Он взглянул на Циглер. – Пошли, – сказала она. Вот черт… Ирен обогнула скалу, нависшую над дорогой, которая вела к тому месту, где работали взрывники. Мартен шел следом за ней. Он увидел трех мужчин в касках и рабочих комбинезонах. Один из них наверняка был Грегори Боше… Под непрерывными вспышками молний пейзаж все время менялся. Наверху карьера, там, где дождь особенно старательно стучал по взъерошенным кустам, было темно, зато внизу все ярко освещали мощные прожектора, стоящие на машинах. Один из них, самый яркий, на несколько секунд оставлял след на сетчатке глаза. Когда они стали спускаться по наклонной дороге, соединявшей край карьера со средним уровнем, им показалось, что они, как спелеологи, попали в просторную пещеру. Внизу работало много народу, и их заметили. Рабочие подняли головы. И только тут они поняли, что на них единственных нет касок. На среднем уровне, на пологом участке дороги, трое рабочих осматривали какой-то аппарат, стоящий на треноге. Видимо, это и был сейсмограф. Вокруг под дождем быстро оседала поднятая взрывом пыль. Один из рабочих указал на них рукой и сощурился под козырьком каски. – Эй, вы! Что вы там делаете? Сюда посторонним нельзя! Где ваши каски? – Грегори Боше? – крикнула Ирен. Взгляд одного из рабочих, который смотрел на них в упор, резко изменился и потемнел. Такие взгляды они хорошо знали. – Ну? – хрипло отозвался тот. И в ту же секунду он уже улепетывал в противоположном направлении, как кролик, услышавший ружейный выстрел. – Вот гад! – крикнула Циглер, бросаясь вдогонку. Сервас рванул за ней. В ярком свете прожекторов было видно не так уж много путей для беглеца. Боше выбрал дорогу вниз, на дно карьера. Но вдруг резко свернул и пропал из поля зрения, скрывшись в широком проеме. Они подбежали к краю проема и увидели, что он спускается, спотыкаясь и падая, по крутому гребню из земли и камней, который вздыбился до уровня камнедробилок и ленты транспортера. И в тот самый момент, когда Сервас бросился к гребешку, а Циглер решила его обогнуть и тройным галопом добежать по дороге, весь свет в карьере внезапно погас. – Дьявол! – выругался Мартен. От неожиданности он потерял равновесие и покатился вниз, царапая руки и спину об острые края камней. Потом встал и начал спускаться дальше, стараясь держать равновесие, что было непросто без света, на уплывающей из-под ног осыпи, где со всех сторон со стуком катились камни. Но куда делся Боше? Время от времени карьер озаряли вспышки молний, и, когда он обнаружил, что буквально висит посередине спуска на крутой скале, у него так закружилась голова, что он не мог пошевелиться. Однако дальнейшего спуска вниз не было. Он застыл на месте и насторожился. Рядом с ним кто-то был… чей-то силуэт. И этот кто-то поджидал его в темноте. Справа… Тут снова сверкнула молния, и Мартен его увидел: Боше пристально глядел на него из-под шлема вытаращенными, блестящими глазами. В них сверкало бешенство. В следующую секунду он бросился на Серваса, схватил за воротник рубашки и принялся толкать к краю обрыва. Мартен попытался высвободиться, но тот был выше ростом и сильнее. Волна страха захлестнула сыщика: этот тип заставляет его балансировать над пустотой! Он вцепился в Боше, и они оба с криком полетели вниз. Что-то острое больно впилось в спину Серваса, когда он приземлился на гудящую движущуюся поверхность. Десятки острых граней, выступов и иголок терзали его спину, бока и бедра. Поверхность под ним вибрировала и дрожала. Да к тому же еще и двигалась: они с Боше куда-то перемещались. Лента транспортера. Они приземлились прямиком на груженную камнями ленту транспортера. Но времени обдумать ситуацию у него не было: Боше уже сидел на нем верхом и дубасил его кулаками по ребрам так, что у него захватило дыхание. Грудь обожгла боль, и боль пронизала все межреберные нервы, когда они с Боше отчаянно и яростно дрались и толкались на острых камнях. Мартен чувствовал тяжесть навалившегося на него массивного тела, горячее тяжелое дыхание и резкий запах пота. Боше был мускулистый, но жирный. Еще через секунду он получил по лицу удар каской: противник бил жестким козырьком, как обычно в драке бьют головой, и нос Серваса словно взорвался, обдав губы горячей соленой кровью. В следующий миг он ничего не видел, кроме белых сверкающих точек. Наконец, ему удалось сплюнуть кровь, а дождь охладил лицо, и он попытался дать сдачи, но Боше почти лежал на нем, не давая как следует размахнуться. Дождь хлестал по лицу, заливал рот. Усталость проникала в каждую клеточку тела, и он чувствовал, как отчаянно часто бьется сердце, и вдруг испугался, что сейчас начнется приступ. А над ним поблескивало в темноте лицо Боше, и в ушах раздавалось его сиплое дыхание, которое время от времени перекрывало гудение транспортера и шум прыгающих по ленте камней. Сервас посмотрел вниз, и то, что он увидел, привело его в ужас: лента тащила их прямиком в мощные челюсти камнедробилки, которые ворочались в гигантском металлическом конусе. Их же может размолоть! – Боше! – рявкнул он. – Отсюда надо выбираться! Нас разорвет в клочья! Боше поднял голову, вращая побелевшими глазами. Мартен воспользовался этим и ударил его по носу и губам острым камнем, зажатым в руке. Ударил изо всех сил, хотя замахиваться было трудно, и услышал, как хрустнули нос и зубы Боше. «Око за око», – пронеслось у него в голове. Его вдруг охватило странное, дикое чувство, захлестнули ярость и адреналин, полностью уничтожив и страх, и боль. Но Боше, еще больше разъярившись из-за потери нескольких зубов, снова без оглядки бросился молотить его кулаками по ребрам, обливаясь потом и взревывая, как бык. Оба боксера повисли на канатах ринга. Но этому идиоту было плевать, что они сейчас окажутся в камнедробилке! Ему надо было взять верх! Выиграть матч… Вот скотина! Или он рассчитывал спрыгнуть с ленты в последний момент… – Боше! – задыхаясь, крикнул Сервас. – Прекратите! Да прекратите же, черт вас побери!.. Мы же сейчас!.. Еще секунду он не мог понять, что произошло. Лента… Она остановилась… И свет зажегся. Теперь их заливал яркий свет, водопад белого света. Удивленный ничуть не меньше Серваса, Боше перестал его мутузить, и его бычья шея напряглась, ворочая головой направо и налево. Сервас увидел, что к ним бежит Циглер с пистолетом в руке. – Слезай оттуда, засранец! – взревела она, целясь ему в щеку. – Слезай немедленно, и сразу – мордой в землю! Или я прострелю твою гребаную каску! – Ха! – осклабился парень, ничуть не смутившись и вытирая тыльной стороной руки окровавленный рот. – Можно подумать, что ты льва сожрала, моя цыпочка!.. А ты вроде ничего… Ирен подождала, пока он перекинет одну ногу через бортик транспортера, а вторая останется на ленте: так было легче прицелиться в самую деликатную часть жирного тела. Боше испустил долгий пронзительный рев, похожий на предсмертный стон, поднес обе руки к низу живота и рухнул на землю возле ленты. – Ах ты, шлю-у-у-уха! – простонал он, стоя на коленях и упершись лбом в камень. За последним словом последовало то, что и должно было: крепкий удар носком ботинка по ребрам, от которого он покатился по земле, взвыв от боли. – Я буду жаловаться, грязная потаскуха! – рычал он. – Валяй, – отозвалась Циглер, помогая Сервасу слезть с транспортера и встать. Он вытер о джинсы запачканные землей руки и стряхнул воду с намокших волос. Откуда-то донесся жалобный вой сирен. Он поднял голову и увидел наверху, за скальным выступом, крутящиеся проблесковые маячки полицейских машин. Их отсветы вспыхивали в густых облаках. Дождь немного поутих. В голове не было ни единой мысли. Он еще пребывал в вихре неистовства, который начисто выдернул его из времени. Ноги дрожали, все тело пронизывала боль, он продрог до костей, изодранная одежда была вся в грязи. Но кровь унялась. А может, это дождь ее смывал, как только принималась течь? Чувствовал он себя прекрасно, легко и пребывал в эйфории. У них появилась зацепка. И наконец-то появился подозреваемый. – У него алиби, – сказала Ирен, входя в маленькую комнату, где разместили Серваса. Лететь в город на вертолете он отказался. Вызвали врача, который осмотрел и выстукал его, спрашивая, где болит (ну, немножко было больно), и сразу назначил рентген грудной клетки и шейного отдела позвоночника. Чудо, что нос сломан не был, хотя и кровил изрядно. У Мартена из ноздрей торчали ватные турунды, и он был похож на старого боксера, которому пришло время повесить перчатки на стену. Многочисленные царапины и порезы на спине ему продезинфицировали. – Что? – поморщился он. Он сидел на краю стола, в синеватом неоновом свете, и медсестра бинтовала ему грудь шестисантиметровыми лентами эластопласта – грудь вся в синяках, и ребра поломаны. Такую же сцену он уже переживал совсем недавно. Это начинало входить в привычку… – У этого кретина алиби. Он, несомненно, совершил какое-то преступление и, надо думать, потому и оказался здесь. Он многократный рецидивист. Сейчас у него условный срок… потому он и дал стрекача, когда увидел нас. Но к убийству Марсьяля Хозье он непричастен: ту ночь он провел с женщиной. – И она это подтвердила? – спросил он, ежась от прикосновения к коже пластыря и пальцев медсестры.