– На одного из мальчишек? – Да. Или на кого-нибудь из их родителей… – И что вам хочется с ними сделать, Жильдас? – Что сделать? Какое-нибудь зло, сделать им больно. – А до желания их убить дело не доходило? – У любого могло бы дойти. Но это всего лишь желание, фантазии. Это не… не реальность. – Такие мысли у вас возникают часто? – Время от времени. – И как давно? – С тех пор как умерла моя жена… – Мы поработаем с этими приступами гнева, Жильдас. Мы их ликвидируем. – Есть только один способ их ликвидировать. Перестать злиться. – А если слухи о том, что Жильдас Делайе избил Тимотэ Хозье, верны? – сказала Циглер, когда они шесть часов спустя выходили из кабинета с бетонными стенами. – Господи, дело все усложняется. У нас появилась целая цепочка подозреваемых. – Или наоборот, упрощается. Сервас вгляделся в гаснущий над горами дневной свет и в сумрак, расползавшийся внизу, в долине. Туман рассеялся и уступил место раннему вечеру, больше похожему на осенний, чем на летний. После недавней духоты наступила приятная прохлада. – Что ты хочешь этим сказать? – А то, что все подозреваемые, несомненно, принадлежат к пациентам Габриэлы. Ирен тоже посмотрела вниз, на загоравшиеся огни города, и задумалась. – И здесь есть те, кто хочет сделать работу за нас, – жестко сказала она. – Я попрошу Ангарда усилить патрули. Пусть даже его люди и без того сильно загружены. Ничего не поделаешь: потом поспят. А еще я хочу запросить подкрепление: нельзя позволить анархии взять верх в этой долине. Она смотрела на крыши города, которые медленно погружались в темноту. Еще одна ночь, еще один день. А дальше? – Сейчас воскресный вечер, – сказала она. – Если бы все женщины, которые сейчас наряжаются к выходу, знали, какое количество хищников и умалишенных шляется по улицам, они умерли бы со страху и остались дома еще на неделю. Сервас повернулся к ней. – Похоже, на настоящий момент все жертвы – мужчины, – сказал он. – Атмосфера Эгвива явно неблагоприятна для волосатых особей с низкими голосами, плечами шире таза, да еще и лишенных молочных желез. – Ага, но все так быстро меняется… А ты можешь быть смешным, когда захочешь, – сказала она, улыбаясь. Сидя в аэропорту «Тулуза-Бланьяк», Леа увидела, как на табло обозначился гейт ее рейса. Она как раз доедала ломтики испанского хамона в одном из новых залов ожидания для прошедших контроль пассажиров. Леа не знала, имело ли это отношение к китайцам, скупившим эту часть территории аэропорта, однако пока что все новые бутики выглядели совсем по-другому и не шли ни в какое сравнение с невзрачными и тесными магазинами, принимавшими посетителей раньше. Несмотря на все плюсы, кто-то все-таки сравнил эти огромные современные, лишенные человечности аэропорты с современным обществом, чтобы объяснить, в чем суть нашей болезненной спешки. По мнению этого мыслителя, законодатели пожелали построить излишне нормативные демократии, чей идеал совершенства наткнулся на два подводных камня. Одним стала элита, недостаточно добродетельная, но и не окончательно погрязшая в коррупции, а другим – далекий от совершенства человек из народа, которому недостает идеализма, чтобы примкнуть к этим неповоротливым схемам с их непомерными требованиями к каждому. В таких сверхпротиворечивых условиях люди не чувствуют себя ни свободными, ни независимыми. У них нет другого выбора, кроме как следовать множеству инструкций, таких же далеких от человечности, хотя и рациональных, как в международных аэропортах. Ну, как в таких условиях не восстать против лавины абсурдных нормативов, законов и моральных противоречий, все более и более лицемерных? Леа взяла свою небольшую сумку и пошла к выходу на посадку. Она рассчитывала провести в Париже всего одну ночь, а наутро вернуться. Так, маленькая эскапада, без всяких последствий. Но что будет, если Мартен узнает? Если обнаружит, чем она занимается у него за спиной? Когда она миновала дверь и встала в очередь, от этой мысли сердце у нее забилось. Он ей этого никогда не простит. Это сильно его ранит. И она начала это понимать. Существует определенное количество принципов, которые он никогда не перешагнет. И первый из них – верность. Однако, сидя взаперти в этой долине, он ни о чем не догадается, у него не будет такой возможности, говорила она себе, чтобы успокоить. А раз не догадается, то и страдать не будет. Она вспомнила, что сказал ей Жером перед тем, как они поссорились: «Никто не совершенен, Леа, ни он, ни я, ни ты. Но время от времени надо отказываться от своих принципов и давать волю инстинктам». Идя по туннелю к самолету, она спрашивала себя, правильно ли это и не собирается ли она совершить непоправимую ошибку. И, когда она уже поставила ногу на порог кабины, шаг ее стал уже не таким уверенным. 47 Дожидаясь лифта, Ирен получила сообщение и поспешила вернуться в номер. Не могли бы вы зайти в мэрию? Благодарю вас. Она взглянула на часы и вздохнула: 23.30. После совещания в жандармерии хотелось немного поспать. Но пришлось снова сесть за руль и поехать в мэрию. Она чувствовала себя совсем измученной, в голове было пусто. Нет, все-таки надо отдохнуть. Все больше нервничая, она быстро прошла по тесному коридору к кабинету мэра, готовясь давать отчет. – Войдите! – раздался голос, когда она постучала в дверь. Увидев ее, Изабель Торрес встала и сняла с вешалки свою сумочку. На ней была красная блузка с короткими рукавами и прямые джинсы с низкой посадкой, обтягивающие бедра и ягодицы. На задних карманах красовались вышитые крылья. Ирен отвела взгляд. – Мы куда-то идем? – осторожно осведомилась она. – Я подумала, что вам не помешает выпить стаканчик и немного расслабиться. А то с этой историей мы все на взводе. Я знаю одно симпатичное местечко. Ирен вздрогнула. Изабель Торрес даже не спросила ее мнения. На секунду она испугалась, что это приглашение – всего лишь замаскированный призыв еще поработать. – Не пугайтесь, – сказала Торрес, направляясь к двери. – О работе мы нынче вечером говорить не будем. – А о чем же мы будем говорить? – поинтересовалась Ирен, идя по коридору за мэром. – Расслабьтесь, капитан, – бросила та через плечо, стуча каблучками. – Сегодня мы не на службе. Сегодня мы просто выпьем. Сразу после полуночи у Серваса зазвонил телефон. Габриэла. Голос у нее был напряженный и обеспокоенный. – Извините, что беспокою вас, но мне показалось, что возле дома кто-то есть… Он сел на постели. – Вы хотите сказать, возле вашего дома? – Да… Я видела за окном какую-то тень… и слышала шум. Он там… Бродит вокруг дома. Это он… Слова налезали друг на друга, и он понял, что она очень часто дышит. Видимо, запаниковала. – Вы закрыли ворота и все застекленные двери? – Да. Все заперто. – А стекло в дверях противоударное? – Да, да… Специально предназначенное, чтобы выдержать попытку проникновения… если он вдруг… попытается вломиться… Последнюю фразу она произнесла очень тихо, словно боялась, что тот ее услышит. Если там действительно кто-то есть… Но психиатр была не из тех, кто боится неизвестно чего. – Не волнуйтесь. Не выходите из дома. Я еду. Он еще не успел раздеться, а потому накинул куртку, надел и зашнуровал ботинки и выбежал из номера. Уже на бегу подумал, что надо, наверное, предупредить Ирен: у него не было оружия, а у нее было. Однако, может, там и нет ничего страшного. Так, игра ночных теней. Просто ночные страхи. Габриэла поджидала Серваса на террасе перед своим ультрасовременным бункером. – Я же вам велел не выходить. Она пожала плечами и потерла руки, покрытые мурашками. – Я вышла, только услышав, что вы приехали.