– Фредерик Розлан… – крикнула Ирен жандарму. – Вы знаете, где он живет? – Конечно. Ангард посмотрел на них, и глаза его расширились. – А что случилось? Вы что-то обнаружили? – Он ближайший в списке, – сказала Ирен. – Ближайший… к чему? – Ближайшая жертва. Ну? Где он живет? Жандарм повернулся к домам, стоящим по ту сторону площадки, за группой с транспарантом. – Тут, рядом. Вон, среди тех небольших домиков… А это еще что такое? Они тоже увидели. Там, над домами, как над костром, взлетали снопы искр. Но это не были искры праздничного костра… Над одним из торговых павильонов теперь разгоралось зарево пожара. Огонь пульсировал, как неровно бьющееся сердце. – Вызывайте пожарных! – крикнула Ирен Ангарду и помчалась через площадку. На бегу она быстро взглянула на Серваса, и тот отозвался: – Я с тобой! Ирен бросилась в толпу, обогнула костер и прямиком понеслась на группу Уильяма Геррана, который ее увидел. – Расступитесь! – кричала она. – Дайте пройти! Сервас сначала подумал, что они откажутся повиноваться, но, поняв, что дело тут не в них, вся компания быстро расступилась перед Ирен, как Красное море перед Моисеем. Она пробежала мимо низких каменных стенок, окружавших садики при небольших квадратных домах, какие тысячами строили после Второй мировой войны. Потом, держа телефон в руке, помчалась по переулку, где сквозь растрескавшийся асфальт пробивалась растительность. Дом стоял третьим на улочке. Соседи уже собрались и держались на почтительном расстоянии. Из открытых окон вырывалось пламя, кверху поднимался крутящийся столб черного дыма. Едва они добежали до входа, как послышались сирены пожарных машин. – Дьявол! – вскрикнула Ирен. Толкнув заржавевшую калитку, она влетела в садик и тут же затормозила перед зияющей застекленной дверью. Сервас остановил ее, схватив за локоть. Внутри полыхал пожар. Пламя вырывалось отовсюду. Он загородился рукой от жара. – Ты не сможешь войти, – сказал он. – Но я уверена, что он там, в доме! – Ты уже ничего не сможешь сделать, Ирен! В это пекло никак нельзя! В переулок быстро въехала пожарная машина. Фары на мгновение ослепили их, и они загородились от вращающихся на крыше автомобиля фонарей, ярко освещавших фасады домов и собравшихся зевак. Пожарные в форме выскочили из машины и подбежали к ним. Двое из них уже подсоединяли наконечники к брандспойтам. – Я думаю, там внутри кто-то есть! – крикнула Ирен бригадиру пожарных. – Хорошо, хорошо! Отойдите в сторону! Выйдите из сада и не мешайте работать! Молодой компьютерщик из региональной технической службы слушал в «Ютубе» Моррисси[70]. Альбом «Воксхолл и я». Ладно, допустим, сейчас Моррисси гордиться особенно нечем. К старости он сделался грязным придурком. Но это все ерунда… А разве ерунда его золотой голос, когда он поет «Теперь мое сердце довольно»[71]? Кто лучше Моррисси мог подобрать слова к его сердечной боли, к одиночеству, к хандре, которая его охватывает, едва он проснется, к депрессивной уверенности, что он принадлежит к семейству лузеров, кому жизнь никогда не улыбалась? И потом, разве Ноэл Галлахер[72] не сказал: «Сколько бы ни было написано о любви, ненависти или дружбе, он все равно скажет лучше. Потому что он лучший бард всех времен»? Вот так-то, черт тебя дери, Моррисси… Он огляделся вокруг. Можно подумать, что все разошлись по домам. Жандармерия опустела. Парень крутнулся на стуле, вгляделся в экран. Все оказалось дольше, чем он рассчитывал. Порты и уязвимости он просканировал. Настало время перейти к атаке. Он не был истинным хакером. До сегодняшнего дня он занимался только тестовыми вторжениями в виртуальные объекты атаки, подготовленные инструктором. Эта атака будет для него первой реальной. В жаргоне хакеров есть выражения белые шляпы и черные шляпы, джедаи и ситхи. Джедаи – это «хорошие мальчики», хакеры этичные. Ситхи – «плохие мальчики», хакеры агрессивные и недобрые. И сейчас ему, джедаю в белом головном уборе, пришло время на практике осуществить все, чему он научился. 57 – Внутри тело. Ирен посмотрела на бригадира пожарных. Сервас видел, как она потрясена. И в жаркой, недвижной ночи настал миг всеобщей полнейшей апатии, когда никто не смог вымолвить ни слова. Все началось заново… И они не смогли этого предотвратить. Они опять приехали слишком поздно. Им не удалось его спасти. Сервасу хотелось кричать. Они отдали и себя, и свое начальство в лапы прессы. Так сказать, оказались не на высоте. Теперь потребуют заменить их, чтобы полетели их головы. На помощь Кастеня рассчитывать нечего: прокурор опять попытается обезопасить себя. Но это все вещи второстепенные. Главное – погиб человек. И они не смогли предотвратить убийство. Внутри у него все перемешалось: ярость, печаль, разочарование… Над переулком стлался тошнотворный запах мокрой гари. Из калитки на асфальт, заросший травой, как паршой, вытекали потоки черной воды. От крыши поднимались десятки мелких дымков. С площадки все еще долетали звуки праздника. Толпа не заметила драмы, разыгравшейся меньше чем за полчаса в нескольких десятках метров. Пожарным удалось нейтрализовать и загасить огонь и не дать ему охватить весь дом. Но Фредерик Розлан погиб. Это его тело обнаружили в доме. – Вы снова потерпели поражение, – холодно сказала Изабель Торрес Ирен и Сервасу, буквально расстреляв их взглядом. – И последствия коснутся нас всех. Она подошла к ним, когда подъехали пожарные. И именно она приняла решение не прерывать праздник: лишние зеваки тут были ни к чему. – А мне еще предстоит разруливать эту паршивую ситуацию. Сервас заметил, что мэр нервничает. Как и всякому хорошему политику, ей было свойственно считать себя центром мира. «Однако мир хранит хорошие воспоминания о политиках прошлых времен», – подумал он. – С этого момента здесь место преступления, – заявила Циглер, не обращая внимания на все реплики и обращаясь к зевакам, стоявшим поодаль. – Эта зона будет огорожена. Она достала телефон, чтобы запросить помощь, но его экран вдруг засветился. – Ангард? – Делайе появился, он здесь, – объявил в трубке жандарм. Циглер тряхнула головой. – Что? – Жильдас Делайе… Я его вижу. В нескольких метрах от меня… В толпе… Ирен нахмурилась. – А что он делает? – Ничего… Вид у него какой-то растерянный. Озирается кругом. Она ушам своим не поверила. – Хватайте его! – крикнула она в трубку. – Сейчас же! Мы идем! Делайе, – бросила она Сервасу, – он там, на площади… Она ринулась бегом обратно на площадь. Сервас быстро взглянул на Изабель Торрес, потом на бригадира пожарных и кашлянул. – Оставляем вас разруливать эту паршивую ситуацию, – поддел он мэра. А после счел своим долгом догнать Ирен. – Что вы делаете?! – визжал Жильдас Делайе в наручниках. – Что вы делаете?! Он чуть не плакал. Все смотрели на них и отходили в сторону. Толпа следила за каждым их движением, и Сервас с тревогой наблюдал за группой Уильяма Геррана: они тоже не упустили ни одной мелочи в ходе ареста учителя. «Праздник достиг апофеоза», – сказал себе Сервас. – Что вы делаете? – все повторял Делайе, пока его вели в жандармерию, располагавшуюся в трехстах метрах отсюда. – Что это у вас? – спросила Циглер, указав на его перевязанную правую руку. – Я обжегся! – Вы… что?