— Кто это? — Думаю, это смесь Глории Оллред с Халком… хотя последнее не относится к внешности, а скорее к характеру, если ее разозлить. Ее не было в Атланте, но она позвонила мне вчера в десять часов вечера. Я был уже в пижаме. Женщина, с которой я не имел дел. (Глории Оллред родилась: 3 июля 1941 г. (75 лет), Филадельфия, Пенсильвания, США, самый известный адвокат-женщина Америки.) Лейн мог только представить. — Они не теряли времени зря, я вижу. Сколько они хотят? Семюэль Ти поднял свой стакан. — Знаешь, это на самом деле лучший бурбон, который я когда-либо пил. Такой насыщенный, бога… — Сколько? Глаза Сеамюэля Ти. переместились на журнальный столик. — Половину, записанного на твое имя, что составляет около восьмидесяти миллионов долларов. — Она рехнулась? — Да, но перефразируя Шанталь, у нее имеется информация, которую ты не хотел бы, чтобы о ней узнала пресса, — Лейн ничего не ответил, и Семюэль Ти. указал на очевидное: — ее беременность — это большая проблема в этой ситуации… в другой ситуации, я мог бы воспользоваться этим, чтобы уменьшить алименты. — Ее будущий ребенок всего лишь один проблемный вопрос. — Из-за этого твой отец покончил жизнь самоубийством? — тихо спросил Семюэль Ти. — Не знаю, — Лейн пожал плечами, думая, что ему нужно подготовить чертовый список. — Как бы то ни было, я не соглашусь на такие условия, Семюэль. Этого не случиться. — Послушай, мой тебе совет, особенно учитывая… обстоятельства ее и твоего отца? — Семюэль Ти, казалось, еще сделал один глоток бурбона. — Я думаю, что тебе следует заплатить деньги… честно я сам не могу поверить, что такое говорю. Я был готов бороться с ней за все, кроме обручального кольца, которое она может оставить себе. Но репутация вашей семьи должна остаться непоколебимой. Я знаю, что это ударит по вашей прибыли, но с бурбоном, продающемся сейчас, за три года, а может и меньше, ты вернешь себе все. Сейчас не время занимать такую принципиальную позицию по многим причинам… особенно если ты решил двигаться вперед со своей садовницей. — Она ландшафтный дизайнер, и не только садовник, — проскрипел Лейн. Семюэль Ти поднял ладони. — Прими мои извинения, что касается Шанталь, я подготовлю жесткий договор о неразглашении, заставлю ее отречься от родительских прав со стороны отца и обеспечу не возможность контакта для нее или ребенка с любым, живущем под этой крышей… — Даже если Шанталь подпишет нечто подобное, я не подпишу документы на развод. — Лейн, не будь ослом. Эта женщина из тех адвокатов, которая будет выискивать информацию о тебе и твоей семье, сообщая ее прессе, ты готов к этому? Твоя мать не знает о беременности, не так ли? — Лейн отрицательно покачал головой, Семюэль Ти продолжил: — Тогда давай сделаем так, чтобы она как можно дольше об этом не узнала. Лейн представил женщину, которая родила его, лежащую наверху в одурманенном состоянии на шелковом постельном белье. Унего существовал соблазн поверить, что он мог удержать ее изолированной от этого дерьма, но медсестры, ухаживающие за ней круглыми сутками, жили в этом мире, читали газеты, слушали радио и в конце концов, имели свои телефоны, где можно было найти все. Но существовала гораздо большая проблема, чем эта. Ирония заключалась в том, наливая Family Reserve в свой стакан, он сказал: — У нас нет денег. — Я знаю, что есть пункт расточительства, что касается твоего трастового фонда. Мой отец вставил его туда. Но он имеет силу только, если ты получишь иск от третьего лица. В твоем случае, твой трастовый фонд может сделать план выплат. В конце концов, купить молчание, вероятно, будет дешевле, чем информация в прессе. У тебя очень придирчивые и дотошные управители трастового фонда, которые стоят за чистоту семейных уз, не воспринимая любовниц, а тем более вопрос самоубийства для них является уголовной слабостью… — У нас имеются более серьезные проблемы, Семюэль Ти., чем беременность. Почему ты думаешь, Джина выходит замуж за Ричарда? — Потому что ей нужен мужчина, которого она сможет контролировать. — Потому, что ей нужны деньги. При других обстоятельствах было бы забавно смотреть на замешательство, которое произошло на лице его старого друга. — Что ты…? Простите, что? — Мой отец покончил жизнь самоубийством по многим причинам, и кое-какие связаны с финансами. Он создал ху*еву тучу проблем, я не могу даже оплатить бытовые счета, и боюсь, что компания «Брэдфорд бурбон» не имеет сейчас наличных. У меня, буквально, нет денег, чтобы заплатить Шанталь сейчас или со временем. Семюэль Ти. покрутил свой бурбон в стакане, затем произнес: — Прости меня, но… я не в состоянии это переварить. Что насчет трастового фондового твоей матери? Насчет… — Мы должны на данный момент шестьдесят восемь миллионов. Это наш личный долг. И мне кажется, что это только верхушка айсберга. Семуэль Ти. моргнул. Потом протянул свой пустой стакан. — Прошу тебя, можно мне еще немного? Лейн налил своему другу и себе. — Здесь у меня находится мой друг из Нью-Йорка, который пытается прояснить ситуацию. Джефф Стерн, ты должен помнить его по университету. — Хороший парень. Он не пил, как южанин, но в другом смысле, он классный. — Он находится наверху и просматривает счета компании, пытаясь выяснить, насколько все плохо. Было бы ошибкой считать, что мой отец не присвоил себе почти все. Около года назад он сделал мою мать недееспособной, и она подписала ему опекунство… только Бог знает, осталось ли что-нибудь. Семюэль Ти помотал головой. — Ты хочешь услышать мои соболезнования или то, что я на самом деле думаю? — Лучше честно. — Жаль, что твоего отца не кокнули. — Прошу прощения? Хотя нет смысла спорить с тобой… я хотел бы быть тем, кто это сделал. — В большинстве случаев политика не позволит тебе забрать его деньги, если это самоубийство, но если кто-то убил его? Пока ни один из бенефициаров не наложил лапу на его деньги, поэтому они будут твоими. Лейн засмеялся. Он ничего не мог поделать. — Знаешь, это не первый раз, когда я наивно думал об убийстве, когда дело доходило до этого человека… С улицы послышался ужасный вопль, как выстрел. — Какого черта? — рявкнул Семюэль Ти., они оба вскочили на ноги. Глава 9 — Scheisse! Meine Güte, ein Finger! Ein Finger… (Черт! Боже мой палец! Палец…) Лейн выскочил из дома с Семюэлем Ти. его бурбон выплескивался из бокала, и он в конечном итоге выплеснул его в кусты, перепрыгивая через каменные ступеньки. Справа от них Лиззи скорчилась над ямой, которую выкопала для плюща, рядом уже сидел в земле, посаженый плющ, а ее партнер Грета продолжала кричать на немецком языке и указывать на яму. — Что случилось? — спросил Лейн, спустившись. — Это…, — Лиззи сняла шляпку и посмотрела на него. — Лэйн… у нас проблема. — Что… — Палец, — Лиззи кивнула на только что выкопанную ямку. — Я на самом деле не думаю, что это палец. Лейн покачал головой, словно ее слова не имели никакого смысла. Он опустился на корточки перед ямкой. Еще больше наклонившись, чтобы поближе рассмотреть в маленьком углублении земли… Святое… дерьмо. Это был палец. Человеческий палец. Он был в грязи, но было видно, что он был целым… мясистым, хотя и распух, поскольку был отрезан или… оторван, или еще что-нибудь. Ноготь был по-прежнему плоский и белый, как и сама кожа, но в месте, где он был оторван или отрублен был чистый срез, мясо внутри было серое, с бледной костью внизу. Но что действительно его заинтересовало. Тяжелое золотое кольцо, которое красовалось на этом пальце. — Это кольцо моего отца, — сказал он совершенно спокойно. — О… черт, — прошептал Семюэль Ти. — Просите и дастся вам. Лейн похлопал себя по карману и достал телефон, но не набрал номер. Вместо этого он посмотрел вверх, еще выше, потом еще выше… и увидел окно спальни матери прямо над этим местом, где был найден палец в земле. Лиззи опустила руку ему на плечо и сжала, Лейн взглянул на нее.