Брат прав, Юэлю абсолютно плевать на сервиз и бокалы, да и на все остальное тоже, но от него не ускользнуло, что большую ценность для Бьёрна представляют только те немногие вещи, которые что-то стоят в деньгах. Юэль кладет телефон в карман. Открывает дверь машины и выбегает на парковку «Сосен». Запах мокрого асфальта теплый и тяжелый. Джинсы моментально намокают. Крупные капли текут за шиворот свитшота. Юэль перепрыгивает через большую лужу у лестницы и, как только открываются двери, врывается в холл. Звонит в отделение Г. – Мы сделаем вам пропуск, чтобы не пришлось каждый раз звонить, – говорит Элисабет, открыв дверь. Беззаботная улыбка не скрывает раздражения Элисабет. Чтобы не пришлось каждый раз звонить и нам мешать. Где-то вдалеке Юэль слышит музыку. Акустическая гитара. Разрозненный хор пожилых голосов. Мокрые кеды «Converse» скрипят о ламинат в коридоре. Юэль снимает свитшот, пока следует за Элисабет в кабинет, где встречался с ней в прошлый раз. Низкие стеллажи забиты папками. Стулья обиты зеленой колючей тканью. Единственное украшение кабинета – плакат Лассе Оберга3 с Микки Маусом в рамке. Юэль получает белую пластиковую карточку, Элисабет дает ему бумагу и показывает строчку, где надо поставить подпись. – Спасибо, – благодарит Юэль. – Надо было зайти к вам и решить этот вопрос в первый же день. Просто было слишком… много всего. – Разумеется, – кивает Элисабет. – Вы написали письмо о маме? – К сожалению, нет. Сейчас раздражение Элисабет становится очевидным. Юэль снова благодарит ее. Возвращается в коридор отделения Г. Приближается к залу, и здесь песня слышится еще отчетливее. Юэль заглядывает в атриум и видит парня, сидящего на табуретке. Когда он смотрит на струны, белокурая прическа «паж» закрывает лицо. Пальцы у него длинные и худые, загорелые предплечья. В зале почти нет мест. Море седых голов. Должно быть, тут собрались старики из всех четырех отделений. Юэль видит блаженную улыбку Лиллемур. Она раскачивается взад-вперед, сложив руки на груди. Юэль остается стоять в коридоре. Ищет взглядом маму. То и дело возвращается к парню с гитарой. К рукам с длинными, худыми пальцами. К нему так давно никто не прикасался. Возможно, иначе он не чувствовал бы себя таким потерянным и смог бы отогнать ощущение нереальности. За одним из столов Юэль замечает маму. Она и Нина смеются, наклонившись друг к другу. Юэль чувствует что-то… не совсем зависть, не совсем горе. Это ощущение ему знакомо. Нина всегда могла разговаривать с мамой так, как не мог он. Словно у них один родной язык, а он и мама пытались говорить на языке, которым никто из них толком не владел. Глаза Нины того же цвета, что и голубая униформа «Сосен». Сегодня она выглядит моложе, чем вчера. Напряжение пропало с ее лица, ушло из движений тела. Юэль размышляет, не подождать ли маму у нее в квартире, но это было бы слишком патетично. Он протискивается в зал. Видит поющие беззубые рты, тела, раскачивающиеся туда-сюда в инвалидных колясках. Некоторые старики отбивают такт. Парень с гитарой сменил песню, а Юэль даже не заметил. Ему кажется, что публика долго ждала, чтобы ее услышать. Только у одной старушки несчастный вид. Это самая крошечная женщина, которую он когда-либо видел, хрупкая, похожая на птичку. К груди она прижимает потрепанную мягкую игрушку. И, кажется, тихо с ней разговаривает. Нина поднимает глаза, когда Юэль подходит к их столу. Ее взгляд холоден и тверд, похож на удар кувалдой в лицо. Юэль потрясен, осознав, что она действительно его ненавидит. Ему всегда казалось, что, если они встретятся снова, Нине будет стыдно. Что она будет просить прощения. Но в ее описании истории мерзавец – он. Он спас меня от тебя. – Юэль! – радостно восклицает мама. – Если ты занята, я могу прийти попозже, – говорит он, косясь на Нину. – Еще чего! Мы пойдем ко мне – здесь слишком шумно. Нина не меняется в лице. Мама похлопывает сына по руке и встает. Юэль выходит перед ней из зала и всю дорогу думает, провожает ли Нина его взглядом. Припев звучит снова. Парень отрывает взгляд от гитары и улыбается восторженной публике. Он гораздо моложе, чем думал Юэль. Слишком молод. В коридоре наступает облегчение. – Хочешь, я закрою за собой дверь? – спрашивает Юэль, когда они заходят в мамину квартиру. – Не надо. Пусть будет слышно. Юэль садится на диван. Пытается придумать, что сказать. – Ночью ты хорошо спала? – Думаю, да. Ничего не помню, так что, наверное, да. Мама улыбается. Из коридора доносятся первые аккорды новой песни, и она кажется ему знакомой. – Теперь, когда я знаю, что Нильс вернулся, я сплю очень хорошо, – говорит мама. Юэль бросает взгляд в прихожую. – Папа сейчас здесь? – спрашивает он. – Нет. Ты же и сам, наверное, видишь, что его тут нет. Юэль кивает. Мама вроде не обиделась. На ее лице мечтательное выражение. Она довольна. – Где он? – продолжает Юэль. – В смысле, когда его здесь нет? Кажется, мама задумывается. – Он спит, – отвечает она. – Он еще слаб. Ему надо беречь силы. Юэль размышляет, каким будет следующий шаг, если папа так и останется ее воображаемым другом. Они будут приглашать на чай? Мама будет выставлять для него небольшое блюдо с печеньем? Он подавляет нервный смешок. Сосредоточивается на песне, которая эхом разносится по коридору. Теперь он вспомнил. Это старый хит его подростковых лет. Старики подпевают, хотя и без особого энтузиазма. Юэль смотрит на инкрустацию на спинке дивана, такую же, как на маминой кровати дома. Думает о дедушке, которого тоже никогда не знал. Всего за пару лет мама потеряла и отца, и мужа и осталась одна с двумя детьми. Внезапно Юэль осознает, как ей, должно быть, приходилось трудно. Умом он, конечно, всегда это понимал. Но сейчас впервые прочувствовал. Мама следит за тем, как Юэль рассматривает деревянный узор. – Под конец отцу стоило немалых сил продолжать столярничать, – говорит она. – Видел бы ты его пальцы. Она сгибает собственные пальцы, чтобы показать, что имеет в виду. – Я всегда волновалась, что его плохие суставы передадутся по наследству вам, – задумчиво продолжает она. – Сейчас, конечно, все иначе. Для всего есть лекарства. Знаешь, что с ним делали, когда он еще жил на севере в Онгерманланде4? Тогда он работал в лесу. О больничном даже речи не было. Приходилось ездить на велосипеде всю дорогу от Хокшён до больницы в Эстерсунде, и там ему вправляли суставы… Юэль никогда не слышал эту историю. Его накрывает волна тошноты, когда он представляет себе хруст дедушкиных пальцев. – А потом он на велосипеде ехал обратно, – заканчивает мама, вздыхая. – Это правда? – слышит Юэль собственный голос. Мама раздраженно смотрит на него: – Ты что, думаешь, я тебе лгу? Отцу тогда было немного за тридцать. Как раз после этого они с мамой решили перебраться на юг. – Она качает головой. – На севере им не на что было жить – такая беднота вокруг! Скудные поля не давали никакого урожая. Только представь себе, до приезда сюда они никогда не видели водопровода в доме. Разве это не поразительно? Теперь они ступили на хорошо знакомую территорию. Бедность бабушки с дедушкой всегда была частью жизни Юэля, она незримо присутствовала в призывах никогда не выбрасывать еду, ни на что не жаловаться и не забывать, что ему в жизни повезло. Вдруг мама вздрагивает. Смотрит в прихожую. И расплывается в улыбке. – Передам, – охотно говорит она, переводя взгляд на Юэля. – Твой папа пришел. Юэль ждет. Слышит, как за пределами квартиры допевают песню. В окно барабанит дождь. – Нильс хочет тебя поблагодарить, – говорит мама. Юэль неуверенно смотрит на нее: – За что? – Нильс очень рад, что мы сюда переехали. Он считает, что в доме стало слишком одиноко. Юэль чувствует, как в груди зарождается осторожная надежда. Он ведь понимает, что на самом деле мама говорит о себе, хотя и не знает об этом. Фантазии о папе подобны зеркалу, которое она держит перед собой. «Папа» рассказывает ей о том, что она чувствует. – Точно? – спрашивает Юэль. Мама уверенно кивает: – Ему нравится навещать остальных здешних жильцов. Он уже завел новых друзей. Юэль смотрит в прихожую. Улыбается висящим там пальто. – Замечательно, – говорит он. – Я за него очень рад. Нина