– По правде говоря, нет. – Она пыталась противостоять одному из посланников Господа. Юэль почти завидует Лиллемур. Ее жизнь, должно быть, так проста. Никаких сомнений. Ей не нужны наркотики. Вместо этого у нее есть ангелы, которые помогают выносить окружающий мир. Юэль уходит оттуда. – Господь всегда находит способ достучаться до наших сердец! – кричит ему вслед Лиллемур. Юэль проходит мимо общего зала. Быстро отворачивается, когда видит, что Нина убирает посуду после обеда. Он не уверен, что смог бы скрыть от нее, что находится под кайфом. Не хочет лить воду на ее мельницу. Продолжает идти по коридору. Слышит слабое: Зовут Эдит… проходя мимо открытой двери в одну из квартир. Останавливается около квартиры Г6. Лиллемур все еще стоит в коридоре и наблюдает, как Юэль, сделав глубокий вдох, заходит. Мама сидит в постели и смотрит в окно. Еще больше похудевшая всего за несколько дней. Юэль смотрит на гипс, и ему хочется плакать. Мама такая хрупкая. Ангел-хранитель Лиллемур может убираться к черту. Кажется, комната искривляется, и Юэль понимает, что кровать опустили настолько, что ее нижняя часть почти касается пола. – Мама? Юэль смотрит на ее профиль. Челюстная кость отчетливо проступает, образует острую линию. – Мама? Как ты себя чувствуешь? Моника поворачивается к сыну. Глаза ввалились еще больше. Взгляд матери сверлит Юэля. Выворачивает наизнанку. Юэль пятится на шаг назад. Перестать параноить, Юэль. Он пытается отвести глаза, но не может – мама держит его цепким взглядом. Мурашки пробегают по голове Юэля. Он откашливается. Опускается в кресло. Уголок рта у мамы тянется вверх в кривой улыбке. Она не моргала. Ни разу. – Хочешь, открою окно? – предлагает Юэль. – Здесь немного душно. Мама смеется. Смех глубокий, грудной. – Я знаю, что ты сделал, – произносит она. – Ты этого даже не помнишь, но я отсюда все вижу. Голос срывается, кажется, он двоится, словно звучат два голоса, словно два набора голосовых связок одновременно вибрируют, касаясь друг друга. Мурашки расползаются вниз по шее Юэля, потом по спине. – О чем это ты? – удивляется он. – Ты никогда не сможешь бросить. Ты так слаб. Моника видит, что сын под кайфом? Раньше она никогда не замечала этого. Или только делала вид? Юэль хочет встать, чтобы уйти отсюда, но ноги его не держат. И она все еще не моргнула… – Мама… – Ма-а-а-а-ма, – передразнивает Моника. – Я не твоя мама. Больше нет. Слава Богу! Ты был мне отвратителен с тех самых пор, как вылез из моего тела. Ты этого не понял? Вряд ли мне удавалось настолько хорошо это скрывать? Она говорит все быстрее. На губах раздуваются и лопаются пузыри слюны. – Хватит, – просит Юэль, но мать не реагирует. – Пожалуй, я с самого начала знала, что из тебя вырастет. Видела, как ты смотришь на мужчин. Понимаешь, как мне было стыдно? Юэль встает на ноги. Берется за бортик кровати, чтобы удостовериться, что не упадет. – Хватит, – повторяет он. – Я чувствую запах его грязи в твоем дыхании, – продолжает говорить Моника. Юэль качает головой. Отступает на несколько шагов. Опрокидывает стул, и в этой маленькой комнате удар звучит неестественно громко. Юэль оборачивается. Чувствует, как взгляд матери буравит ему затылок. Видит ее пустые глаза. – Ты должен был удостовериться, что он жив, да? – говорит Моника, и в этот момент Юэль готов поклясться, что звучат несколько голосов. Что-то внутри него опускается. Все быстрее. Свободное падение! Юэль идет в прихожую. Слышит мамино надрывное дыхание все ближе, словно она стоит у него за спиной и протягивает руку, чтобы схватить его за футболку. Внутри Юэля нарастает паника, когда он нажимает на дверную ручку и распахивает дверь. Коридор ошеломляет его своей обыденностью. Юэль бросает взгляд через плечо и видит, что прихожая за ним пуста. Конечно! Только пальто и куртки висят на крючках. Отсюда не видна кровать, но Юэль все еще слышит мамино дыхание. И он закрывает дверь. Нина Чик-чик. Смешок. Чик-чик. Смешок. Чик-чик. Смешок. – Будьте осторожнее, чтобы я вас не поранила, – говорит Нина и опускает бледную жилистую ногу на матрас. – Мне же щекотно! – восклицает Вера. Но сжимает губы и храбро кивает. Нога лежит спокойно. Чик-чик. Маленький отрезанный кусочек ногтя, жесткий и желтый, летит над простыней. Вера дергает ногой и снова хихикает. Выглядит виноватой, когда Нина косится на нее. – Одна нога готова, – говорит Нина, убирает кусочек ногтя и осторожно берется за другую ногу. Но как только она касается большого пальца, Вера начинает причитать и пинаться. – Ой, не могу! – кудахчет она. Нина смеется. Дагмар похрюкивает в своей постели, и когда Нина смотрит туда, ее встречает беззубая усмешка. – Если и дальше так пойдет, будете помогать мне держать сестру, – говорит она. Усмешка Дагмар становится еще шире. Нина снова поворачивается к Вере. – Готовы? – спрашивает она, и Вера кивает. Нина захватывает ноготь на большом пальце стальным клювом ножниц. И как раз собирается отрезать его, когда слышит в коридоре пронзительный вопль. Вымученный, почти нечеловеческий. Вера с беспокойством смотрит на нее. – Я сейчас вернусь, – говорит Нина и встает. Дагмар хрюкает и весело смотрит на нее. На секунду Нина уверена, что Дагмар знает, что произошло. Крик затихает, но возвращается с новой силой. Сейчас кажется, что кричат двое. Нина прислушивается и понимает, что голоса доносятся из квартиры Г6. Моника. Лампы в квартире выключены, но в окно льется мутный послеобеденный свет. – Ау? Что здесь происходит? – спрашивает Нина, заходя в комнату. Моника стоит на четвереньках в кровати. Спина изогнута. Голова зарылась в подушку. Лиловая ночная рубашка доходит только до середины бедра. Кожа Моники обвисшая и морщинистая. Нина бросает быстрый взгляд на открытую дверь в ванную. Внутри никого. Она уверена, что слышала два голоса. Моника поднимает глаза. Рот ее широко открыт, лицо искажено гримасой. Она встречается взглядом с Ниной и начинает плакать. Кажется, силы покинули ее. Она падает на бок. Прячет лицо за здоровой рукой. – Как у вас дела? – спрашивает Нина так мягко, как только может. Она осторожно берет Монику за руку и опускает ее. Лицо, скрывавшееся за рукой, красное и мокрое от слез. – Я больше не хочу, – тихо говорит Моника. – У меня больше нет сил.