– О чем вы? У вас что-то болит? Моника мотает головой. – Расскажите. На что у вас нет сил? – Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое, – говорит Моника. – Но он не оставляет. По рукам Нины бегут мурашки. Голоса. Здесь было как минимум два голоса. Разве нет? – Кто? – спрашивает она. Нина осматривает комнату, хотя отлично знает, что спрятаться здесь негде. Моника медленно поднимает глаза. Темно-серые когда-то, они кажутся такими светлыми, словно слезы вымыли из них весь цвет. Нина протягивает руку, чтобы погладить старушку по щеке. Моника молниеносно ее отбивает. У Нины возникает детское чувство обиды. Но Моника тоже выглядит несчастной. – Уходи, – говорит она. – Уходи отсюда. – Нина мотает головой, и Моника разочарованно вздыхает: – Ты должна. Пока… Она хмурит брови. Закрывает рот. – Пока что? – спрашивает Нина. Моника отводит взгляд и проводит рукой по гипсу: – Пока он не вернулся. Это похоже на страх Анны незадолго до смерти. Нина сглатывает. Она не позволит втянуть себя в это. Не будет выдумывать небылицы. Но она должна знать, что испытывает Моника, чтобы помочь ей. – Кто он? – спрашивает она. – Оставь меня в покое. Пожалуйста, Нина. – Вы не можете рассказать? Нина не понимает, почему Моника упрямится. Она заставляет старушку погрузиться глубже в свои параноидальные фантазии. Это всего лишь фантазии. Когда Моника снова поднимает глаза, они горят нетерпением. – Убирайся! – кричит она. – Убирайся! Нина понимает, что если останется, то только ради себя. По какой-то причине ее присутствие злит Монику. – Если вы уверены… – начинает она. – Пошла вон! – опять кричит Моника. – Иди разыгрывай из себя хорошую девочку в другом месте, не желаю больше тебя видеть! Нина спешит выйти из квартиры, сердце колотится в груди. Она видит, как из холла в коридор заходит Сукди. У нее как раз начинается смена. А смена Нины почти закончилась. Они встречаются около комнаты для персонала. – Что-то случилось? – спрашивает Сукди. Нина кивает: – Монике трудно. Можешь заходить к ней почаще сегодня вечером? Она заглядывает в комнату для персонала. Рита сидит за столом с чашкой кофе и журналом, ждет конца смены. Гораны, которая должна работать вместе с Сукди, пока не видно. – Кстати, о Монике… можно тебя кое о чем спросить? – тихо говорит Сукди и жестом предлагает Нине немного отойти от двери. Видно, что ей некомфортно, и Нине не хочется ее слушать. Больше никаких тревожных новостей о Монике, только не сейчас, после того что только что случилось. – Конечно, – говорит она. Как хорошая девочка. – Это так нелепо, – начинает Сукди. – Просто я не могу понять одну вещь. Я ведь никогда не рассказывала тебе о своем отце? Нина непонимающе смотрит на нее: – Твоем отце? Нет, не думаю. Ей даже не надо копаться в памяти. Сукди – единственная в «Соснах», кто оберегает свою личную жизнь так же, как она сама. Единственная, кто не обсуждает в подробностях мужей и жен, измены, безнадежных родителей и неблагодарных детей. – Осенью он возвращается в Сомали. Пока не слишком состарился, – говорит Сукди, и по ее лицу пробегает тень скорби. – Он не хочет зависеть от шведской системы здравоохранения, когда больше не сможет справляться самостоятельно. – У вас там остались родственники? – У него есть двоюродные племянники, у которых он будет жить. Они виделись всего пару раз, но в Сомали все иначе. Там заботятся о своих стариках. – Но… но разве там сейчас безопасно? – спрашивает Нина, и ей стыдно, что она понятия об этом не имеет. – Отец говорит, что да. Я никогда там не была. Так что не знаю. Сукди пытается скрыть беспокойство, но получается не совсем удачно. И Нина понимает, что Сукди долго носила это в себе, а она ничего не замечала. – Папа говорит, что там будет чувствовать себя более защищенным, чем в Швеции, – продолжает она. – В последние годы все так изменилось. Нине остается только кивать в ответ. Все это кажется просто невероятным. Конечно, она знает о том, что происходит, из Интернета, но ей всегда кажется, что в реальности такого не происходит. По крайне мере, в ее реальности. Тем не менее за весну сгорели три квартиры для ожидающих убежища. И Нина помнит, как все было уже в девяностые годы. Что говорили в школе. Тогда отправлять домой хотели выходцев из Югославии, иначе они продолжат вести войну на шведской земле. И она знала, что говорят о Юэле. Что такие, как он, истребят все население СПИДом. – Как бы там ни было, – говорит Сукди. – Моника знает об этом, и я просто не понимаю откуда. Я подумала, вдруг я что-то сказала тебе, а потом забыла об этом. – Нет. А Файзал не мог ей рассказать? Той ночью, когда подменял здесь Юханну? – Он говорит, что ничего не рассказывал. И я не могу себе представить, по какой причине он вдруг заговорил бы с Моникой о моем отце… Голос Сукди затихает. На губах улыбка, очевидно вымученная. – Не важно, – говорит она. – Забудем об этом, ладно? Решительный блеск в глазах Сукди заставляет Нину думать, что это не вопрос. Они вместе заходят в комнату для персонала. – Я не собираюсь ждать здесь, пока Горана соизволит появиться, – сообщает Рита, демонстративно листая журнал. – Вообще-то у меня есть другие дела, даже если для некоторых это не имеет значения. Сукди закатывает глаза за спиной Риты и наливает кофе в две чашки. Протягивает одну Нине, та берет ее и садится за стол. Все как всегда. По крайней мере, так Нине кажется. Она пытается ухватиться за эту мысль. Но, открыв папку и приступив к передаче смены, Нина замечает, что Сукди думает совершенно о другом. Если Моника знает то, что не должна знать, об отце Сукди, может, и сказанное о матери Нины тоже правда? Могу сообщить, что она тобой недовольна. Юэль Он все еще сидит на парковке «Сосен». Смотрит на мамино окно. Секунду назад он видел там Нину. О чем они говорили? Мама и ей рассказала? Откуда мама знает? Хватит думать об этом, Юэль. У тебя отходняк. Ты все равно ни к чему не придешь. Только тревога усилится. Конечно же она не знает. Это все твое воображение. Юэль закрывает глаза. С силой трет их. Замечает множество пестрых точек на черном фоне. Они выплескиваются, меняют форму, приближаются к нему и снова отдаляются. Юэль продолжает сидеть. Борется с желанием отправить сообщение Кате. И вдруг подскакивает от резкого постукивания в боковое стекло. Девушка, которая работает в «Соснах», серьезно смотрит на него, наклонившись вперед и уперевшись одной рукой в крышу машины. В поле зрения продолжают танцевать точки, прозрачные в белом свете с улицы.