Юэль опускает стекло. В перегревшемся мозгу с бешеной скоростью несутся мысли, но теперь в другом направлении. Что-то случилось, что-то с мамой. – Простите за беспокойство, – извиняется девушка. – Я хотела спросить, не угостите ли вы меня сигаретой? Я забыла свои дома и не успеваю сбегать и купить до начала работы. – Конечно. Юэль выходит из машины. Достает пачку из кармана джинсов и вытаскивает две смятые сигареты. Девушка улыбается ему и выпрямляет протянутую ей сигарету. Улыбка полностью меняет ее лицо. Строгие черты внезапно становятся мягкими. Девушка напоминает Юэлю Нину в молодости, кажется, что перед ним стоит ее темноволосый двойник. – Так почему вы здесь сидите? – спрашивает девушка, затянувшись. Юэль качает головой. Он не может придумать толковый ответ, поэтому решает сказать правду: – У меня сегодня плохой день. – В этом месте таких дней много, – говорит девушка, прислонившись спиной к машине. Юэль смеется и тоже закуривает: – Я догадываюсь. Они курят молча. Девушка совершенно точно не из тех, кто изображает услужливость, но она Юэлю нравится. – Мама сломала руку накануне Мидсоммара, – говорит он. – И до меня не могли дозвониться все выходные. – Знаю. Это я ездила с ней в больницу. Мы с вами говорили по телефону сегодня утром. Юэль краем глаза косится на собеседницу. Задумывается, а был ли он вообще в состоянии формулировать полноценные предложения, когда снял трубку. – Спасибо, что позвонили. – Не за что, это моя работа. Очень жаль, что пришлось сообщать вам плохие новости. По телефону мне показалось, что у вас и без того все сложно. Юэль отводит глаза: – Ужасно типично, что вы не могли меня найти все выходные. – Не переживайте из-за этого, – говорит девушка. – Вы же приезжаете почти каждый день. Знаете, к скольким старикам не приезжают вообще никогда? – Больше мне особо нечего делать. – И все же… Людям наплевать на своих стариков. Знаете, что несколько лет назад пришлось изменить закон о похоронах? Юэль мотает головой. – Сейчас похоронить умершего необходимо в течение месяца. Раньше люди оставляли своих родственников в морге на целую вечность, потому что похороны не вписывались в их гребаную жизнь… Юэль не знает, что ответить, но девушка и не ждет его реакции. – Мы постоянно это наблюдаем. Я хочу сказать, что людям наплевать на своих родственников еще при их жизни. Здесь находиться нелегко, понимаю. И я стараюсь никого не судить. Но хоть иногда вообще-то можно приезжать. Это так много значит для стариков. Хорошо, что вы сейчас здесь. – Мне нужно многое наверстать. Надо было навещать мать, пока она еще была здорова. Девушка пожимает плечами: – Сейчас этого уже не исправить. Просто не будьте так жестоки по отношению к себе. Она тушит сигарету о подошву и прощается. Оставляет Юэля одного у машины. – Я даже не знаю, как вас зовут, – кричит он ей вслед. – Горана. – Юэль. – Знаю. Спасибо за сигарету. Горана бросает окурок в пепельницу на стене и исчезает за входными дверями. «Сосны» Вечером в понедельник курьер привозит Монике букет роз. На карточке написано: «ВЫЗДОРАВЛИВАЙ, МАМА/ СВЕКРОВЬ/БАБУШКА. ОБНИМАЕМ, БЬЁРН И СЕМЬЯ». Жирное пятно на потолке в квартире Г7 вытерли. Новый клиент приезжает во вторник. Улофу всего шестьдесят девять, у него болезнь Альцгеймера. Тонкие, белые как мел волосы образуют венок вокруг лысины, полной пигментных пятен. В «Сосны» Улофа привозит дочь. Она осматривается, пока Элисабет знакомит их с пансионатом. Пытается поздороваться с Дагмар, которая в ответ молча смотрит на нее слезящимися глазами. Моника кричит в комнате рядом с комнатой Улофа. Дочь боится, что сама заболеет той же болезнью, что и отец, боится настолько, что не идет сдавать анализы, направления на которые выписал врач. Она видела рентгеновский снимок Улофа. Мертвые нервные клетки мозга – их миллионы и миллионы – напоминают темную бабочку, которая расправляет крылья. Миллиметр за миллиметром все, чем был когда-то Улоф, погружается в тень. Все произошло быстро, несмотря на препараты, которые должны были затормозить развитие болезни. И все же у Улофа случаются моменты, когда он понимает степень собственного разложения. Потом, когда он перестанет понимать, ему станет легче. По крайней мере, в этом себя убеждает его дочь. Но в данный момент Улоф плачет, и Элисабет, наклонив голову набок, поглаживает его по плечу. – Здесь вам будет хорошо, вот увидите, – говорит она, но смотрит при этом не на Улофа, а на его дочь. В среду Петрус обнаруживает, что в отделении появился новый мужчина, и злится так сильно, что отказывается есть. Вечером в пятницу Нина обнаруживает Лиллемур стоящей на коленях на полу в своей квартире. Ее сцепленные руки воздеты к потолку. Всхлипывая, старушка разговаривает со своим ангелом, просит его снова явить себя, показать, что он не оставил ее. На смену июню приходит июль и приносит с собой очередную череду кажущихся одинаковыми дней. Розы в квартире Моники вянут и отправляются на помойку. Папки персонала наполняются все большим количеством отчетов об агрессивных эпизодах, связанных с ней. Она плюется, царапается, кусается. Однажды вечером ей удается снять с себя гипс, и она бьет рукой по подоконнику в квартире Г6. Кость, которая начала срастаться, снова ломается, и на этот раз в больницу с Моникой едет Рита. Она ведь всего на несколько лет старше меня, думает Рита в ожидании специального такси. Надеюсь, кто-нибудь меня пристрелит, если я стану такой, как она. Юэль Юэль сидит не двигаясь в кресле в маминой комнате. Старается не слушать ставший чужим голос. Элисабет рассказала ему о еще нескольких «эпизодах». Сложно представить себе, что речь идет о маме. Юэлю ее не хватает. Пожилая женщина в постели – не она. – Дай только срок и сам увидишь, – шипит она. – Ты тоже окажешься в таком же месте. Уже недолго осталось. – Она ухмыляется ему. На бледном лице зубы кажутся желтыми, губы сухие. – Ты ведь и сам знаешь. Разве нет? Тебе уже не терпится. Мама. Вернись, мама. Она проводит пальцами по вновь наложенному гипсу на руке. Когда она открывает рот, виднеется серый, испещренный язвочками язык. Словно старая мышь двигается в своей норе. – Твоей мамы здесь нет. Эта сука в конце концов сдалась. И тебе следовало бы поступить так же. Юэль смотрит в окно. Глаза слезятся от света. Снаружи жизнь продолжается как ни в чем не бывало. После Мидсоммара на сельской дороге все больше машин. Начался туристический сезон. Везучие люди, направляющиеся в отпуск, не думают о подобных «Соснам» местах. – Почему ты просто не уедешь отсюда? – спрашивает мама. – Тебе всегда было наплевать на нее. – Она смеется. Хрипло, безрадостно. – Бедная Моника! Совсем одна, о большом доме у нее остались только воспоминания. Ничего удивительного, что она впустила меня. Из грудной клетки вырывается стон. Юэль оборачивается к кровати. Мама замерла под одеялом. Взгляд устремлен на потолок. – Мама? Мама? Как ты? Она тяжело дышит через нос. Передние зубы скользят по шелушащейся нижней губе. Появляется кровь. Юэль встает на ноги: – Я приведу кого-нибудь. Мама открывает рот, словно хочет что-то сказать. Глаза расширяются. Что мне делать, мама? Чего ты хочешь? Под одеялом раздается хруст, это кости и суставы старухи приходят в движение. Голова ее наклоняется назад, так что макушка оказывается на матрасе, тонкая шея выгнута, сухожилия напряжены до предела. Тело выгибается назад дугой и начинает трястись, рот распахивается в молчаливом крике. Стучат металлические детали кровати. На Юэля накатывает волна паники, кажется, будто сердце качает ледяную воду. Мамины пальцы сжимаются, шарят по одеялу и рвут его. Теперь Юэль видит, что на матрас опираются только пятки. Тело матери все сильнее изгибается дугой. Через ночную рубашку проступают тазовые кости. Юэль выбегает из квартиры. Виборг стоит в коридоре, словно давно ждала его. Прижимает к груди лохматую мягкую игрушку. Юэль не обращает на нее внимания. Он видит только Эдит, сгорбившуюся над роллатором.