– Но ведь нам не все равно, – говорит Юэль. Он хочет только, чтобы все это закончилось. Хочет вернуть свою жизнь. Но мама сжимает губы. Не собирается соглашаться на такое. И внезапно внутри Юэля закипает гнев. На нее. На Бьёрна, которого сейчас здесь нет. На таблетки. На всю свою гребаную жизнь. – Хотела бы я понимать, что ты делаешь, – произносит мама. Да я и сам не против, было бы офигенно здорово. – Пойдем, – говорит Юэль, выходя из машины. Солнце жарит вовсю. Ослепляет Юэля. Воздух такой влажный и тяжелый, что в нем ощущается сопротивление. Земля покачивается под ногами. Юэль стискивает зубы, чувствуя приближающуюся тошноту. Достает чемодан из багажника, затем открывает пассажирскую дверь: – Выходи. – Я хочу домой, – говорит мама. – Мне надо быть дома, когда придет твой папа. Чертова старуха, все это ради тебя, как же ты не понимаешь, нет, не понимаешь, потому что ты теперь вообще ничего не понимаешь, ты не можешь заботиться о себе сама, ты же сожжешь дом, или упадешь и разобьешься, или опять уйдешь ночью из дому и тебя собьет машина, или заблудишься в лесу, я не могу заботиться о тебе, я не справлюсь, у меня больше нет сил, прости, тебе всегда хватало сил заботиться о нас, но я не могу. – Обещаю, тебе здесь понравится, – уверяет Юэль. – Но я же не могу просто взять и уехать от Нильса! Что он на это скажет? Он ничего на это не скажет, потому что он МЕРТВ. – Ты можешь хотя бы попробовать? Только на одну ночь. Видимо, Юэль готов сказать что угодно. – Пойдем, – просит он, протягивая матери руку. Как ни странно, она ее принимает и выходит из машины. Смотрит на четырехугольное кирпичное здание и нервно поправляет прядь волос за ухо. Они поднимаются по лестнице, широкие входные двери со скрипом открываются. В холле прохладнее. Пол под Юэлем шатается, и на секунду он сомневается, мама опирается на него или наоборот. Ламинат как будто залит водой, и на ее поверхности плещется рисунок из точек. Здесь две двери. Прямо перед ними дверь в отделение А. Слева – отделение Г. Юэль тянет маму туда и нажимает на звонок. Смотрит сквозь стекло на окрашенный в зеленый цвет коридор внутри. Кажется, он медленно вертится вокруг своей оси. К горлу Юэля подступает тошнота. Ему хочется сбежать отсюда, оставить маму, словно она найденыш, но вот за стеклом появляется завотделением. Быстрые шаги в кроксах, локти энергично двигаются вдоль туловища. Она машет им, и Юэль машет в ответ, делает вид, что трет подбородок, чтобы удостовериться в том, что он больше не двигается. Дверь открывается, и завотделением ослепительно им улыбается. – Добро пожаловать, проходите, – говорит она голосом ведущей детской программы. – Очень приятно познакомиться, Моника. Меня зовут Элисабет, я заведующая отделением и старшая медсестра. Юэль ничего не говорит – боится, что его слова прозвучат неразборчиво. Он осторожно подталкивает маму перед собой. За ними запирается дверь. В коридоре сильно пахнет чистящими средствами, ламинатом и спертым воздухом. Угадывается и слабый, но отчетливый запах застарелой мочи. У Юэля возникает ощущение, что этот запах, сладковатый и душный, никогда не исчезнет, что он пропитал ламинат навсегда. Он неохотно снимает солнечные очки и вешает их на ворот. Интересно, как сейчас выглядят его зрачки? Где-то начинает слишком громко пищать сигнализация. Элисабет рассказывает маме о пансионате. Юэль не слушает, лишь иногда кивает – там, где это кажется ему уместным. Ему здесь уже все показали, и сейчас он занят тем, чтобы не выглядеть как торчок. – Тут у нас комната отдыха, – говорит Элисабет. Мама безразлично смотрит туда, и Юэль следует за ее взглядом. Видит подушки на диванах. Телевизор. Букеты бессмертников, которые украшают шкаф с DVD-фильмами и книгами. На стене – репродукции картин Маркуса Ларсона2. Корабли, на море шторм, пенящиеся волны бьются о скалы, небеса пылают. Слишком драматично, тревожно. – Продолжим? – спрашивает Элисабет, и Юэль понимает, что засмотрелся. Они идут по коридору. Старушка, склонившись над роллатором, с интересом щурится на них покрытыми белой пеленой глазами. Позвоночник сгорблен настолько, что кажется сломанным пополам. Волосы взъерошены, на голове виднеется розовая кожа. В уголках рта собралась засохшая слюна. – Добрый день, – говорит она звонким, на удивление молодым голосом. – Меня зовут Эдит Андерссон, я секретарь директора Пальма. Мама останавливается и напряженно ей улыбается. – Моника, – представляется она. – Приятно познакомиться. – Добрый день, – отвечает старушка. – Меня зовут Эдит Андерссон, я секретарь директора Пальма. – Конечно, кто же еще, – говорит Элисабет, и в ее радостной интонации слышится нетерпение. – Но понимаете ли, дорогая Эдит, я сейчас занята с Моникой, надо ей все показать. Мама беспомощно смотрит на Юэля. Ее взгляд говорит: Видишь? И ты оставишь меня здесь? Вот с этими? К ним подходит женщина в бежевом хиджабе и голубой униформе. – Добро пожаловать в «Сосны», – говорит она. – Меня зовут Сукди, я санитарка в этом отделении. А вы наше последнее пополнение, как я понимаю? В ее голосе нет ничего похожего на фальшивую беззаботность Элисабет. Прежде чем пожать руку Сукди, мама неуверенно косится на Юэля. Когда наступает его очередь представляться, ему удается выдавить из себя свое имя. – Добрый день, – говорит Эдит. – Меня зовут Эдит Андерссон, я секретарь директора Пальма. Сукди кладет руку на искривленную спину: – Вы снова гуляете? Я думала, вы собирались немного поспать. Эдит смотрит на нее. Моргает. – Добрый день. Меня зовут Эдит Андерссон, я секретарь директора Пальма. – Тогда давайте продолжим, – говорит Элисабет и ведет Юэля и маму дальше по коридору. – Здесь у нас прекрасный зал, в котором наши клиенты вместе питаются. Но если вы захотите есть у себя, Моника, это тоже можно будет устроить. Юэль идет за женщинами в атриум, поднимает глаза на стеклянную крышу, и ему кажется, что мир вот-вот опрокинется. Он пошатывается, быстро снова смотрит вниз. Смотрит на двери в другие коридоры. В воздухе все еще висит запах жареного лука и мяса, хотя обед уже закончился. Лишь две старушки сидят за одним из деревянных столов. Одна уставилась прямо перед собой, лицо ее искажено злобной гримасой. Она пристегнута к инвалидной коляске ремнем безопасности. Что-то похожее на фруктовый йогурт стекает у нее по подбородку. Старушка, сидящая рядом, кажется, только что оставила попытки ее накормить. И теперь с любопытством смотрит на них. – А это Вера и Дагмар, – говорит Элисабет. – Они сестры и живут вместе в квартире Г8. Мама здоровается, но Юэль замечает, что она старается не смотреть на испачканное лицо. У второй сестры на коленях лежит вязание. Кажется, про орнамент в какой-то момент забыли. Безголовые Деды Морозы танцуют под снегопадом. – Здесь мы проводим большинство занятий, – продолжает Элисабет. – Мы предлагаем пение, сидячую гимнастику… Юэль кивает. Улыбается. Кажется, его губы растянулись настолько, что вылезли за границы лица. Элисабет украдкой смотрит на него. Наверное, она думает, что я бухой. Или под кайфом. Может, надо объяснить, что мне понадобилось… Понадобилось спереть лекарство у собственной матери? Черт, Юэль, да это тебя надо положить в какое-нибудь учреждение. Они выходят из зала и снова попадают в коридор Г. Проходят мимо дверей в квартиры, на которых прикреплены ламинированные яркие листы А4. На них цветными мелками написаны имена – Виборг, Петрус и Будиль. Имя Виборг окружено по-детски нарисованными лошадьми, котами и божьими коровками. Желтое солнце в левом углу отбрасывает жирные меловые лучи. – Вы написали письмо о Монике персоналу? – спрашивает Элисабет. – Нет, – отвечает Юэль. – Я забыл. – Ничего страшного, но напишите к следующему разу. Много не надо. Кто Моника такая, какие у нее интересы, любит ли она что-то особенное. Они останавливаются у Г6. Единственной двери без таблички с именем. – Вот мы и пришли к вам домой, Моника, – улыбается Элисабет. Мама смотрит на Юэля. Мотает головой. – Давай же, мама, – произносит Юэль тихо. – Мы просто зайдем и посмотрим. Она вздыхает и делает шаг в прихожую. Смотрит на маленькую раковину с жидким мылом и санитайзер около двери, а потом на шляпную полку с крючками для одежды, которая входит в стандартную меблировку. – Это же мое пальто. И моя обувь. – Они вместе заходят в комнату. – И комод, который смастерил отец. Вот же он. Мебель стоит слишком тесно. Кажется, стены со всех сторон надвигаются на Юэля. К чему он принудил маму? Вместо целого дома едва ли двадцать квадратных метров. Вместо большого сада запертые двери и окна, которые можно только приоткрыть. А что, если переезд станет для нее травмой? Травмой, которую мама не переживет? Юэлю прекрасно известно, почему эта квартира освободилась. Кто-то умер. Может, даже в этой же кровати. Из таких мест, как «Сосны», никто не выбирается живым. Нина Нина складывает и сортирует одежду в прачечной в подвале «Сосен». Бесформенные футболки, которые легко надевать и снимать. Брюки и юбки на резинке. Ткани, ставшие мягкими и нежными после многочисленных стирок при высокой температуре. Движения Нины точны и эффективны. Она почти всегда знает, кому принадлежит та или иная вещь, даже не глядя на ярлычки с именами, которые нашивают родственники. Интересно, не забыл ли Юэль пометить одежду Моники? Нине трудно себе это представить.