Но это Нине не помогает. Внутри ее что-то зарождается. Ее собственный страх скоро перестанет помещаться в теле. Что-то давит в голове. В любой момент это может сдетонировать. Предохранитель полетит. – Я могу этим заняться, – предлагает Вера, откладывая вязанье. Она встает со своей кровати и становится рядом с Ниной, которая отдает ей ложку. – Вот так, – приговаривает Вера и садится на край кровати. – Вот так, вот так. Ты же можешь. Она проводит ложкой по губам Дагмар, и рот больной старухи открывается. Высовывается липкий язык. Вера ободряюще кивает и кладет в рот еду, осторожно дотрагиваясь костяшкой указательного пальца до подбородка Дагмар, чтобы та снова закрыла рот. Когда кажется, будто Дагмар хочет выплюнуть еду, Вера мотает головой. – А теперь попытайся, – просит она. И Дагмар запрокидывает голову назад. Мышцы на шее напрягаются. Уголки рта опускаются от усилия. Но она глотает. – Хорошо, – хвалит ее Вера. – Молодец. Она продолжает мягко разговаривать с Дагмар. В ее голосе столько любви, столько бесконечного терпения. – Вот видишь, он нам не нужен, – произносит Вера. И тут же быстро косится на Нину. Словно ее застукали за чем-то неприличным. – Что вы сказали? – спрашивает Нина. – Ничего, – быстро говорит Вера. Дагмар причмокивает. Хочет еще! – Кто вам не нужен? – спрашивает Нина. – Не понимаю, о чем это ты. Оставь нас в покое, чтобы я могла покормить сестру ужином, – говорит Вера. Нина кладет ладонь ей на предплечье. Поглаживает его. Под ее пальцами дряхлая кожа старушки собирается складками. – Расскажите, – просит Нина. – Вы должны рассказать о том, что здесь происходит, тогда я смогу вам всем помочь. Вера упрямо отказывается смотреть ей в глаза. Ложка стучит о тарелку, когда она осторожно приподнимает кусочки рыбы в панировке. – Вера, – говорит Нина. – Мне страшно. Но Вера не отвечает. Она протягивает ложку Дагмар, которая охотно открывает рот. – Пожалуйста. Вера вздрагивает. Роняет ложку, и та падает на одеяло. – Ты делаешь мне больно, – хнычет она. Нина смотрит на свою руку. Она сильно вцепилась в Верино предплечье. Слишком сильно. Нина тут же отпускает руку. Ее пальцы оставили четыре четких отпечатка, которые превратятся в синяки – старая кожа очень чувствительна. – Простите, – извиняется Нина. – Простите, я не хотела. Я только хочу, чтобы вы мне помогли. – Не могу. Уходи отсюда. Вера поворачивается к Дагмар. Поднимает ложку и начинает снова обстоятельно двигать ей по тарелке. Нина оставляет старушек, идет в квартиру Г6 через две двери, заходит, не успев засомневаться. Но Моники в квартире нет. Нина идет в общий зал. Видит Монику, которая с аппетитом ест, сидя напротив Улофа. А тот лениво ковыряет в тарелке с едой. – С Дагмар все прошло хорошо? – спрашивает Сукди, когда Нина проходит мимо. – Да, – бросает она, не останавливаясь. Моника берет стакан с молоком и спокойно пьет большими глотками. Делает вид, что не замечает Нину, которая встает рядом с ней. – Зачем вы это делаете? – тихо говорит Нина. – Чего вы добиваетесь? Моника ставит пустой стакан на стол. Смотрит на Улофа, который беспокойно ерзает на стуле. В конце концов поворачивается к Нине. Ее дыхание пахнет скисшим молоком. – Кое-кто хочет с тобой поговорить, – произносит Моника. – Кто? – спрашивает Нина. – О чем это вы? Кто хочет со мной поговорить? Но ответ ей уже известен. И он невозможен. Мама. Нина хочет ударить Монику. Будь они одни, возможно, она бы не смогла сдержаться. Перед глазами у нее мелькают заголовок: «Сотрудник пансионата для пожилых избил семидесятидвухлетнего пациента». Нина оглядывает стариков. Интересно, кто из них вступал в контакт с тем, что Моника привезла с собой сюда. Что постояльцы знают о том, что происходит. Сукди выносит стопку тарелок. Еще немного, и нужно будет помогать старикам ложиться спать, а потом приниматься за отчеты. Отчеты. Папка. Все дни, которые Моника провела здесь, задокументированы. Нина замечает, что Виборг идет прямо к ней с решимостью во взгляде. Медленно, но целеустремленно. Поднимает маленькую, похожую на птичью руку. Подзывает ее к себе. – Ты должна прийти. Виборг хватает Нину за рукав, тянет ее за собой к коридору Г с удивительной силой. – Поторопись, пока они не ушли, – говорит она. – Я приду, Виборг. Успокойтесь. Дверь в квартиру Г1 открыта настежь. Внезапно Нине становится очень страшно. – Виборг, там кто-то есть? Старушка мотает головой. – Но ты увидишь, что я была права, – шепчет она. Они заходят в квартиру. Одеяло валяется на полу так небрежно, словно Виборг сбросила его в спешке. Телефонная трубка лежит на боку на прикроватном столике. Старушка осторожно берет ее и протягивает Нине. Нина смотрит на серый пластик. Качает головой, но Виборг настаивает, и Нина неохотно берет трубку. Она теплая от руки старушки. Кажется, что почти живая. Нина подносит трубку к уху. Слышит только шум – волны, шумящие где-то вдалеке, ветер, беснующийся в кронах деревьев. – Алло? В трубке что-то шумит и трещит – мертвое эхо Бог знает скольких километров телефонных линий. – Там никого нет, – с облегчением говорит она, протягивая трубку старушке. Но Виборг снова прижимает ее к уху Нины: – Есть. Слушай внимательно. Они же очень далеко. Нина прислушивается к шуму. Он становится то громче, то тише. Гипнотизирует. Шепот. Едва различимый. Но он присутствует. Виборг энергично кивает. – …я иду, Нина… Мама. – …думала, тебе на меня просто наплевать… – Это не ты, – говорит Нина. Кажется, в трубке она слышит смех, но, возможно, это статический треск. Она бросает трубку. Смотрит на нее и молчит. – Почему ты сказала, что мои родители умерли? – торжествующе вопрошает Виборг. – Они же живы, это кто угодно услышит. Скоро они приедут и заберут меня.