Юэль Они сидят на улице и едят пиццу прямо из картонных коробок. Пьют из горла пиво, которое привез Бьёрн, лениво отгоняя мух и первых вечерних комаров. – Мне показалось, что мама чувствует себя хорошо, – говорит Бьёрн. – Интересно, прижилась ли она в «Соснах». Она просто издевается над нами обоими, но ты этого не понимаешь. Естественно, не понимаешь. Невозможно обо всем рассказать и при этом не показаться безумным. Именно на это и был расчет. – Бывает по-разному, – отвечает Юэль. – Хотя она сильно похудела, – продолжает Бьёрн, словно он ничего не слышал, отрывает кусок пиццы с говяжьим филе и кладет его в рот. – Почему? Их недостаточно хорошо кормят? – Сиделки утверждают, что следят за всем, что попадает в организм и выходит из него. – Что? – Бьёрн кажется потрясенным. – Ты не видел дневник дефекации на двери туалета? – Фу, черт! – Бьёрн вытирает с подбородка соус беарнез. – Я же ем. – Ты сам спросил. Бьёрн ополаскивает рот пивом. На его лице гримаса отвращения. Он берет столовые приборы, но они повисают в воздухе. – Сорян, – усмехается Юэль. – Все нормально. – Бьёрн сосредоточенно вырезает кусочек из середины пиццы. – Просто было тяжело видеть маму в таком месте. Тебе, наверное, тоже так казалось поначалу? Юэль кивает. Мама переехала в «Сосны» почти месяц назад, но кажется, что прошло гораздо больше времени. – Ясное дело, – соглашается он. Как быстро он забыл, каково было приехать туда с мамой в первый раз! Как он сомневался, правильно ли поступает! И тогда мама явно была не в себе. Не то что сегодня. – Остальные ведь совсем ку-ку, – говорит Бьёрн. – Ты видел ту, с мягкой игрушкой? – Виборг? Да, – кивает Юэль. – И безногого старика, который сидел перед телевизором в инвалидной коляске, с которой свисал мочеприемник. Черт, оказаться там просто кошмар! – И Бьёрн вздыхает. Потом он откладывает приборы, перепачканные тестом и соусом. Юэлю кусок в горло не лезет. Он делает глоток пива. По саду проносится ветер. Юэль уже успел забыть, как любит здешний воздух в такие вечера, как сегодня. Прохладный, соленый, настоянный на хвое. – Слушай, – говорит он. – Что ты помнишь о папе? Бьёрн вопросительно смотрит на брата. – Мы же никогда о нем не говорили, – продолжает Юэль. – Каким он был? – Что ты хочешь знать? – спрашивает Бьёрн. Он из таких, кто мог бы вернуться оттуда и захватить мамино тело? – Да все! – восклицает Юэль. Бьёрн вздыхает. Кажется, вопрос его раздражает, и Юэль понимает, что спрашивать надо было после еще нескольких бутылок пива. – Я же тоже был маленьким, – медленно произносит Бьёрн, и Юэль понимает, что брат не разозлился. Он просто подбирает правильные слова. Это наш первый взрослый разговор. – В памяти остались только какие-то проблески, – продолжает Бьёрн. – Однажды мы с ним рыбачили, когда были в отпуске на севере, в Онгерманланде. На реке. Кажется, мама тогда была беременна тобой. Я немного помню поездку на машине туда. Мы переночевали где-то по пути, и я думал, что гостиницы – это очень здорово. Юэль кивает. Он видел старые выцветшие фотографии. У мамы длинные волосы, расчесанные на прямой пробор. Кажется, она часто смеялась. Живот недавно стал заметен, но не настолько, чтобы сторонний наблюдатель мог быть уверен в том, что она беременна. У Бьёрна совсем светлые локоны, он скачет вокруг в комбинезоне. Папа смотрит прямо в камеру, в зубах зажата сигарета, пальцы липкие от рыбьей крови. Это семья, частью которой Юэль никогда не был. И едва ли есть фотографии, сделанные после папиной смерти. – Но каким он был? – спрашивает Юэль, доставая новую сигарету из пачки в кармане. Он закуривает. Медленно выдыхает после первой затяжки. Ждет. – Я почти не помню, и это самое ужасное, – отвечает Бьёрн. – Но я должен… Должно быть, раньше он был отличным отцом, потому что я помню, как разозлился, когда он больше не захотел со мной играть. Он ушел с работы и только и делал, что лежал в постели. И мне пришлось помогать маме с тобой, когда он спал днем. Мы обычно были на улице, чтобы его не беспокоить. Юэль поворачивается на стуле, оглядывает сад. Пытается вызвать в памяти какое-нибудь воспоминание, но ему это не удается. Наверное, для Бьёрна это было сумбурное время. Младший брат захватил все внимание родителей. Папа сильно изменился. И мама обессилела от усталости с больным мужем и двумя детьми, о которых надо заботиться. – Бедная мама, – говорит Бьёрн. – Повезло, что они были так влюблены. – А они были? – Да. Ты же и сам это знаешь. – Я знаю, что мама так говорит, но она же никогда не подает виду, когда что-то плохо. – Нет, она совсем не такая, как ты. – И что это должно значить? – Ничего. Просто ты помнишь в основном плохое. Юэль открывает рот, чтобы возразить, но сдерживается. Затягивается. Размышляет, правда ли это. – Я знаю, что ты имеешь в виду насчет мамы, – говорит Бьёрн. – Но им было хорошо вместе. Даже я это понимал, хотя был совсем маленьким. Они всегда целовали друг друга и все такое. Черт, может, иногда они поэтому и отправляли нас в сад, чтобы побыть наедине… Бьёрн смущенно ухмыляется. В бутылке булькают последние капли пива, когда он их допивает. Юэль задумывается. Если родители действительно были счастливы вместе, несмотря на болезнь и другие сложности, почему сейчас отец может желать маме зла? Или он настолько изменился просто потому, что умер? Юэль посмеивается, и Бьёрн удивленно смотрит на него: – Что? – Ничего. – Юэль тушит сигарету в стеклянной банке. – Просто… сейчас все так странно. – Это уж точно, – кивает Бьёрн. Некоторое время братья сидят молча. Юэль смотрит на кусты, которые пора подстричь. Клумбы с красной рудбекией и космеей пора прополоть. Вспоминает все бесконечно длинные дни летних каникул, когда он валялся в траве и читал или слушал музыку. Всегда один, пока не подружился с Ниной. Ему было стыдно перед Бьёрном, которого всегда окружали друзья и у которого была девушка, которая с восхищением повсюду ходила за ним хвостом, смеялась над всеми его шутками, смотрела на Юэля с плохо скрываемым сочувствием или презрением. Нина спасла его от одиночества. – Ты знал, что он хорошо пел? – внезапно спрашивает Бьёрн. – Кто? – Папа. – Нет. Я и понятия не имел. – Думаю, тебе это передалось от него. Юэля удивляет, насколько сильно его это трогает. – Значит, у меня с ним есть хоть что-то общее, – говорит он. – Я думал, мы совершенно разные, ни в чем не похожие. – Но вы же довольно похожи внешне. У меня такой же цвет глаз и волос, как у отца, но у вас похожие фигуры… и все такое… Бьёрн допивает пиво. Встает, подавляя отрыжку. – Я начну складывать вещи в коробки, – говорит он. – Хочешь проконтролировать? – Нет. Бери что хочешь. Кажется, Бьёрн сомневается. Может, подозревает, что это такая тактика и Юэль хочет вызвать у него угрызения совести, чтобы он не захапал себе все, что может иметь хоть какую-то ценность. Бьёрн заходит в дом, а Юэль еще долго сидит в саду, после чего идет выбрасывать коробки из-под пиццы. Стоит рядом с контейнером для мусора. Смотрит на дом, который, вполне вероятно, еще недолго простоит. Но пока нет желающих его покупать, и он задумывается, почему именно сейчас это приносит ему такое облегчение.