Нина Что-то ее разбудило. Дневной свет за опущенными рулонными шторами. Щебет птиц. Но в доме тихо. Нина смотрит на лампу, которая теперь всегда включена в спальне. Убеждается, что лампа не мигает. Садится в постели. Оглядывает стены в поисках жирных пятен. Нина снова кладет голову на подушку. Закрывает глаза. Пытается вернуться в забытье сна, но страшные картины уже проникли в ее сознание. Моника в коридоре. Кровь. Бледные глаза, смотрящие на лампы на потолке. Ей никогда от них не избавиться. Маркус спрашивает, как она себя чувствует, как все было, что на самом деле произошло. У Нины нет ответов. Она отказалась от предложения Элисабет предоставить ей помощь психолога. Какой в этом смысл? Она все равно не может рассказать правду. На первом этаже звонят в дверь. Нина открывает глаза. Понимает, что ее только что разбудил звонок. Неохотно встает с кровати. Надевает мягкие штаны и спускается по лестнице. Проходя мимо окна на кухне, видит рядом с домом старый «нисан» Моники. Внезапно ей становится тяжело дышать. Нина раздумывает о том, чтобы подняться и снова лечь в постель. Спрятаться от мира! Снова звонок. Нина выходит в прихожую и открывает дверь. Бесцветные глаза Юэля – глаза Моники – изучающе смотрят на нее. – Что-то случилось? – спрашивает Нина. – Не знаю. Мы можем поговорить? В машине на пассажирском сиденье стоит коробка с вещами Моники, и Нина понимает, что он приехал из «Сосен». Грудь словно сдавливает железным обручем. – Не возражаешь, если поговорим вон там? – спрашивает Нина. – Мне нужен свежий воздух. – Конечно. Маркус дома? – Нет. На работе. Они вместе идут в сад. Трава под ее босыми ногами свежая и сочная. Скоро придет время ее подстригать. Что бы ей ни приходилось переживать, трава продолжает расти как ни в чем не бывало. Она материальная. Настоящая. – Какая идиллия у вас тут, – говорит Юэль, когда они сели в садовые кресла. Нина кивает. Смотрит на блестящую гладь воды в заливе. Возможно, это только декорация. Возможно, это все ненастоящее. От этой мысли у Нины кружится голова. Она замечает, что крепко вцепилась в подлокотники, как будто иначе может свалиться с земного шара. Она никогда не забудет просветление, которое случилось в квартире Г6 от того, сколько всего скрывается под лакированной реальностью. – Как ты себя чувствуешь? – спрашивает Юэль. Он щурится от солнца, но продолжает изучать Нину, словно хочет зарегистрировать каждое ее движение, малейшее изменение мимики. Или ей просто кажется. Может, она уже разучилась взаимодействовать с другими людьми. Маркус – единственный, с кем она общалась после той ночи в «Соснах», и даже его избегала как могла. – Я не знаю, как с этим жить, – признается Нина. – Кажется, я абсолютно разбита. – Я тоже. Хотя в принципе я привык к таким ощущениям. Нина устало улыбается. Внизу у воды мычит корова. Кричат чайки. Действительно кричат? Они и правда существуют? – Ты была на работе с тех пор… с тех пор, как мы там были? – спрашивает Юэль. Нина мотает головой. – Но ты был, да? – спрашивает она. – Что случилось? Юэль наконец отводит взгляд. Смотрит на свои руки: – Я говорил с Верой. Она сказала, что попутчик никуда не делся. Что маме пришлось умереть, чтобы он обрел свободу. Слова постепенно проникают в Нинин мозг. Она вцепляется в подлокотники кресла: – Значит, попутчик хотел, чтобы Моника умерла? Таким все время и был его план? – Кажется, да. Как она могла подумать, что перехитрила существо в кровати? Все опять переворачивается с ног на голову. Уцепиться не за что, опоры нет. – Но в конце это ведь была Моника, да? – испуганно спрашивает Нина. – В коридоре. Я видела разницу. Видела же? Это должна быть Моника. Единственное, в чем Нина смогла найти утешение, это в мысли о том, что в конце концов Моника обрела покой. – Да, – отвечает Юэль. – Это была мама. Облегчение настолько сильное, что слезы наворачиваются у Нины на глазах. – Попутчик нашел новое тело, – продолжает Юэль. – Это человек, который иногда бывает в «Соснах». И Нина понимает, почему он только что так внимательно на нее смотрел. Железный обруч снова сжимается. – Я спросил, я ли это, но Вера сказала, что это кто-то другой. Юэль отрывает травинку, крутит ею между пальцами. – Так ты поэтому пришел? – спрашивает Нина. – Чтобы проверить меня? Юэль мотает головой: – Не только. Еще я хотел узнать, как ты себя чувствуешь. – И к какому выводу ты пришел? Это я здесь сижу или он теперь во мне? Юэль смотрит на Нину, упирающуюся в газон пальцами ног: – Нет. Попутчика здесь нет. – Откуда ты знаешь? Юэль снова качает головой: – Просто знаю. – Этого недостаточно. Юэль… Я сама себя больше не узнаю. – Ты не можешь быть этим человеком, – говорит Юэль. – Ты не была на работе с тех пор. А по словам Веры, попутчик там бывал. Нина сглатывает. Знает, что должна смириться с тем, что никогда не получит ничего даже близко похожего на доказательство. Некоторое время они сидят молча. Юэль закуривает. Звук зажигалки и первая затяжка вызывают массу воспоминаний. Он курит совсем как раньше. Нина скучала по нему. Он ей нужен. Без Юэля она останется наедине с произошедшим. Юэлю она тоже нужна. Она правильно сделала, когда не поехала с ним в Стокгольм тогда, полжизни назад. Их дружба была слишком сильна. Она выжгла Нину. И она все равно не смогла бы ему помочь. Но теперь они оба изменились. – Что будешь делать? – спрашивает Юэль. – Не знаю, смогу ли дальше работать в «Соснах». – Понимаю.