– Что нового в вечерних газетах, тетя? – Обычная история: убийца или убийцы не разысканы. Но знаешь ли, когда я читала газету в автомобиле, мне пришла в голову одна мысль. – Какая? В дверях, ведущих в гостиную, выросла фигура Хаку. – Вы звонили, мисс? – спросил он. – Да, Хаку. Что вы делаете со старыми газетами? – Их складывают в кладовке рядом с кухней, – ответил слуга. – Посмотрите, нет, лучше я сама. И мисс Минерва вместе с Хаку направилась в кладовку. Через несколько минут она вернулась оттуда с торжествующим видом. – Есть! Вечерний выпуск, понедельник, шестнадцатое июня, когда он написал Роджеру письмо. И смотри, Джон, угол со списком пассажиров, едущих на пароходе, оторван. – Может, это случайность? – Нет, не случайность. Вот здесь след пальцев. Заметка, так взволновавшая Дэна, находилась в этом углу газеты. – Что из этого следует? – Надо действовать. Возьми этот газетный лист и поезжай к Хэллету, нет, лучше отдай его Чану. Автомобиль занят, но в гараже есть велосипед. – Я поеду на трамвае! – сказал Джон. Мисс Минерва объяснила ему кратчайший путь в полицейское управление, и Джон, взяв шляпу, отправился исполнять ее поручение. В трамвае Джон увидел себя окруженным представителями чуть не дюжины разных национальностей. Трамвай быстро бежал по низменной болотистой равнине между Вайкики и Гонолулу мимо рисовых полей, на которых по колено в воде стояли странные фигуры туземцев, а затем повернул на Кинг-стрит. Каждые несколько минут он останавливался, впитывая в себя все новые и новые иммиграционные проблемы китайцев, гавайцев, португальцев, филиппинцев, корейцев; казалось, что здесь представлены все оттенки кожи и все вероисповедания. Все дальше и дальше несся трамвай. Джон увидел большое здание в роще цветущих деревьев, японский театр со множеством колыхавшихся на ветру вывесок, неподалеку от него отделение завода Форда, затем огромный дом – старинный королевский дворец, и наконец трамвай свернул в торговую часть города. «Киплинг не прав, – подумал Джон, – Восток и Запад могут уживаться друг с другом, хотя бы, например, здесь». Джон, сойдя с трамвая и побродив некоторое время по совершенно чуждым ему улицам, почувствовал еще острее это слияние восточной и западной культур. Темнокожий полицейский регулировал на перекрестке движение. По тротуару разгуливали элегантные, щеголеватые американские офицеры, а на теневой стороне улицы стройные и опрятные молодые китаянки в чистейших белых панталонах внимательно рассматривали витрины разных магазинов. – Где здесь полицейское управление? – обратился Джон к какому-то высокому американцу с приветливым лицом. – Вам надо вернуться на Кинг-стрит, – ответил прохожий. – Затем идите направо, дойдете до Бесзеля, а потом поверните макаи. – Куда повернуть? Человек усмехнулся: – А вы малихини, понимаю. Макаи означает направление к морю, а противоположное направление – маука, то есть к горам. Полицейское управление у подножия Бесзеля, в Калакауа-Хэл. Поблагодарив незнакомца, Джон направился по указанному ему пути и вскоре нашел здание полицейского управления. Там ему сказали, что мистер Чарли Чан ушел обедать, по всей вероятности, в ресторан «Американский». Джон решил разыскать его. По пути он зашел на телеграф и отправил две телеграммы в Бостон: одну – матери, другую – Агате Паркер. В каждой телеграмме заключалось всего три слова. Но, выйдя на улицу, он ощутил приятное сознание исполненного долга. Писать письмо Агате ему не хотелось. Джон заметил, что здесь он был единственным американцем. В ресторане он действительно застал Чарли Чана, сидевшего за столом. При приближении Джона китаец встал и отвесил ему низкий поклон. – Какая выдающаяся честь! Неужели я могу предположить, что вы согласны отведать одно из этих ужасных кушаний? – Нет, благодарю вас! – ответил Джон. – Я обедаю дома позднее. Если разрешите, я на минутку присяду к вам. – Чрезвычайно польщен! – ответил китаец. Затем, опустившись на стул, он воззрился своими раскосыми глазами в какое-то неподдающееся определению кушанье, поданное ему на блюде. – Кельнер! Будьте так любезны попросить сюда хозяина этого учреждения. Хозяин, предупредительный низенький японец, видимо польщенный приглашением Чана, подошел к китайцу и отвесил ему низкий поклон. – Как вы смеете подавать здесь такие неаппетитные кушанья? – строгим тоном спросил Чан. – Соблаговолите пояснить точнее причину вашего недовольства! – проговорил японец. – На поданном паштете видны отпечатки пальцев. Вид этого кушанья возбуждает чрезвычайное отвращение. Будьте столь любезны унести это блюдо и подать мне более гигиеничный кусок. Японец немедленно исполнил его требование. – Ах, эти японцы! – пискнул Чан, выразительно растопырив руки. – Смею ли я сделать заключение, что вы пожаловали ко мне по делу, имеющему отношение к убийству? Джон не мог удержаться от улыбки. – Совершенно верно! – ответил он. Вынув из кармана газету, он указал на дату и на оборванный угол. – Моя тетя высказывает предположение, что эта газета может дать некоторые нити для расследования дела. – Ваша тетя умная дама! – проговорил Чан. – Я достану целый экземпляр этой газеты и сравню с вашим. Значение может быть огромным. – Послушайте, Чан! Вы ничего не имели бы против того, если бы я помогал вам в расследовании убийства моего дяди? – Могу выразить только свое восхищение. Вы приехали сюда из Бостона, города самой высокой культуры, в котором принято употреблять гораздо больше английских слов, чем здесь. Меня пронизывает дрожь, когда я слышу вашу речь. Ваше предложение для меня чрезвычайно лестно. – Составили ли вы себе какую-нибудь теорию относительно убийства? – спросил Джон. Китаец сделал отрицательный жест головой: – Еще преждевременно. – А нет ли где-нибудь отпечатков пальцев, которые навели бы вас на верный след? Чан пожал плечами: – Отпечатки пальцев – это ничто. Мой опыт побуждает меня при всяком преступлении раздумывать прежде всего о человеческой расе, о человеческих страстях. Какова обычно подоплека убийства? Ненависть, месть, необходимость заставить замолчать того, кого убивают, иногда корыстолюбие. Я всегда углубляюсь в изучение человеческой природы. – Это правильно! – вставил Джон. – В высшей степени! – добавил Чан. – Давайте рассмотрим те данные, которые могли бы навести нас на след. Книга посещений, в которой вырвана страница. Пуговица от перчатки. Телеграмма. В высшей степени странные показания Эгана. Окурок папиросы марки «Корсика». Газета, разорванная, быть может, в порыве гнева. Часы на двигающемся запястье. Цифра два, неясная на циферблате. – Недурная коллекция! – усмехнулся Джон. – Чрезвычайно интересная! – подчеркнул китаец. – Мы проследим все следы. Одни из них не приведут нас ни к чему, а другие, быть может, не будут столь неблагодарны. Я предпочитаю идти только по существенным следам. Но здесь этот метод непригоден. Надо проследить все следы без исключения. – «Только по существенному следу»… А что же это? – Об этом еще рано говорить. Меня очень интересует вырванная страница книги. А также часы. Плохо, что их сейчас нет в моих руках. Но мои глаза острые, чтобы их открыть. – У вас блестящие способности к розыску! Лицо Чана расплылось в широкую улыбку. – Вы человек ученый, и вы, может быть, знаете, что китайцы – народ с самыми тонкими чувствами. Мы восприимчивы, как пластинка фотографической камеры, мы реагируем на взгляд, усмешку, жест… Вдруг Джон увидел в дверях ресторана какое-то смятение, и затем в комнату ввалился стюард Боукер, вдребезги пьяный. Джон постарался отвести от него глаза, но было уже поздно. Боукер шел прямо к нему. За ним шел темнокожий стройный юноша. – А! Здравствуй, коллега! Увидел тебя в окно! Как поживаешь? – Благодарю, хорошо! – пробормотал Джон. – Выпьем, дружище! И Боукер, пошатываясь, подозвал кельнера. – Спасибо, не хочу, Боукер. Вы сами предупреждали меня не пить туземных напитков. – Кто – я? – оскорбленным тоном воскликнул Боукер. – Не может быть. Я… нет… это кто-нибудь другой… Смуглый юноша схватил его за рукав: – Ну пойдем, ведь у тебя служба… – Пшел! – заревел Боукер, освобождаясь из его рук. – Отстань! Я себе хозяин или нет? Не смею перекинуться словом со старым приятелем? Пшел! Ну, Джон, чего хочешь? Спутник Боукера снова схватил пьяного за рукав: – Да послушай, здесь ничего нельзя купить. Здесь ресторан. Пойдем, я знаю место…