– Да, но я скоро вернусь! – Дэн что-то быстро писал, сидя за письменным столом. – Мне надо переслать письмо. Через несколько минут Дэн уже ехал на автомобиле в порт. Он приехал перед самым отходом парохода. Вбежав быстро по мосткам, он увидел своего знакомого, младшего офицера Хепворта. – Вас-то я и ищу! – воскликнул Дэн. – Не будете ли вы так добры передать это письмо моему кузену Роджеру в Сан-Франциско? Я опоздал на почту, да и, сказать правду, этот способ пересылки мне больше по душе. Вы окажете мне очень большую услугу. – С удовольствием, мистер Уинтерслип. А теперь придется вас попросить сойти на берег. Мы сейчас отчаливаем… Когда Дэн вернулся домой, мисс Минерва еще не спала. Сообщив ей, что он уже написал Джону приглашение, и пожелав спокойной ночи, он вернулся на веранду, где стояла его походная кровать, окутанная кисейной сеткой от москитов. Но ему не хотелось спать. Глухое, тяжелое беспокойство мучило его. Он вышел в сад. Луна скрылась. Черные волны с какой-то угрозой накатывались на берег. Звезды, обычно столь ласковые и близкие, куда-то спрятались. Дэн стоял и смотрел вдаль… на тот перекресток, где скрещивались все пути… По другую сторону изгороди из колючей проволоки под рожковым деревом вспыхнул огонек. Брат Эмос! Он почувствовал вдруг братскую нежность. О, как захотелось Дэну броситься к нему, чтобы поговорить с ним о тех незабвенных днях, когда они детьми играли на этом берегу. Невозможно! Дэн это знал. Он вздохнул, и калитка ланаи захлопнулась за ним, калитка без ключа. В этой стране вообще не было принято запирать двери на замок. Устало опустился Дэн на кресло лицом к бамбуковой занавеске, отделявшей веранду от гостиной. На занавеске появилась тень, на секунду замерла и исчезла. Дэн затаил дыхание… Снова тень. – Кто там? – вскрикнул он. Смуглая толстая рука отодвинула занавеску. Показалось приветливое лицо гавайки. – Я только поставлю фрукты для вас на стол! – сказала Камаикуи. – Спокойной ночи! Женщина бесшумно исчезла. Дэн рассердился на себя. Что это с ним? Неужели он стал нервным, он, который в своей жизни не останавливался ни перед какими опасностями? – Эх, старею, должно быть! – пробурчал он, нахмурившись. – Нет, нет, это проклятый ветер действует на меня. Подуют пассаты, и все войдет в обычную колею. «Подуют пассаты…» Дэн стал раздумывать: «Здесь, на перекрестке мира, все так неопределенно, так ненадежно…» Глава II Цилиндр В Окленде Джон Уинтерслип пересел на паром. Он чувствовал себя усталым. Более шести суток трясся он в вагоне, а в Чикаго он только пересел с одного поезда на другой и поехал дальше. Довольно! В первый раз ехал он так долго по стране. Как безрадостна и скучна была эта часть Америки! Щедро расплатившись с носильщиком-инвалидом, у которого вместо правой руки был стальной крючок, Джон опустился на скамью и стал думать о том, что с ним случилось. Три тысячи миль отделяли его от Бикн-стрит, и ему предстояло еще две тысячи миль пути. Дернуло же его послушаться родных и пуститься в эту авантюру – ехать на Гавайские острова только для того, чтобы намекнуть мисс Минерве, что пора же, наконец, вернуться к родным пенатам. Он чувствовал себя выбитым из колеи. О, как хорошо было бы очутиться снова в родном Бостоне и снова заняться в банке обычными делами! Резкий гудок. Джон вздрогнул. Подняв глаза, он увидел вокруг себя сказочную красоту. Утренний воздух был свеж и сух. Перед ним расстилалась гавань, мечта усталого моряка, претворившаяся в действительность. Они прошли мимо Гот-Айленда, он слышал заглушенное эхо рожка, он видел Тамалпиа, гордо подымающую свою верхушку к сияющему небу, повернул голову и увидел Сан-Франциско, раскинувшийся по множеству горных склонов. Паром бороздил воду. Джон сидел тихо, как мышь. Целый лес мачт и пароходных труб! Да, это был тот берег, который навеял дымкой романтизма столько рассказов, восхищавших его в детстве, его – уравновешенного молодого Уинтерслипа из Бостона, неспособного по своей природе на необдуманные выходки. Он различал барку из Антверпена, большой пакетбот с востока, пятимачтовую шхуну – пережиток как будто совершенно забытых детских книг. Суда из Тринидада, суда с островов Тихого океана! Поразительная, ошеломляющая картина! Джон провел рукой по лбу… – Не сон ли это, может быть, это декорация в театре? Ничего, ничего не понимаю, – пробормотал он. – Простите, я не расслышала! – услышал он чей-то голос. Джон повернулся. Рядом с ним стояла красивая девушка испанского типа и вопросительно смотрела на него. – О, извините! – проговорил, заикаясь, Джон. – Это вышло как-то нечаянно! Не понимаю… – Чего вы не понимаете? – Со мной произошло что-то странное! – Джон показал рукой на гавань. – Мне почему-то кажется, что я здесь уже бывал… – Многие бывали здесь, – недоумевающе произнесла девушка. – Ах нет, не то! Я, собственно, здесь никогда не была. Девушка несколько отступила от него. – Конечно, есть много людей, которые никогда не бывали здесь. Джон чувствовал, что теперь ему следовало бы вежливо приподнять шляпу и отойти к своим вещам. Но вместо этого он сказал: – Я из Бостона… – Вот как? – Видите ли, мне хотелось бы… Собственно, у меня нет никакого права утруждать вас разговором. – О, пожалуйста! – ответила девушка, подняв на него свои великолепные черные глаза. И тут произошло то, на что Джон никогда не считал себя способным. Виновата ли была чарующая красота пейзажа, или прекрасные темные бархатистые глаза незнакомки, ласково и несколько недоумевающе смотревшие на него, но ему так захотелось излить перед кем-нибудь свою душу, свой восторг, что он пустился с незнакомкой в разговоры, рассказал ей, чем он занимается в Бостоне, куда едет, громко восхищался красотой природы, вспомнил свое детство, когда он зачитывался рассказами из жизни в экзотических странах. Куда делась его замкнутость и чопорность?.. – Я тоже еду в Гонолулу, – просто сказала девушка. Паром тем временем подходил к пристани. – Как жаль, что у меня столько вещей! – произнес Джон. – Я с удовольствием помог бы вам, но, может быть, удастся найти носильщика. – О, не беспокойтесь, пожалуйста! Я справлюсь и сама. – И, бросив искоса взгляд на картонку с цилиндром, она спросила: – Вы везете цилиндр? – Да, конечно! Девушка громко и звонко расхохоталась: – Простите! Но цилиндр на Гавайских островах… Ха-ха-ха! Джон гордо выпрямился. Что это значит? Молодая девушка смеялась над ним, над Уинтерслипом? И вдруг чувство какой-то праздничной шаловливой беззаботности охватило его. Вместо того чтобы обидеться на свою соседку, он схватил картонку с цилиндром и швырнул ее за борт. Картонка неохотно опустилась в воду. Несколько человек из толпы пододвинулись к ним. А вдруг этот сумасбродный господин выкинет еще какую-нибудь штучку!.. – Ну наконец-то разделался с ним! – проговорил Джон. – Зачем вы это сделали? – с укором произнесла девушка. – А зачем он мне? Эта проклятая картонка все время стесняла меня. Теперь нам не надо ждать носильщика, я могу помочь вам нести вещи… – Благодарю вас, я сама! Знаете, я чувствую себя виноватой. Как это странно. Пора сходить… Прощайте! С этими словами девушка направилась к мосткам. – Будьте добры, только на одну секунду! – вскричал Джон. – Я надеюсь, я был бы очень рад… Но толпа уже разъединила их. Он увидел только ее улыбавшиеся черные глазки, еще момент – и девушка скрылась из виду так же безвозвратно, как его картонка с цилиндром. Глава III Полночь на Русском холме Через несколько минут Джон Уинтерслип сошел на берег в Сан-Франциско. Не успел он пройти и нескольких шагов, как к нему через толпу протискался шофер-японец, узнавший в нем сразу жителя восточных штатов и к которому он был послан с поручением от Роджера Уинтерслипа. – Мистер Роджер Уинтерслип, – вежливо доложил японец, – к сожалению, не мог приехать встретить мистера Джона Уинтерслипа, но просит его через час пожаловать к нему в контору. Джон проехал в дом Роджера на Ноб-Хилл, принял ванну, переоделся и к назначенному сроку был в конторе Роджера. Его родственник оказался низеньким, цветущим мужчиной лет пятидесяти. Ласково приветствовав Джона, он повел его завтракать в один из известных клубов Сан-Франциско. – Ну, как тебе нравится город? – спросил Роджер. – Я уже влюбился в него! – просто ответил Джон. – Да? – Лицо Роджера осветилось улыбкой. – Да, этот город не может не нравиться. История его коротка, но чревата событиями. Сравни его с другими городами, ну, скажем, с Лос-Анджелесом. Наш Сан-Франциско… И Роджер сел на своего любимого конька. – Писатели, – сказал он в заключение своей длинной тирады, – любят сравнивать города с женщинами. Сан-Франциско – это женщина, о которой нельзя слишком много рассказывать в кругу своей семьи. Не потому, чтобы она не была вполне пристойна, – нет, но ее чулки чуточку тоньше, смех чуточку звонче, чем это допустимо в обществе, – и люди не поймут ее. Кроме того, воспоминание о ней слишком приятно, чтобы его часто можно было воскрешать в своей памяти… Ах, чуть не забыл! Мой кузен Дэн Уинтерслип из Гонолулу просит тебя исполнить одно поручение. – Меня?! Вот странно! – Да. Такое доверие должно тебе льстить. Впрочем, его ты можешь выполнить только с наступлением темноты. А теперь я поеду показывать тебе город.