– Накануне лесничий видел мужчину с мальчиком и должен был подтвердить, по крайней мере, что к нему явился незнакомец, назвавшийся дядей, – заметил психолог. – Но лесничий все отрицал, – продолжал синьор Р. свой рассказ. – А если он просто не хотел признавать свою ошибку? По сути, он отдал похищенного в руки похитителя, – возразил Джербер. – Попробуй на минуту представить себя на месте следователя, – стоял на своем синьор Р. – В доме ни намека на трупы: не только родителей мальчика, но и орка тоже. – Вероятно, вспыхнувший керосин уничтожил малейшие следы ДНК, – предположил Джербер. – Но через несколько дней обнаружили трейлер, в котором семья должна была отправиться в путешествие по Северной Европе: он находился в заброшенном карьере, куда просочились подземные воды. Дядя избавился от машины, подумал психолог. При необходимости такая находка развенчала бы выдумку о родителях, которые уехали, не взяв с собой сына. – В трейлере нашли отпечатки пальцев, принадлежавшие трем разным людям: отцу, матери и сыну, – педантично перечислял синьор Р. – То же самое – в семейном автомобиле; если не ошибаюсь, это был старый «вольво», лишь слегка поврежденный при взрыве… Если бы там был кто-то еще, осталось бы четыре серии отпечатков, не так ли? Джербер не мог уразуметь, как такое возможно. – Действительно, факты явно противоречат тому, что рассказал мальчик, – заметил и синьор Ф., который тоже внимательно слушал. – Твоего отца пригласили, чтобы выяснить, изложит ли ребенок под гипнозом ту же версию событий: поскольку все другие попытки провалились, прокурор надеялся таким образом наконец узнать правду. – Мальчик рассказал то же самое, но отец все равно ему не поверил… – У него была на то причина, – посуровел синьор Р. – Почему ребенок с самого начала был настолько уверен, что в подвале лежат трупы родителей? Он не говорит об этом открытым текстом, но дает понять, после того как похититель посоветовал не спускаться вниз. И повторяет на протяжении всего рассказа. И правда: Джербер не придал этому значения. – Почему, например, ему ни разу не пришло в голову, что родители находятся в подвале связанные, с кляпом во рту? В таком случае сын мог бы им помочь, но он сидит сложа руки, – продолжал синьор Р. – Единственный ответ – мальчик знал наверняка. С самого начала знал, что там, внизу, два трупа. Психолог ужаснулся. Но синьор Р. еще не закончил. – Возможно, взрыв и правда произошел случайно; возможно, он хотел, чтобы родители задохнулись от испарений, исходивших из чана с горючим. Однако вероятнее всего, что мальчик завлек их в подвал тем же способом, какой, по его словам, применил по отношению к дяде. Более того, ребенок утверждает без обиняков, будто понял, что «настоящий подарок» для женщины – он сам, а вовсе не платье. Это может относиться и к его родителям: он их единственный сын, дар, преподнесенный жизнью. Думая, что он в опасности, мать с отцом бросились в подвал спасать его, а сын их запер внутри. От такой реконструкции событий мороз подирал по коже. – Твой отец говорил мне, что вплоть до того момента у А. Д. В. не наблюдалось ни признаков умственного расстройства, ни странностей в поведении, ни тяги к насилию. Он не был ни стеснительным, ни замкнутым, ни интровертом, пребывающим в собственном мире. Родственники, друзья и преподаватели описывали его как воспитанного, вежливого мальчика, способного поддерживать общение с кем угодно. – Тогда как такое возможно? – спросил Пьетро Джербер, все еще не веря. – Чтобы сотворить подобное с собственными родителями, нужно питать к ним давнюю, глубокую ненависть. – Не обязательно, – вмешался синьор Ф. – Я, как специалист по лечебному гипнозу, могу сказать тебе, что не раз наблюдал случаи, когда несовершеннолетний несоразмерно реагирует на ситуации, которые взрослому показались бы едва достойными внимания. Разжечь ненависть может все, что угодно: упрек, вставший поперек горла, скандал из-за плохой оценки или несправедливое, по его мнению, наказание. – Сам подумай, Пьетро: что более правдоподобно – то, что пришел злой орк, или то, что ребенок мог совершить ужасное деяние, убийство тех, кто даровал ему жизнь? – Задав этот вопрос, синьор Р. вынул из колоды для игры в «Обливио» карту «Malleus Animi» и показал ему. «Молот разума». Слепой человечек – единственный, кто видит реальность и кладет конец игре, сказал себе Джербер. До сих пор он сам был жертвой обмана, иллюзии. Он сунул руку в карман плаща и вынул обгоревший поляроидный снимок женщины с рыжими волосами. Понял, что таким образом ему должны были внушить мысль, что фотография уцелела при взрыве, который уничтожил дом. И это вполне удалось. Однако, исходя из простейшей логики, если она лежала в матросской торбе вместе с другими пожитками орка, от нее бы ничего не осталось. Каким я был дураком, посетовал гипнотизер, ведь его в очередной раз провели. Трюк был обескураживающе прост, но он попался. Кто знает, кем была женщина в белой майке, которая, ни о чем не ведая, позировала перед стойкой бара, подняв кружку пива. Верите вы или нет, но существуют только две фотографии демона. Эта – одна из двух… Настоящее имя вам ничего не скажет. Но когда дьявол принимает обличье этой женщины, ты должен называть ее «мама». Джербер порвал фотографию и выбросил клочки. 46 Никто не хочет верить тому, что говорят дети. Разве не это всегда твердил синьор Б., ставя взрослым в вину недоверие, часто необоснованное, вызванное предрассудками в отношении несовершеннолетних? Но вероятно, существуют исключения. Ибо временами дети скрывают правду, леденящую душу. И Пьетро Джербер был теперь убежден, как и его отец, что история об орке – всего лишь выдумка. Хорошо продуманное вранье, за которым ребенок пытался скрыть поступок вопиющий, ужасающий для его двенадцати лет. Но очевидно, даже став взрослым, сказочник так и не смирился с тем, что его разоблачили. Вот, значит, в чем состояла его цель с самого начала. Сделать так, чтобы и Джербер испытал то же, что довелось пережить ему. Психолог на своем опыте познал тяжкий груз унижения, когда Анита Бальди не поверила в его теорию о существовании похитителя, который восемь месяцев держал в заточении Миру и Нико, загипнотизировав мальчика, чтобы тот рассказал его историю. Судью было трудно убедить, а когда в конце его постигла неудача, Джербер ощутил свое бессилие. Выйдя из аптеки Мюнстерманна с намерением пешком отправиться домой и завершить этот невероятно длинный день, Пьетро Джербер пытался представить, как сложилась судьба А. Д. В. после того, как синьор Б. ему не поверил и все обвинили его в смерти родителей. У следствия не было доказательств, но, скорее всего, родня отреклась от него. Так или иначе, учитывая его возраст, мальчика нельзя было отдать под суд. Наверняка он долго оставался в учреждении, куда на несколько дней попал и Николин – скорее всего, до совершеннолетия. Через двадцать два года все повторилось, словно в зеркальном отражении. Нико тоже заподозрили в том, что он убил свою мать. Но потом сказочник освободил женщину, дабы показать следователям, что они ошибались, подозревая мальчика. Вот зачем он с самого начала забрал и ее тоже, рассудил психолог. Хотел показать Джерберу, насколько ущербны методы расследования, применяемые карабинерами, а главное, насколько произвольны и уязвимы выводы, к которым они приходят. Таинственный гипнотизер был одержим памятью о том, как ему не поверили в детстве. Ты не должен ни с кем говорить обо мне. Ты выслушаешь все, что я имею сказать, до самого конца. Ты не должен искать меня там, снаружи. Он поставил эти три условия не для того, чтобы обеспечить себе безнаказанность или анонимность. Цель была другая: сделать так, чтобы психологу было труднее вызвать доверие, в случае если он решится раскрыть все обстоятельства дела. И еще он хотел, чтобы Джербер оставался без поддержки, один на один с этой историей. Единственный зритель. Единственный судья. Сотовый завибрировал в кармане плаща. Пьетро его вытащил. Эсэмэс: Я тебя жду… Многоточие в конце фразы подразумевало не только интимную близость, но и скрытый призыв. Будто эти слова ему прошептали на ухо. Джербера охватило сладостное чувство, нечто среднее между неловкостью и приятным удивлением, вроде тайной щекотки. Ведь послание пришло от бывшей жены. День рождения, вспомнил он. Сильвия уже приглашала его в «Four Seasons», когда звонила, чтобы сообщить о несчастье, постигшем Филипа и синьора З. Джербер взглянул на часы. Почти одиннадцать: наверное, вечеринка с друзьями уже подходит к концу. Бокал шампанского, который Сильвия вначале выпивала в одиночку, а потом, когда они познакомились, приобщила к ритуалу и Пьетро, после развода утратил свое магическое значение, став просто частью светской жизни. Повод встретиться с друзьями, которые со времени развода покинули его, дружно встав на сторону Сильвии. С другой стороны, стоит ли их винить, если он так обошелся с женой. Интересно, что они подумают, если он появится без всякого предупреждения. Нет, лучше не ходить. Он прибавил шагу, предвкушая впереди только горячий душ и долгий, крепкий сон. Вышел к Санта-Мария дель Фьоре. Обойдя баптистерий и собор, свернул на улицу Ориуоло. Навстречу двигалась группа монахинь и священников, они болтали и смеялись, как обычные туристы, которые возвращаются в гостиницу после прекрасно проведенного вечера. Пробиваясь сквозь толпу, Пьетро увидел ее. Ханна Холл отразилась в погашенной витрине магазина одежды на противоположной стороне улицы. И она глаз не сводила с Пьетро. Джербер замедлил шаг, обходя монахинь и клириков, чтобы лучше ее разглядеть, обуреваемый вдруг нахлынувшим нетерпением. Но когда путь наконец расчистился, ее уже не было там. Куда она подевалась? Пьетро огляделся, прикидывая, где она могла стоять, чтобы отразиться в стекле. Но не смог определить. Это была она, совершенно точно. Черный бесформенный свитер, светлые волосы, собранные в хвост, прозрачная кожа и грустное лицо. Пронзительной красоты взгляд. Ханна предстала такой же, как полтора года назад, когда они виделись в последний раз, и Джербер понял, что обознался: такого не может быть. Джербер понял, что с ним сейчас произошло. Никакой тайны, никакой игры воображения. Просто мираж, видение, вызванное ностальгией. Пьетро осознал, что есть всего один способ избавиться от него. И захотел снова увидеть Сильвию. 47 Роскошный дворец в Борго Пинти был построен в конце пятнадцатого века. Его окружало четыре с половиной гектара зелени, поэтому его относили к «обителям радостей земных», городским зданиям, выстроенным посреди огромных парков, что создавало впечатление, будто хозяева их живут в сельской местности. Прежде чем перейти в собственность семьи делла Герардеска, чье имя он носит по сей день, дворец принадлежал роду Медичи. Пьетро Джербер вошел туда с главного входа, и все великолепие Ренессанса обрушилось на него. Среди мраморных статуй и элегантной мебели его поношенный плащ выглядел неуместно. Но Джербера это не заботило, он направился в «Атриум-бар», где когда-то они с Сильвией назначали друг другу свидания, отмечали памятные даты или особенные события, либо просто ходили туда по любому радостному поводу. На самом деле это она выбрала место. Джербер не мог бы себе такого позволить, если бы не работа бывшей жены, консультанта по вопросам семьи и брака. Сильвия была более амбициозна и, когда, получив диплом, зашла сюда в первый раз, чтобы выпить в одиночку за будущие успехи, уже отчетливо представляла себе, чего хочет добиться в жизни. И впрямь, ее пациенты принадлежали к высшим кругам и были готовы щедро оплачивать время, которое она тратила на то, чтобы выслушивать всякого рода жалобы, рассказы об изменах, разочарованиях и скуке супружеской жизни. Пьетро Джербер вошел в просторное помещение, где были расставлены диваны и кресла и располагалась стойка из корневой древесины, за которой сверкали десятки дорогущих бутылок с элитным алкоголем. Пьетро сразу узнал лица нескольких старых знакомых. Людей, с которыми он делил трапезу, ездил в отпуск и которые после развода исчезли из его жизни, предпочтя Сильвию. Они тотчас обернулись к нему, глядели вопросительно. Да-да, это я, хотелось ему со всей дерзостью крикнуть с порога. Но он ограничился вежливой улыбкой. Совсем недавно он думал, что опоздает и приглашенные разойдутся по домам. Однако же все они были здесь. Джербер разглядел виновницу торжества: она с кем-то беседовала, повернувшись спиной, в открытом вечернем платье. Джербер узнал ее непринужденную позу: в одной руке бокал шампанского, другая теребит длинную нитку жемчуга. Но лишь изгиб шеи уверил его, что это именно Сильвия: наклон, неотразимо прелестный, хотя женщина, некогда любимая, редко его показывала: только когда решалась убрать волосы наверх.