Часть 39 из 48 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Вспомнив их последнее жилище, она расплакалась, ведь от старого дома не осталось ничего, все пожрал огонь. Хотя она никогда не привязывалась к какому-то месту, мысль о том, что где-то, там и сям, все дома голосов, где она жила, продолжают существовать вместе с воспоминанием о том, как она была счастлива с мамой и папой, радовала ее.
Плач отнял последние силы, и она незаметно заснула. Проснувшись, увидела перед собой нечто изумительное. Тряпичная кукла взирала на нее своим единственным глазом. Она потянулась к кукле, но замерла, увидев, что та лежит на коленях старой знакомой.
Лиловая вдова сидела у изголовья и улыбалась ей.
— Здравствуй, — начала она. — Как ты себя чувствуешь сегодня? Лучше?
Она молчала, глядя исподлобья.
— Мне сказали, что ты до сих пор не хочешь ни с кем говорить, — продолжала собеседница. — Я это понимаю, знаешь, на твоем месте я поступила бы так же. Надеюсь, ты не в обиде, что я пришла тебя навестить…
У нее на лице не дрогнул ни один мускул, еще не хватало, чтобы та, другая, приняла бы мимолетный жест за готовность к общению.
— Ты так и не назвала своего имени, — продолжала ведьма. — Все вокруг просто с ума сходят, не зная, как к тебе обращаться… Вот я и пришла, поскольку мы с тобой уже знакомы. Верно, Белоснежка?
Такое открытие парализовало ее. Значит, это ведьма позвала ее по имени в ночь пожара, когда она уже почти заснула.
— Мы целую неделю наблюдали за вами, — рассказывала вдова. — Ждали подходящего момента, чтобы войти и спасти тебя.
Спасти от чего? — подумала она. Но сделала вид, будто не понимает, о чем речь.
— Мы виделись в тот день, под дождем, помнишь? — настаивала ведьма.
Еще бы не помнить. В тот день лиловая вдова забрала Азура.
— Я бы и с тобой хотела поговорить, но нужно было позаботиться о младенце, которого вы оставили на улице… Кстати, с ним все хорошо, он вернулся домой.
Вернулся домой? Что она хочет сказать? Но она испытала облегчение от мысли, что ее братика вылечили от кашля, хотя и не знала, можно ли доверять словам ведьмы. Ведьмы горазды обманывать и наводить чары, мама часто говорила об этом.
— С тех пор я ищу тебя и рада, что нашла.
А я — нет, злая противная ведьма.
— Твои родители тебе внушили, как себя вести, верно? Поэтому ты никому не хочешь назвать своего имени.
Ведьме известны правила. Кто знает, что еще ведомо ей: надо быть осторожной.
— Уверена, ты послушная девочка и не захочешь огорчить маму и папу.
Конечно не захочу, приложу все старания.
— Понимаю, что ты не доверяешь никому: и мне, когда я была маленькая, говорили, чтобы я не доверяла незнакомым людям.
Но с тобой-то мы знакомы: ты и забрала меня, хотя сейчас и кажешься милой.
— Я долго думала над тем, как поговорить с тобой… Потом решила, что, в конце концов, тебе десять лет, ты уже не малышка. Так что поговорю-ка я с тобой откровенно, как со взрослой: уверена, ты меня поймешь. Ты и так потеряла много времени.
Что означает эта последняя фраза? О чем она говорит?
— Во-первых, должна кое-что уточнить… Не важно, что ты не называешь другим своего имени: ты сама не знаешь его.
Но я знаю, как меня зовут.
— Тебя зовут Ханна.
Меня зовут Белоснежка.
— Ты родилась в очень далекой стране, в Австралии. Когда ты была совсем маленькая, твои родители вместе с тобой приехали посмотреть Флоренцию. Было лето, и когда вы гуляли в парке, кто-то вытащил тебя из коляски и унес.
О чем она говорит? Это неправда!
— Люди, которые содеяли такое злое дело, — те самые, кого ты сейчас зовешь мамой и папой.
Ей показалось, будто сердце замерло в груди. Сама того не замечая, она стала яростно мотать головой, чтобы разогнать злые чары ведьмы.
— Жаль, что ты об этом узнаешь таким образом, но, думаю, мы на верном пути… Твоим настоящим родителям сообщили, они едут из Аделаиды, чтобы встретиться с тобой. Знаешь, они тебя долго искали. Так и не смирились с потерей. Каждый год возвращались сюда, снова и снова пытались найти хоть какой-то след.
У нее перехватило дыхание.
— То, что случилось с тобой, произошло и с другим ребенком.
Она поняла, что речь опять идет об Азуре.
— Только ему больше повезло, он ничего не вспомнит о пережитом.
Неправда! Неправда! Неправда! Я хочу вернуться в дом голосов! Хочу к маме и папе! Отведите меня к ним!
— Знаю, сейчас ты ненавидишь меня за то, что я тебе рассказала, я это читаю в твоих глазах. Надеюсь, однако, что очень скоро тебе захочется снова поговорить со мной.
Она захлебывалась рыданиями, не могла ни на что реагировать. Охотно вцепилась бы в горло ведьме и придушила ее. Или заорала бы во весь голос. Но лежала, как парализованная, только и могла, что комкать пальцами простыню.
Лиловая вдова встала и перед уходом отдала ей тряпичную куклу.
— Когда ты будешь готова, я вернусь и объясню тебе все, что ты пожелаешь… Просто спроси обо мне. Меня зовут Анита, Анита Бальди.
31
Джерберу удалось ее перехватить на выходе из дома, по дороге в суд. Анита Бальди застыла посреди лестничного пролета, и Пьетро понял, что судья с трудом узнала его.
— Что с тобой стряслось? — спросила она с тревогой.
Психолог сознавал, что выглядит неважно. Он не спал несколько ночей подряд, не помнил, когда ел по-человечески и в последний раз принимал душ. Но он должен был как можно скорее понять, а все остальное отходило на второй план.
— Ханна Холл! — выпалил он, уверенный, что судья сразу поймет, зачем он явился в столь неурочный час. — Почему вы не сказали мне, что знали ее когда-то?
Когда Джербер впервые назвал это имя, пару дней назад, в гостиной ее дома, старая знакомая как-то напряглась. Теперь он это ясно припомнил.
— Много лет назад я дала обещание… — отвечала Бальди.
— Кому?
— Ты должен меня понять, — проговорила она решительно, заранее отметая всяческие возражения. — Но я отвечу на любые другие вопросы, клянусь. Так что ты хочешь знать?
— Все.
Бальди поставила кожаную сумку и села на ступеньку.
— Я уже тебе рассказывала, что в то время работала «на земле». С детьми всегда непросто, ты сам это знаешь. Особенно трудно убедить их довериться взрослому, ведь взрослые как раз и есть монстры, которых следует остерегаться… Но мы прибегали к разным уловкам, чтобы достичь своей цели. Например, выбирали цвет одежды, какой-нибудь яркий, чтобы дети нас замечали. Я выбрала лиловый. И мы ходили по улицам, искали их. Несовершеннолетних, попавших в беду, которых избивали или третировали знакомые или родственники. Дети, заметив нас, могли подойти без ведома взрослых и попросить о помощи. Был очень важен визуальный контакт. Так я в первый раз заметила Ханну. А она запомнила меня.
— Значит, вы не искали ее?
— Никто ее не искал.
— Неужели? — У Джербера это не укладывалось в голове.
— Холлы заявили о похищении их полугодовалой дочери. В те времена не было камер видеонаблюдения, как сейчас, а все произошло в городском парке, без свидетелей.
Стало быть, похищение, которое Ханна якобы совершила в Аделаиде, на самом деле имело место во Флоренции, много лет назад. И она была не похитительницей, а жертвой.
— Значит, Холлам не поверили, — догадался психолог, которому не терпелось узнать конец истории.
— Сначала поверили, но потом у полиции возникли подозрения: вдруг они все придумали, чтобы скрыть несчастный случай, повлекший за собой смерть младенца, или даже предумышленное убийство. Мать Ханны страдала легкой формой послеродовой депрессии, и муж, вообще-то, задумал путешествие в Италию, чтобы развлечь ее: это сочли достаточно убедительным мотивом.
— Почуяв, что им вот-вот предъявят обвинение, Холлы бежали из Италии, — догадался Пьетро.
— Наши органы просили их экстрадиции из Австралии, но безуспешно, — добавила Бальди.
— Тем временем больше никто не утруждал себя поисками Ханны.
— Холлы за эти годы несколько раз возвращались во Флоренцию, тайно. Они не смирились с потерей.
Джербер даже представить себе не мог, какие невообразимые муки они испытали.