— Нонна, ты идёшь? — Чтобы понаблюдать за тем, как гордый парень превратится в высокомерного мужчину? Я пас. Бабушка не отрывает взгляд от рыжих очисток, которые завитками падают на наш выщербленный стол. — О, нонна. Данте совсем не похож на своего брата. Марко не дружит с полукровками, а вот Данте… — Когда-то у короля Марко было много знакомых полукровок. Власть меняет людей. Никогда не забывай об этом, Фэллон. И ты тоже, Фибус. — Да, мадам. Я не могу представить, чтобы суровый и безжалостный король фейри когда-то дружил с полукровками с закругленными ушами, но бабушке уже более трехсот лет, а королю Марко всего лишь сто пятьдесят. Она знала его задолго до того, как его голову украсила корона из золотых солнечных лучей. — Фэл-лон, — Фибус растягивает моё имя и начинает стучать по полу своим коричневым ботинком. У него много достоинств, но терпение не входит в их число. — Иду! Я вставляю ноги в туфли и несусь следом за ним. Мы бежим по узким мощёным улочкам и по деревянным мостам Тарелексо в сторону более широких дорог, залитых солнцем, и стеклянных мостов, ведущих к островам Тарекуори, где растут более яркие цветы, а воздух чище. Через двадцать минут мы выбегаем на восточную набережную и расталкиваем локтями толпу людей, которые пришли поаплодировать мужеству принца. Воздух наполнен волнением и эльфами. Некоторые из них парят над головами своих хозяев и одеты в такие же одежды из шёлка и кожи; другие, не связанные обязательствами, воодушевленно шумят над вздымающейся лазурной гладью Марелюса, но держатся на довольно приличном расстоянии от неё, чтобы не стать обедом какого-нибудь змея. Тошнотворный запах тёплой крови и рыбьих кишок смешивается с цветочными и цитрусовыми ароматами духов, которые поднимаются от чистокровных фейри. В отличие от нашего разбитого причала, булыжники этой мостовой полируют до тех пор, пока они не начнут сверкать серебром, и поскольку сегодня рынок закрыт, я не понимаю, откуда исходит этот тошнотворный запах. — Посмотри, какой большой, мама. Какой-то ребёнок держит в руках огромный кусок белой плоти, который еле помещается в его ладони и блестит, как его побритая голова. Его мать прикрывает рот рукой. — Боже благослови принца Данте. Я тоже закрываю рот рукой, но не в благоговении. В ужасе. Потому что белая плоть покрыта розовой чешуей. Я делаю шаг назад, позабыв о том, что меня окружают люди, и наступаю кому-то на пальцы. Человек что-то бормочет и отталкивает меня. — Фэллон? — Фибус хмурит брови. Он подходит ко мне и отрывает от юбки мою руку, которая яростно сжимает колючую ткань. — Что на тебя нашло? Я сглатываю, но моя слюна не может преодолеть комок горя, который встал у меня в горле. Фибус не знает о моей дружбе с Минимусом. Никто не знает, что я вижусь со змеем по ночам, кормлю его остатками пищи и глажу его чешую и прекрасный рог. Никто не мог об этом узнать. И теперь, об этом уже никто не узнает, потому что… Моя нижняя губа начинает дрожать. Я прикусываю её верхними зубами. Я слышу, как Фибус снова произносит моё имя, но я не могу ему ответить. Моя боль слишком сильна, она ужасна. — Фэллон, что… — Кто? Кто его убил? — бормочу я. — Его? — Если вы уже получили мясо змея, пожалуйста, отойдите назад, чтобы другим тоже достался королевский подарок, — кричит стражник в центре толпы. Люди приходят в движение, и я замечаю, как сверкает золото в чьих-то косичках, как взмахивает чья-то загорелая рука, кожа на которой сверкает от пота и морской воды, и как блестит широкий мачете из серебра, опустившись на то, что осталось от тела зверя. Я хочу убежать. Я хочу заплакать. Вместо этого я опускаю руку со своих дрожащих губ, высвобождаю пальцы из руки Фибуса и протискиваюсь мимо фейри и полукровок, которые стоят передо мной. Все эти годы я замечала каждый новый белый шрам на теле Минимуса. У него их было пять — четыре шрама оставили лианы бабушки, и один — рог такого же змея. Я знала их наизусть, потому что я гладила его голую, резиновую плоть каждый раз, когда мы встречались. Мне так хотелось иметь возможность вылечить его, как он когда-то вылечил меня. Като стоит перед принцем, сдерживая толпу. Когда он замечает меня, он слегка качает головой. Неужели он думает, что я причиню вред Данте за то, что он убил животное? Несмотря на всё моё отчаяние и чувство отвращения, я могу причинить человеку не больше вреда, чем зверю. Фибус касается ладонью моей поясницы и, приблизившись губами к моему уху, говорит: — Идём. И хотя я благодарна ему за поддержку, я не могу уйти. Пока не увижу. Я прохожусь взглядом по свёрнутым в кольца останкам змея в поисках повреждений на розовой чешуе, но не нахожу их. Я ещё раз на всякий случай оглядываю вытянутое тело. Несмотря на то, что змей такой же длинный и толстый, как Минимус, это не он. Слёзы облегчения, и стыда из-за того, что я испытываю облегчение, катятся по моим щекам. Я быстро утираю их, в надежде, что их никто не увидит, но глаза Данте обращены на меня. Я быстро моргаю, чтобы прийти в себя, и уже начинаю разворачиваться, как вдруг рядом с принцем причаливает гондола, и королевский лекарь-фейри гигантских размеров, одетый в традиционные чёрные одежды, выходит из лодки. Данте передает кусок мяса одному из своих многочисленных стражников, после чего подходит к лекарю, который стоит так близко ко мне, что я могу сосчитать золотые колечки в раковине его уха — тридцать. Каждое из них украшает целебный камень. Он касается их своими пальцами, чтобы получить их силу для работы со своими пациентами. Данте наблюдает за мной, на его лбу появляется складка. Так же, как и Фибус, он, должно быть, чувствует мою боль, поскольку знает, что я не выношу жестокого обращения с животными. Он медленно поворачивается и обнажает спину для лекаря. Кровь сочится из глубокой раны у него под лопаткой и стекает по спине. — Зверь первый напал на меня, — Данте не произносит моё имя, но я понимаю, что его слова предназначаются мне. И хотя мои глаза пощипывает, я не закрываю их и неотрывно смотрю на его рану. Данте был ранен первым. «Он был ранен первым», — повторяю я. Когда я снова смотрю на безжизненное тело змея, моё сердце болит уже меньше. По правде говоря, оно стало болеть чуть меньше, когда я поняла, что это не Минимус. Как эгоистично. Я такая эгоистка. Лекарь сжимает пальцами огненно-красный кристалл и подносит ладонь к спине Данте, после чего его бронзовая кожа начинает срастаться. Когда процесс излечения подходит к концу, огромный мужчина кланяется Данте. По пути к лодке, его взгляд перемещается на меня и задерживается. Похоже, он ищет повод сообщить обо мне Юстусу Росси. Рассказать ему что-то, что может меня дискредитировать. Я отвожу глаза, пока он чего-нибудь не обнаружил, и смотрю на жемчужину Люса — замок династии Регио из стекла и мрамора, окружённый чистыми каналами и золотыми мостами, ведущими к острову. Исолакуори. Сердце нашего королевства, бьющееся у него внутри. — Фибус, — Данте кивает моему другу, сжав в кулаки окровавленные руки. — Уведи Фэл отсюда. Фибус обхватывает меня рукой за талию. — Я как раз хотел это сделать. Когда мы начинаем пробираться сквозь оголодавшую толпу, Фибус делает глубокий вдох, после чего целует меня в макушку. — Когда-нибудь из-за твоего сердца у нас будут очень большие проблемы. — У нас? Я поднимаю на него слезящиеся глаза. — Да. У нас. У тебя, у меня и у Сиб. В горе и в радости. И так до конца наших очень долгих жизней. Мы дали клятву и обменялись кровью. Забыла? Боже, я люблю этого парня. Я обхватываю его рукой за талию и сжимаю. Когда мы выбираемся из толпы, я говорю: — Нонна оказалась неправа. — Насчёт чего? — Насчёт того, что Данте изменится, переплыв канал. Это не сделало его тщеславным. Она даже как будто раскаивался. Это укрепляет мою веру в то, что власть меняет не всех мужчин.