ГЛАВА 5 Дни проходят, и никаких убийств змеев больше не наблюдается. Впрочем, как и самого Данте. Я надеюсь, что он не навещает меня из-за предстоящей помолвки Марко и других государственных дел, а не из-за романтических свиданий с кем-то ещё. Воспоминания о том, как пальцы Катрионы проходятся по его тёмной коже, постоянно прокручиваются у меня в голове, когда я не достаточно занята, и это заставляет меня всё время чем-нибудь заниматься. Когда я не работаю и не помогаю бабушке по дому, я ухожу в книги. Чтение одно из любимых времяпрепровождений мамы, может быть, поэтому мне оно тоже очень нравится. Вместо того чтобы читать истории про себя, я читаю их вслух своей маме. — И жили они долго и счастливо, дикие и свободные. Я закрываю книгу в кожаном переплете, где рассказывается о двух фейри из враждующих королевств, которые преодолели свои различия и отбросили предрассудки, чтобы быть вместе. Страницы книги истрепались и истончились из-за того количества раз, что я их перелистывала. Шёлковая нить, которая соединяет страницы обложки, начала распускаться. По словам бабушки, «Сказание о двух королевствах» было самой любимой книгой мамы. Не знаю, насколько это правда, потому что она не выказывает никаких эмоций, но это определенно моя любимая книга. — Опять эта книга? — усмехается каждый раз бабушка, заходя в спальню во время чтения. — Ну, конечно же, теперь это и твоя любимая история. Бабушка говорит, что я мечтатель, но если я не буду мечтать, то что тогда мне остаётся? Мать, которая отдала своё тело недостойному мужчине, и бабушка, которая отдала своё сердце тирану? Реальность слишком суровая. Ну, хотя бы у меня есть родители Сиб. Их любовь прекрасна. Сиб так часто упрекает меня за мои романтические увлечения и нереалистичные ожидания. Самое ироничное в том, что это говорит девушка, чья семья представляет собой воплощение мечты. Но счастливцы часто не замечают своей удачи. — Бронвен наблюдает за тобой, — шепот срывается с маминых губ, как только я ставлю книгу на её маленькую полочку рядом с гладким камешком, на котором вырезана буква «В». — Кто такая Бронвен, мама? Проведя большим пальцем по выемкам на камешке, я подхожу к окну и смотрю на коричневую гладь канала, которая блестит золотом в заходящем солнце. Мой палец замирает, потому что кто-то стоит в поле нашего зрения под склонившимися ветвями кипариса — женщина в тюрбане и платье такого же чёрного цвета, как и тени, окутывающие её. Может быть, это та же самая женщина, которую я заметила на набережной пару дней назад? У неё такое же телосложение. И одежда. Я щурюсь, желая разглядеть её в темноте, но под моим окном проплывает гондола, отвлекая моё внимание. Я чувствую, как взгляды мужчин в лодке перемещаются на моё лицо, и слышу, как один из них спрашивает, не буду ли я сегодня в «Кубышке», потому что он, по-видимому, собирается там быть. Мне хочется, чтобы их лодку сдуло подальше отсюда. Когда гондола скрывается из виду, женщина тоже исчезает. Я ещё сильнее сжимаю камешек в руке. — Дама на берегу и есть Бронвен, мама? Тишина. — Мама? Я машу рукой у неё перед лицом, но она уже погрузилась в своё покалеченное сознание. Вздохнув, я возвращаюсь к полке и кладу камешек рядом с книгой. В течение нескольких минут я неотрывно смотрю на резьбу. Интересно, что означает буква «В»? А точнее — кого? Я нашла этот камешек в кармане одного из маминых платьев, когда моё тело оформилось, и ко мне перешёл её гардероб. Я сказала бабушке, что он теперь принадлежит мне, чтобы она его не выкинула. Не то, чтобы бабушке недоставало эмпатии, это было не так; она просто считала, что прошлое может ещё больше навредить маме, и старалась оградить её от него. Вид камешка расплывается, когда я представляю женщину в тюрбане из Ракса. Может быть, мне стоит отправиться к ней? Мысль о том, чтобы посетить земли смертных одновременно ужасает и манит. Бабушка ни за что не разрешит мне поехать туда, но ведь мне уже двадцать два. Мне не нужно её разрешение. Всё, что мне нужно, это деньги и пропуск на паром, который курсирует между набережной и болотами. Деньги у меня есть, а вот пропуск достать сложно. Ведь мне нужна весомая причина для посещения Ракокки. Не могу же я сказать стражникам-фейри, выдающим пропуска, что ищу незнакомку по имени Бронвен? Они сообщат о моём запросе дедушке, который не только будет против, но также проинформирует бабушку о том, что ей необходимо держать свою внучку в узде. Я замечаю, как в канале мелькает жёлтый хвост змея, и мой пульс заходится, как та пена на воде, которую потревожил змей. Я могла бы призвать Минимуса, схватить его за рог, и он бы перенёс меня на другой берег. Но что если он унесёт меня в своё логово? Наверное, я могла бы поплыть с ним рядом. Он наверняка никуда от меня не денется. А что если денется? Что если он оставит меня на полпути? Что если меня схватит кто-то из его друзей змеев? У меня в голове возникает идея получше. И она заставляет мой пульс успокоиться. Я напишу письмо, и попрошу Флору доставить его Бронвен. Чернилами на маленькой карточке я пишу ей записку, в которой спрашиваю, откуда она знает мою маму и что хочет от меня. Затем я целую маму в щёку, натягиваю шерстяное одеяло на её плечи, покрытые веснушками, и оставляю её смотреть на закат. Я рано прихожу на работу и предлагаю Флоре помочь подготовить комнаты наверху. Услышав моё предложение, она хмурится, но мать двенадцати детей не отказывается от моей помощи. Ведь так она сможет уйти пораньше домой. И хотя я слышала, что она говорила родителям Сибиллы о том, как рада отвлекаться от своего семейства, мне с трудом верится в то, что она предпочитает работу материнству. Я жду, пока мы не закончим с третьей комнатой, после чего спрашиваю: — Флора, ты знаешь женщину по имени Бронвен? Она шипит, словно я только что плеснула горячим маслом на её кожу. — Ты её знаешь! Она резко переводит свои карие глаза на дверной проём. — Не-а. — Тогда почему ты зашипела? Флора сосредоточенно взбивает пуховые подушки. Я запускаю руку в карман, чтобы достать записку, но вместо этого достаю медяк. — Я просто хочу узнать, кто она такая. Вот и всё. Флора смотрит на то, что я ей предлагаю, и отводит взгляд. Её натруженные пальцы продолжают сворачивать грязное бельё. — Всё, что будет сейчас сказано, останется внутри этих стен. Клянусь своей смертной жизнью. Она снова смотрит на мою монету. Я достаю ещё один медяк. Её глаза жадно блестят, и она кивает на свою юбку. Моё сердце громко стучит, когда я опускаю обе монеты в её карман. — Я те ничо не говорила, если меня спросят, усекла, полукровка? — Я тебя услышала. Она смотрит на раскрытую дверь, а затем переводит взгляд опять на меня. — Как я уже сказала, я её не знаю. Из-за того, что она говорит тихо и с ракоккинским акцентом, мне приходится следить за движением её губ, чтобы разобрать слова. — Но я о ней слышала. Поговаривают, что она гадательница. — Гадалка? Она может предсказывать будущее? — Ш-ш. По обыкновению румяное лицо Флоры бледнеет, как бельё, которое она прижимает к своей пышной груди. — Прости, — бормочу я. — Слепота даровала ей ясновидение. Значит, мне не почудился странный блеск в её глазах. — Её предсказания сбывались? Щёки Флоры теперь уже окончательно бледнеют. — Она предсказала, что малой моего кузена потонет в Юлетайд. Мы напеременку смотрели за ним. Боялись, что он провалится под лёд канала. За две минуты до полуночи мы уже праздновали её ошибку, когда нашли его, плавающим лицом вниз в купальне, которую забыли осушить его братья и сёстры. — О, Боже, мне так жаль, Флора. — Я те говорю, она ведьма. Чувство горечи искажает её лицо. — Держись от неё подальше, Фэллон. Флора выскакивает из комнаты раньше, чем я успеваю отдать ей свою записку. По пути в зал, я непрестанно прокручиваю у себя в голове полученную информацию. Я спотыкаюсь, когда мне в голову приходит одна мысль. Я крепко хватаюсь за перила, ритм моего сердца сбивается. Как Бронвен может наблюдать за мной, если она слепая? Может быть, она видит моё будущее? Может быть, мама имела в виду именно это? Если всё так, то это значит, что родившая меня женщина знает о том, что Бронвен ясновидящая. Но откуда? Моё настроение портится, так как теперь у меня ещё больше вопросов, чем ответов.