— Марко скормил их змеям? — в ужасе восклицаю я. — А чему ты так удивляешься? — он выходит из своего транса. — Регио всегда избавлялись от своих врагов таким образом. В этой части таверны нет окон, и всё же Маттиа бросает взгляд на стену, которая выходит на набережную. Я решаю, что он беспокоиться о том, что кто-то может подслушивать, но затем он говорит: — Интересно, утащили бы тебя змеи в своё логово, Фэллон? Джиана шипит. — Не говорит так, Маттиа. Даже не думай об этом. Она проводит пальцем по лужице разлитого вина, после чего подносит рубиновую капельку к своим губам — это фейский ритуал, который совершают, если не хотят, чтобы сказанное сбылось. — Я знаю, все думают, что я могу приручать животных, но это неправда. Я продолжаю врать, как завещала мне бабушка. — В тот день в канале змей напал на меня. Он указывает на то место, где я сижу. — Но ты всё ещё дышишь? — Потому что он был молодым. Только поэтому я всё ещё дышу. Антони протягивает под столом руку и сжимает мою ногу, которой я начала стучать по полу. — Хватит разговоров о змеях, воронах и войнах, хорошо? — Да-да, — Маттиа приподнимает бокал. Рука Антони остается на моей ноге, и хотя меня это не успокаивает, это, похоже, успокаивает его, поэтому я разрешаю ему оставить ладонь там, где она лежит. Пока кузены обсуждают места для рыбалки и женщин, Джиана исчезает на кухне, чтобы принести еды. Несмотря на то, что я стараюсь не выпадать из разговора, мои мысли всё время возвращаются к пророчеству Бронвен. Почему именно пять воронов? Могут ли все пятеро быть спрятаны в Люсе? Прошло уже более двадцати лет. Как долго могут жить вороны? Ржавый котел, надеюсь, я ищу не их трупы. Мне хочется достать ручку и бумагу, чтобы записать все, что я узнала, но оставлять подобные улики — ужасная идея. Поэтому я прокручиваю всю информацию у себя в голове. Когда я делаю это приблизительно в двенадцатый раз, меня осеняет одна мысль. Вороны, которые выжили, улетели на Шаббе. Жители Шаббе любят животных. Моё колено ударяется в крышку стола. Что если эти вороны связаны с Шаббе? Что если Бронвен сама оттуда? Антони наклоняется и бормочет мне на ухо: — Я слишком тороплюсь? Я поворачиваюсь к нему и радуюсь, что он связал мою суетливость с тем, что он гладит моё бедро. Рада тому, что он не пытается прочитать мои мысли. Рада тому, что он не умеет это делать. Я нацепляю на себя застенчивую улыбку. — Немного. Он целует меня в уголок губ и возвращает свою руку на моё колено, где она и остаётся, пока Марчелло и Дефне не возвращаются с Исолакуори с горящими глазами. Их эмоциональный рассказ о королевском пире как рукой снимает моё опьянение. Протрезвев, я встаю и шёпотом желаю всем спокойной ночи. Антони тоже встает и настаивает на том, чтобы проводить меня домой. Поскольку снаружи всё ещё темно, я не сильно сопротивляюсь. По правде говоря, я рада его компании. Антони, может быть, и не Данте, но я ему доверяю. Мы неторопливо идём вдоль канала, и я, наконец, задаю ему вопрос, который занимал мои мысли весь последний час. — Я знаю, что магическая защита вокруг Шаббе не даёт его жителям попасть в наши воды, но что, если кто-то из них уже был там? Мой вопрос приковывает его ботинки к мощёной улице и заставляет его пальцы напрячься у меня на пояснице. — Защита должна была затянуть их обратно. Магия, которая была использована, примагничивает их кровь и силой притягивает их тела обратно на остров. Так рассыпается моя теория о том, что Бронвен — жительница Шаббе. Когда мы снова возобновляем шаг, я говорю: — Марко следовало отправить Данте на Шаббе, а не в Глэйс. Антони фыркает. — Только если бы он хотел убить своего брата. Я резко вдыхаю. — Почему ты так говоришь? — Потому что Коста убил дочь королевы и использовал её кровь, чтобы создать магический барьер между их островом и остальным миром. Моя челюсть отвисает так низко, что подбородок сейчас без сомнения касается моих ключиц. — Жители Шаббе презирают семью Регио так же сильно, как Регио презирают жителей Шаббе. Значит, жители Шаббе не помогут Данте заполучить трон. Мне приходится опять начинать сначала. Единственный плюс — это то, что сейчас у меня больше информации, чем когда я получила первый кусочек головоломки. Хотя ничего из этого не помогает мне понять, каким образом пять птиц приведут Данте к трону. Антони сжимает мою талию. — Когда-нибудь мир всё же наступит. Я хмурюсь, потому что не знала, что у нас идёт война. ГЛАВА 11 Весь вечер Антони вёл себя как настоящий джентльмен, тогда почему я чувствую себя так, словно изменила принцу с красивым рыбаком? Потому что Бронвен заложила мне в голову мысль о том, что Данте и мне суждено пожениться? Звёзды сегодня такие яркие, что цветущие лианы, поднимающиеся по боковым стенам нашего дома, напоминают мишуру, которой украшают Люс с первым снегом и оставляют до первого цветения. Йоль — один из моих любимых праздников, и не потому, что я родилась в самый короткий день в году, а потому что праздничное настроение захватывает всех жителей Люса, и всё вокруг сверкает, включая наш мрачный канал. Когда мы доходим до входной двери, рука Антони, которая всё то время, пока мы шли от таверны, находилась у меня на пояснице, начинает скользить вверх по моей спине. Он нежно обхватывает мой затылок и наклоняет мою голову назад. В сотый раз я выталкиваю Данте из своих мыслей, потому что вовсе не Данте сделал эту ночь такой особенной. Я медленно вдыхаю и выдыхаю, ожидая, что губы Антони опустятся на мои, но он не целует меня, а только смотрит на меня так пристально, что моя плоть нагревается. Я пытаюсь считать выражение его лица, но он такой сосредоточенный, такой серьёзный, что я не могу понять, что творится у него в голове. В конце концов, я сдаюсь и бормочу: — Что такое? — Я всё ещё пытаюсь осознать, что губы Фэллон Росси касались моих губ, и не во сне, а наяву. Моё сердцебиение ускоряется. — Я тебе снюсь, Антони? — Каждую ночь с тех пор, как я опрокинул на тебя поддон с рыбой. Ах да, наша первая встреча была далеко не милой, и в ней было много острых словечек. Едва я переступила порог «Кубышки», как Сиб сморщила нос и указала на свою комнату, располагавшуюся на самом верху таверны, попросив меня посетить её ванную и переодеться. — Это было три года назад… Я никак не могу досаждать тебе во снах каждую ночь. — Ты мне не досаждаешь, ты меня очаровываешь.