— Запри дверь, — говорит Джиана, когда Риккио, единственный огненный фейри в нашей компании, поджигает фитили нескольких керосиновых ламп. В Тарелексо так пусто и тихо, словно во всём королевстве фейри в живых остались только мы пятеро. Даже эльфы, которые обычно гудят на пристани, куда-то подевались. Потому что все сейчас во дворце. Во дворце, который может стать моим. Я — королева…. Это полнейший абсурд. И всё же… я могу представить себя рядом с Данте, и мне не ненавистна эта мечта. Мои фантазии достигают эпических размеров, пока я помогаю Джиане составить пять стаканов на круглый столик в задней части таверны, который стоит за занавеской, скрывающей его от окон и остального помещения. Я сажусь между Антони и Риккио. И хотя в Раксе черноволосый фейри скорее плёлся, чем шёл к лодке, он всё равно поднимает бокал с вином и осушает его. — Какие ужасные манеры, Риккио, — Антони обхватывает ножку другого бокала, наполненного вином, и ставит его передо мной. — Сначала дамы. — И он ещё удивляется, почему тебе всегда так везёт, а ему нет. Я не могу пропустить намёк Маттиа, но мои мысли слишком заняты птицами и Данте, чтобы покраснеть. Железные вороны. Железные вороны. Железные… И тут до меня доходит. — Вы все участвовали в Битве при Приманиви, верно? Мой вопрос заставляет моих компаньонов задержать дыхание и перестать улыбаться. Они переглядываются, их губы бледнеют, шеи напрягаются, спины распрямляются. — Я не участвовала. Джиана первая приходит в себя, после чего наклоняется над столом и наливает вино в три других бокала. — Женщинам запрещено становиться солдатами, забыла? Наш пол слишком слабый. Ни сарказм, ни социальная подоплека в её ответе не укрываются от меня. Неравенство между полами это так же нелепо, как и неравенство между расами. Но как бы мне ни хотелось это обсудить, у меня есть более насущные проблемы. — Но ведь ты находилась поблизости, Джиана? Её взгляд такой же настороженный, как и тон её голоса. — Да. — В школе мы изучали, что представители племени снабдили своих птиц железными когтями и клювами, чтобы сделать из них оружие. Все молчат. — Там были птицы, полностью облачённые в железные костюмы? Антони хмурит лоб, его губы тоже хмурятся. — Костюмы? — Доспехи. Я указываю на своё тело. — Доспехи, полностью покрывающие тело. — Доспехи для птиц? — Маттиа упирается о круглый стол предплечьями, покрытыми светлой шерстью — клянусь, этот мужчина наполовину медведь. Риккио усмехается. — А я-то думал, что в Раксе ты поглощала только слюну Антони. Мои щёки начинают гореть. — Оставь её в покое, Риккио. И, нет. Антони начинает наклонять голову из стороны в сторону, раздаётся серия щелчков, словно всё его тело напряжено. — Только когти и клювы были сделаны из железа. Могла ли Бронвен назвать их железными воронами из-за их металлических конечностей, или я должна найти статуи, изображающие этих смертоносных птиц? — А кто-нибудь из них выжил? — Те, что выжили, улетели на Шаббе, — говорит Риккио. Я вздрагиваю. — Шаббе? — Ну, знаешь… тот крошечный остров на юге, который всеми правдами и неправдами хотел бы завоевать наш славный и справедливый король. Похоже, Риккио совсем не любил Марко. — Я знаю всё о том королевстве. Он закидывает руку на спинку своего стула и разворачивается ко мне лицом. — А всё ли? — Да. Всё. Я знаю, что они дикари, которые ненавидят фейри и используют людей в качестве рабов, из-за чего король Коста установил вокруг их острова магическую защиту, чтобы не дать им попасть в Люс. Появление этой защиты ознаменовало конец Магнабеллум, великой войны между Люсом и Шаббе, которая произошла пять веков назад. — Я знаю, что они практикуют магию на крови, которая окрашивает их глаза в розовый цвет. Я также знаю, что магическими способностями у них обладают только женщины. Я окунаю кончик пальца в вино и провожу им по краешку бокала. — Должна признать, я не знала, что вороны улетели на их берега. В зловещей тишине раздаётся тихое гудение, исходящее от моего бокала. — Я понимаю, что они не могли остаться в Люсе, но почему они не мигрировали на восток, в Неббу? Я слышала, что там невероятные леса и горы. — Они отправились в Шаббе, потому что его жители почитают животных, — серые глаза Джианы горят серебром в свете керосиновой лампы. Мой палец замирает на полпути. Её высказывание не заставляет меня тут же начать испытывать к ним родственные чувства, но это ставит под вопрос их варварские наклонности. Стул Риккио скрипит, когда он облокачивается о спинку. Он крутит свой бокал с вином, заставляя пузырьки в сладком напитке забурлить. — А с чего такой интерес к воронам? Я убираю палец от краешка бокала и вытираю его о свои колени. — Потому что я впервые побывала в Раксе, а поскольку некоторые люди помогали горным племенам, которые тогда на нас напали, — я не отвожу от него глаз, чтобы моя ложь прозвучала ещё более убедительно, — я вдруг вспомнила о Приманиви. Риккио медленно кивает. — Все, кто помогали тому племени, Фэллон… погибли вместе с ними. В прямом смысле. — То есть? Маттиа стучит костяшками пальцев по поцарапанной крышке стола. — После Приманиви, Марко запер всех несогласных на корабле, который он затем потопил у южного берега Люса, на кладбище кораблей. Моё сердце стучит о каждую косточку моего корсета. — Кладбище кораблей? Риккио наблюдает за тем, как Джиана подливает ему вина, но кажется, будто он сейчас за несколько километров отсюда, дрейфует по Марелюсу. — Море и течения там настолько дикие, что разбивают любой корабль, который заходит в эти воды.