Услышав мои последние слова, он застывает. — Понятно? Очертания его тела становятся ещё резче, а глаза холодного золотого оттенка напоминают сейчас цвет монеты, которую я собираюсь переложить из своего старого платья в новое. Ворон наклоняет голову, и у меня отвисает челюсть. Он на самом деле меня понимает. Я всё ещё ощупываю голубое платье в поисках карманов, когда Сильвиус рычит: — Ты же не хочешь, чтобы я начал брать с тебя деньги за своё время, Фэллон Росси? Ты не можешь меня себе позволить. Я подпрыгиваю и бормочу: — Навозная муха. Ещё раз тщательно изучив складки шелковой ткани, я прихожу к выводу, что у платья, которое я одолжила, нет карманов. Это проливает свет на то, почему жители Тарекуори носят с собой повсюду маленькие сумочки и клатчи. Карманы — это для тех, кто не может позволить дополнительные аксессуары. Я приподнимаю угол своего матраса, кладу монету на деревянную планку, после чего хватаю чёрные шипы и закидываю их обратно в сумку, которую запихиваю под кровать. Когда все улики спрятаны, я встаю и разглаживаю платье, которое в этом не нуждается. Материал такой качественный, что даже не мнётся. В покрытом тёмными пятнами зеркале над столом я замечаю свои спутанные локоны и беру гребешок. — Пожалуйста, не кради мою монету. Ворон прищуривает один глаз, как будто моё предположение выводит его из себя. С силой проведя короткой щетиной по волосам, я поворачиваюсь и смотрю на своё отражение. Кожа у меня под глазами посерела от перенапряжения, а само лицо побледнело от стресса. Я кладу гребешок на место, щипаю себя за щёки, после чего провожу алой помадой по своим губам, чтобы скрыть изнеможение. По пути к двери своей спальни я бросаю взгляд на своего нового квартиранта. Не могу поверить, что я собираюсь оставить дикое и потенциально опасное животное с железными когтями и клювом в своём доме. Калдрон, защити маму и бабушку. И защити меня от гнева бабушки, если она вдруг узнает, что я освободила. Как только я огибаю голубые стены своего дома, на меня снисходит ужасная мысль — ворон может превращаться в дым, а дым может пройти под дверью. — Наконец-то, — взгляд янтарных глаз Сильвиуса скользит по моему телу, когда он протягивает мне свою руку. — Собираешься смягчить свой приговор при помощи соблазнения, понятно. Я таращусь на Сильвиуса. — Какой приговор? — Ну как же… — он приподнимает одну из своих черных бровей. — За преступление, которое ты совершила. Моё тело обдает ледяным холодом, который проникает в моё нутро, но, по-видимому, не затрагивает моего сердца, потому что этот орган не застывает, как все остальные части тела. Он всё бьётся и бьётся в ритме стаккато, сотрясая мои зубы и кости. Сильвиус прибыл сюда не для того, чтобы отвезти меня к Данте, он собирается отвести меня к Марко. Кто-то из поместья Фибуса, должно быть, донёс на меня. Я перевожу внимание на мужчин в лодке, ища среди толпы людей в белой униформе своего светловолосого друга в броской одежде. — Не советую убегать, синьорина. Вам не понравится, если такой человек как я начнёт за вами гоняться, — эта низкая угроза Сильвиуса сотрясает все мои внутренности и разбивает лёд. Он как никогда прав. Я наконец-то отрываю застывшую руку от своего тела и беру Сильвиуса за руку. — На моём счету много преступлений, капитан. Могу я узнать, которое из них обеспечило мне поездку во дворец в сопровождении любимого помощника моего деда? Сильвиус улыбается, не заметив, а точнее не придав значения моему саркастичному тону. — Твой чертовски неудачный выбор друзей. Он говорит о Фибусе? — Птолемей Тимеус по-настоящему в ярости. Я даже не пытаюсь подавить вздох. — У высокопоставленных фейри такие нежные эго. Уголки губ Сильвиуса приподнимаются, когда он подводит меня к моему месту в центре лодки. И хотя я не хочу садиться, набежавшая волна, а также его близость, заставляют мои колени согнуться. — А у низших фейри такие злые языки. Сильвиус нависает надо мной, и его янтарные глаза проходятся по моим накрашенным губам. Ему лучше не представлять их на своём теле, потому что мой злой язык никогда не окажется рядом с кожей этого мужчины. — Как вы справедливо заметили ранее, ваш дед действительно мне благоволит. Я жду, что он скажет дальше. — Моё влияние в Исолакуори очень сильно. Одно моё слово, и твой приговор будет значительно смягчен. — Я думала, что приговоры выносят после суда. Когда мы заворачиваем в самый южный канал, который опоясывает двадцать пять островов, водяной фейри, управляющей скоростью лодки и её траекторией, разгоняется, чем создает огромную волну. Ветер играет в длинных чёрных волосах Сильвиуса, и мне в нос ударяет запах благовоний, которые всё время жгут в номерах таверны на втором этаже. Либо он только что вылез из кровати блудницы, либо не мылся этим утром. Его брови изгибаются. — Приговоры выносятся после суда. — А не слишком ли вы тогда торопитесь, предполагая, что мой приговор потребует смягчения? Рука Сильвиуса опускается на моё сидение, и он наклоняется ко мне, обдав моё лицо своим тошнотворным запахом. — Фэллон Росси, это не первый твой эпизод со змеем. Я отклоняю голову назад, желая убрать свой нос подальше от него. — И каким было моё другое правонарушение? Он выпрямляется в полный рост. — В королевской бухте. Десять лет назад. Думаешь, все уже забыли? — Я не знала, что неуклюжесть в Люсе противозаконна. Он расставляет ноги, когда лодка попадает в открытое море и начинает плыть в сторону острова, показавшегося вдалеке, где обитает король и, что иронично, второй из пяти воронов, которых я должна собрать. — Короля беспокоит не твоя неуклюжесть. — А что тогда? Моя любовь к животным? — Ты подозрительно человечна. — Может быть, потому что я человек? — Только на половину. Если Сильвиус заявляет это без каких-либо колебаний, значит ли это, что теория Фибуса о том, что меня подменили в детстве, неверна? — Могу я поделиться с молодым поколением одной мудростью? — Я бы не стала попусту тратить слова, капитан. Его рот, который уже раскрылся, чтобы произнести нечто мудрое, резко захлопывается, а ноздри начинают раздуваться, втягивая тёплый воздух. Некоторое время он пристально смотрит на меня, его зрачки пульсируют в гневном изумлении. Но затем он наклоняется и хватает меня за шею. — Ты играешь с огнём, Фэллон Росси. Моя кожа покрывается мурашками под его сжимающейся рукой. — В отличие от вас, Сильвиус, я не обладаю огненной магией. А теперь отпустите меня. — Капитан. Он сильно сдавливает мою шею, чтобы выразить своё неудовольствие, после чего убирает руку и выпрямляется. — Я не твой друг, и ты мне не ровня. — Хвала Котлу. На его виске начинает дёргаться нерв. Он прав. Я играю с огнём. Его огнём. И поскольку я не обладаю ни магией воды, которой я могла бы его потушить, ни короной, это смертельно опасная игра. Низкий стон, сопровождаемый сильным всплеском, заставляет меня повернуть голову. Параллельно с лодкой огромное розовое тело то выныривает из воды, то исчезает в искрящемся море, как иголка, проходящая сквозь ткань. Моё сердце подбирается к горлу, а затем ещё выше, когда я замечаю белые кольца на розовой плоти.