— Мамма, кто такая Бронвен? Она повторяет те же самые два слова. Я отпускаю её и наливаю чашку чая, которую затем подношу к её губам в надежде, что чай снимет её внезапную нервозность. Возможно, бабушка знает, о ком говорит мама? Словно почувствовав, что я думаю о ней, бабушка входит в мамину спальню со стопкой постельного белья. — Всё в порядке? Я заставляю маму выпить ещё немного чая. Отвар как всегда волшебным образом действует на неё, и она успокаивается. Когда она перестаёт качаться в кресле, я ставлю чашку на столик и обхожу кресло, чтобы помочь бабушке заправить кровать бельём, которое пахнет глицинией и солнечным светом. — Мама сказала, что женщина по имени Бронвен наблюдает за мной. Ты её знаешь, нонна? Свёрнутая простыня выпадает из рук бабушки и катится по матрасу в мою сторону. — Понятия не имею. Но её застывшие пальцы и пульсирующие зрачки говорят об обратном. Не поднимая на меня глаз, она берёт в руки простыню, растягивает её и фиксирует на матрасе, щёлкнув резинкой. Я гляжу на окно, за которым поднимаются с болот клубы дыма лавандового цвета. Люди жгут костры, которые должны согреть их ночью. — Как думаешь, она живёт в Раксе? — Насколько нам известно, она живёт в голове Агриппины. Моё сердце начинает биться сильнее из-за жалости к женщине, сидящей в кресле, которая потеряла связь с реальностью из-за обрезанных ушей. Я ненавижу короля Марко за то, что он заставил моего деда наказать свою дочь, но ещё больше я ненавижу своего деда за то, что он не воспротивился этому и не защитил свою плоть и кровь. — Это так, но сегодня её слова, казалось, имели смысл. Интересно, эта Бронвен — жительница Люса, или она живёт в соседнем королевстве? — Она также сказала, что время пришло. Бабушка заправляет пуховое одеяло, которое пожелтело и истончилось от времени, в пододеяльник кремового цвета, залатанный такое количество раз, что он теперь напоминает топографическую карту. — Фэллон Росси! Моё имя гремит за приоткрытым окном маминой комнаты, качнув лозу глицинии, которая захватила три стены нашего дома. Я бросаюсь к окну, улыбка уже сияет на моём лице, потому что я где угодно узнаю этот голос, хотя он и не произносил моего имени уже целых четыре года. Я кладу руки на подоконник и улыбаюсь ещё шире, увидев поднятое вверх лицо своего посетителя и голубые глаза, которые сверкают, как утренняя роса. — Ты вернулся! Мой голос звучит так, словно я задыхаюсь от возбуждения, и это заставляет свиту принца ухмыльнуться, но меня не волнует, что думают обо мне его друзья. Меня волнует только то, что думает обо мне Данте. Становясь старше, я всё ждала, когда же он избавится от меня, но он этого не сделал. — Ты стала ещё красивее, чем раньше. Я смеюсь, в то время как фейри-гондольер пытается удержать судно на плаву, так как два взрослых мужчины ерзают на своих бархатных креслах, а другой встал в полный рост. — Ты вернулся домой насовсем или на помолвку своего брата? — Насовсем. Он очень похорошел за эти четыре года. Его плечи стали шире, очертания лица — более чёткими, а каштановые косички отросли ещё больше. Теперь они касаются рукояти меча, украшенной драгоценными камнями, который висит на его нарядном кожаном поясе. Только его голубые глаза и загорелая кожа не изменились. Он указывает большим пальцем себе за спину. — Мой барак находится прямо напротив вашего дома, синьорина Росси. — Как удобно. Я чувствую чьё-то присутствие у себя за спиной. И поскольку мама не может стоять, я понимаю, что это моя бабушка. Данте кланяется ей. — Синьора Росси, выглядите потрясающе, как и всегда. Я фыркаю, услышав его комплимент. — Добро пожаловать домой, Альтецца. Надеюсь, ваша поездка на север была удачной. — Всё именно так, спасибо. Если даже начнётся война, у нас теперь есть хорошие союзники, на которых мы можем положиться. — Война начнётся, — говорит мама тихим голосом, который, похоже, донёсся до ушей принца, потому что на гладкой поверхности его лба появляется складка. Чистокровные фейри обладают исключительным слухом. Мои щёки вспыхивают, так как мне становится стыдно за заявление мамы. Я надеюсь, что Данте не заметил её зловещего шепота, но на случай, если он её услышал, я решаю сменить тему: — Мне бы очень хотелось послушать о твоих приключениях, Данте. Бабушка цыкает. — Принц Данте, — я особенно выделяю звук «р» и закатываю глаза, так как, несмотря на то, что Данте является принцем королевства Люс, он, прежде всего, — мой друг. Мальчик, который убедил своего брата не забирать меня в замок для дальнейшего расследования после того, как я приручила змея. Мужчина, который подарил мне мой первый поцелуй в узком переулке в тот вечер, когда он уезжал в Королевство Глэйс. Тёмное лицо Данте слегка светлеет. — Я с удовольствием расскажу вам о них, дорогая Фэллон. — Тогда найдите меня, когда у вас будет время. — Где? Он хватается за лакированный борт лодки, которая начинает раскачиваться ещё сильнее из-за того, как опасно далеко он наклонился вперёд. — Поспрашивайте прохожих. Каждый в Люсе знает, где работает прославленный заклинатель тварей. Я закрываю мамино окно, а фейри воздуха начинает отгонять лодку от берега. Один из друзей Данте, должно быть, сообщил принцу, где я работаю, потому что улыбка исчезает с его лица. Похоже, он забыл уточнить, что я ублажаю желудки и печень своих посетителей, а не то, что находится ниже. — Он никогда на тебе не женится, Фэллон, — голос бабушки стирает улыбку с моего лица. — Я не собираюсь замуж. — Ты собираешься стать его куртизанкой? Я откидываю голову назад и кривлю рот от отвращения. Я не имею ничего против женщин, продающих своё тело — я считаю многих из них своими подругами — но я бы никогда… я бы этого никогда не сделала. Я достаточно опозорила свою семью одним только фактом своего рождения. — Он не король. Я начинаю теребить шерстяное одеяло, которым я до этого накрыла исхудавшие ноги мамы. — Может быть, но принц не может жениться на простолюдинке. Если он хочет сохранить свой титул. Я чувствую, что бабушка смотрит на меня, но я не смотрю на неё. Я слишком взволнована, раздражена и… — Фэллон, лучше отдай своё сердце другому мужчине. — Я никому пока не отдала своё сердце. Она испускает вздох, в котором слышится так много слов. Я почти уверена, что большинство из них — мудрые, но сейчас я не настроена на её мудрость. — Я опаздываю на работу. Я целую маму в щёку, но решаю не целовать бабушку. Я проскальзываю мимо неё, спускаюсь по винтовой лестнице и выхожу в темноту Тарелексо. Бабушка утверждает, что темнота защитит меня, и, вероятно, она права, но темнота также делает меня невидимой, а я хочу, чтобы Данте видел меня.