Птица и ухом не ведёт. — Мама, похоже, убеждена, что мне надо уходить. И поскольку это она отправила меня в то подземелье, думаю, что это как-то связано с тобой. Неужели я действительно изливаю свои мысли перед этим животным? На что я вообще рассчитываю? На совет? На наставление? Слова про подземелье могли быть совпадением. Всё-таки у моей мамы не всё в порядке с головой. О чём я таком говорю? Это не было совпадением. Она предупредила меня о том, что Бронвен наблюдает за мной, и Бронвен наблюдала. Она сказала про золото в подземелье Аколти, и там были целые кучи золота. Какие-то высшие силы используют маму как рупор. Может быть, эти высшие силы и есть Бронвен? Кто вообще такая эта Бронвен? Стены моей комнаты исчезают. Потолок и пол тоже. Неожиданно я обнаруживаю, что смотрю в ущелье. Я выставляю руки, костяшки моих пальцев ударяются обо что-то твёрдое — стену из серого камня. Я растопыриваю пальцы на другой руке, но они не встречают сопротивления. Я переношу вес своего тела в сторону и хватаюсь за камень, хотя не падаю. Я… я плыву. Святой Котёл, что со мной происходит? Я лихорадочно озираюсь вокруг в поисках чего-нибудь… кого-нибудь, но я одна в… Где я? В Монтелюсе? Подо мной гремит поток. Далеко-далеко внизу. Несмотря на то, что сила гравитации не тянет меня вниз, я сжимаю камень, и напоминаю сейчас скорее ящерицу, чем женщину. Я уже готова позвать на помощь, как вдруг замечаю, что на узком уступе подо мной что-то блестит. И из груди этого создания торчит чёрная стрела. Крик умирает у меня на губах, не успев вырваться наружу, и я начинаю моргать. Ущелье пропадает, и я снова оказываюсь в своей комнате. Я сижу на корточках перед кроватью, сжимая пальцами деревянную раму так, что костяшки моих пальцев побелели, а мышцы на бёдрах пульсируют так же сильно, как и бицепсы. Мои губы дрожат от частых вздохов. Это было видение? Теперь у меня появились видения? Может быть, именно они атакуют мамин разум и выводят её из равновесия? Несмотря на то, что сейчас я не болтаюсь над ущельем глубиной в несколько десятков метров, я осторожно выпрямляюсь. Стыдно признаться, но я гляжу на пол, чтобы убедиться, что там ничего нет. Конечно же, я вижу только блестящие точно свежий мёд половицы. Наконец, я поднимаю взгляд на ворона и вздыхаю. — Думаю, я знаю, где искать твоего следующего друга. Я запускаю руку в волосы, убираю локоны с лица и смотрю на окно. Пара шагов — и вот я уже стою рядом с ним, отодвигаю занавеску и смотрю на вершины гор, окутанные смогом. — Полагаю, он лежит где-то в ущелье этих гор. Дрожь пробирает меня до самых костей. Если Ракокки считается гиблым местом, то уж горы, которые разделяют королевство на две части, известны тем, что проглатывают каждого, кто осмеливается отправиться на их каменистые склоны. — Может быть, Бронвен сможет поручить эту миссию кому-то другому? Я поворачиваюсь к ворону и пристально смотрю на лимонно-желтые точки на его голове, после чего прохожусь взглядом по его короткой шее и чёрным крыльям. — А почему бы тебе самому не полететь туда и не спасти своего друга? Ворон как будто прищуривает глаза, поэтому я прищуриваюсь в ответ. — Я не понимаю, чем я заслужила такой взгляд? В этом нет ничего возмутительного. Если ты не заметил, у меня нет ни крыльев, ни магических способностей. Мой лоб начинает покалывать, словно кожа на нём онемела. Я начинаю её растирать, чтобы избавиться от этого странного чувства, как вдруг оказываюсь в ночном лесу перед Бронвен и лошадью с седлом. Я вздрагиваю. И резко закрываю глаза. А когда осторожно открываю их, то снова оказываюсь у себя в комнате, сжимая занавески, точно спасательный трос. Святой Котёл, что это было? Очередное видение? Если это было видение, то кто мне его послал? Один из богов? Сама Бронвен? Бронвен — богиня? Оракул? Колдунья? Злой дух? С таким лицом, похожим на расплавленный воск, и невидящими глазами, она определенно выглядит как нечто потустороннее, нечто злое. О, боги, что если она — злой дух, который пришёл уничтожить мир с моей помощью? У меня в голове всплывает история Приманиви, которая доводит меня до ещё большего исступления. Что я наделала? Что я делаю? ГЛАВА 36 Я смотрю на кровать. Смотрю на ворона, который смотрит на меня в ответ. Я делаю выпад, приседаю, зацепляю рукой кожаную сумку под кроватью и достаю её. Затем я хватаю шипы из обсидиана, и с шипом в каждой руке вскакиваю на ноги. Прежде, чем ворон успевает слететь со своего насеста, я поднимаю руки и пытаюсь ударить его. Снова и снова. Но каждый раз, когда мне кажется, что шипы вонзятся в плоть, они лишь проходят сквозь чёрный дым. Пот выступает у меня на шее и начинает стекать на платье, мои мышцы пульсируют, боль между ног достигла уже эпических масштабов, но я не перестаю атаковать коварного ворона. Я никогда раньше не причиняла вреда животному, и никогда не желала им вреда, но теперь я больше чем когда-либо убеждена в том, что птица, которую я пробудила — не является животным. — Что ты такое? — рычу я, тяжело дыша и подняв своё оружие в воздух. У злобной твари хватает наглости нахмуриться. Но что я по-настоящему не могу понять, так это то, почему он не улетает… зачем он так издевается надо мной? Разве дым не может пройти под дверью? Разгневанная, я отпираю окно и широко его раскрываю. Ветерок, ворвавшийся внутрь, охлаждает мою вспотевшую верхнюю губу. — Убирайся! Убирайся и найди Бронвен. Скажи ей, что я не марионетка. Мне не нужна ни она, ни ты, чтобы завладеть сердцем Данте. Мы будем вместе, с короной или без. Я всё ещё держу в руках куски чёрного камня, но мои пальцы ослабели и теперь дрожат. — Уходи! Ворон смотрит на меня сверху вниз с высоты шкафа. Боже, это самый глупый злой дух в истории. Я даю ему возможность уйти, а он не собирается ей воспользоваться. Не думая, я кидаю шипы в Марелюс. Когда тёмные воды канала поглощают их, я поднимаю глаза и уже готова повернуться к птице, как вдруг замечаю фигуру, стоящую на чёрном берегу Ракса. Мне, вероятно, почудился тюрбан и развевающиеся юбки, но я всё равно кричу: — Найди кого-нибудь другого! С меня хватит этого дурацкого поручения. Мои глаза начинает щипать. От пота. От слёз. От полнейшего отчаяния. Почему я? — Почему я? — громко шепчу я. Потому что ты глупая девчонка без магических способностей, волю которой легко подчинить, так же как и сердце, вот почему. Моё сознание — мой самый беспощадный критик. Я отрываю свои слезящиеся глаза от Бронвен, или того, кто стоит на другой стороне канала, если это вообще человек, и обвожу взглядом мрачные углы своей комнаты. Я ожидаю увидеть блеск оценивающих золотых глаз, но нигде их не обнаруживаю. Ничего не двигается. Ворон исчез. Улетел. Наконец-то. В одном из старых мифов, которые любят нашёптывать своим детям фейри, рассказывается о том, что не стоит заводить дружбу с фейри с закругленными ушами. Это история о том, как полурослики потеряли кончики своих ушей. Я никогда не верила этой древней сказке, в которой говорилось, что одна импульсивная девушка обрекла на гибель целую расу, открыв ящик с фейскими секретами и разболтав их по всему королевству. Но разве это не то, что я только что сделала? Выпустила на волю нечто, способное обречь на гибель нашу расу? — Фэллон, ради святого Котла, что ты здесь делаешь? Я поворачиваюсь к двери. Высокая и худая фигура бабушки подсвечена со спины, но от меня не укрываются морщинки, пересекающие её лицо, и направление взгляда. Она смотрит на перевернутый стул, открытый шкаф, смятые простыни и опрокинутую вазу с пионами, из которой течёт вода. — Ты решила… сделать перестановку? Я фыркаю и стираю влагу со своих ресниц.