Это были не пустые слова. Я видела, как сжимаются в ярости кулаки кельпи, как сверкают его глаза, как гневно звенят бусины в прическе. Но он стоял… и молчал. Мэб медленно обошла его по кругу, коснулась волос и с печальной улыбкой пропустила меж пальцев жемчужные пряди. – Ты поседел после алтаря. А жаль, мне безумно нравились твои волосы раньше. Но у всего есть своя цена. Она обошла мужчину по кругу, поглаживая широкие плечи, касаясь мощной шеи тонким пальцами, лаская острые уши, вздрагивающие от каждого прикосновения. И смотрела на меня. Не отрываясь… совершенно диким от злобы взглядом. – Глупенькая Беа, ты действительно думала, что дивный фейри может что-то найти в глупой смертной и влюбиться в нее настолько, чтобы отдать свой нарвин? Наивное мое дитя… Ты слепое орудие. Инструмент, которым Элвенрой вскрывает замок на доме. О, я даже не представляю, как он обрадовался, что хозяйкой светлой стороны наконец-то стала девушка! Хотя… если так, совсем немного подумать, то кто виноват в том, что впервые за столько поколений дом передали девушке? Как долго ты вкладывал эту мысль в голову Джона О’Рейли, мой дорогой бывший муж? Ответь – и говори правду, приказываю! Гневно сверкнув зелеными глазами, Элвенрой все же неохотно подтвердил: – Не так уж и долго. Джон безумно хотел передать полномочия хоть кому-то, я просто подсказал достойную кандидатуру и развеял сомнения. – Чудесно, – улыбнулась королева, сверкнув настолько идеальными зубами, что они казались неестественными. – А теперь скажи своей глупенькой возлюбленной, сколько осталось времени до того момента, как артефакт, в который заключена твоя сила, превратится в простую безделушку и уже не сможет вернуть тебе прежние возможности? – Месяц, – сухо ответил Элвенрой. – О, просто прекрасно! – Мэб как девочка захлопала в ладоши. – Всего месяц – и один из самых могущественных лордов обоих Дворов окончательно потеряет возможность вернуть себе былую мощь. Да, это действительно будет невероятно обидно, не так ли? Ради того, чтобы получить обратно СЕБЯ, можно пойти на многое. Потерпеть смертную в постели, рассказать ей о великих чувствах, огне, пламени… о чем там еще принято говорить этим бабочкам-однодневкам? Каждое ее слово било наотмашь. Возможно, потому, что все объясняло и очень уж походило на правду. О, да, теперь все действительно стало понятно! Чудесный урок, спасибо ваше величество. Правда иногда бывает уродлива. – Так что вот так, Беата О’Рейли. Королева нежно улыбнулась мне и ушла. Не попрощавшись. Просто пропала – и все, оставляя меня наедине с осознанием действительного положения вещей. С отвратительно ясной ситуацией, в которой уже нельзя было обмануться, как бы мне того ни хотелось. Наверное, в этот момент мне должно было быть больно. Все же предательство. Сердце должно оборваться, кровью обливаться и так далее. А мне было… никак. Странное, оглушенное состояние, словно меня с головой накрыли невероятно тяжелым ватным одеялом, через которое не могли прорваться звуки. Да что там звуки, вообще ничего не могло сейчас до меня достучаться. Словно я лежала в темноте, свернувшись калачиком, глубоко и размеренно дышала и ничего не чувствовала. Так ведь? А эта горечь, что разливается в воздухе и обдирает горло при каждом вдохе – так это потому что я дышу ртом и не могу дышать носом. Мне просто не хватает воздуха. Мало-мало-мало… И глаза слезятся тоже именно из-за этого. Мне просто мало воздуха. Кислородное голодание очень затейливым образом влияет на людей. Я присела на валун, где еще недавно сидел Элвенрой и заплетал мне волосы. Обхватила колени руками и тупо уставилась на свои пальцы. Обычные пальцы, чуть испачканные зеленым травяным соком. С короткими ногтями. Руки как руки. Смертные, человеческие. Обычные. На них легли пальцы незаметно приблизившегося Элроя. Он опустился на корточки, погладил мои ладони и тихо сказал: – Я видел твоего бывшего мужчину и понимаю, что после него ты всем не доверяешь. И не хотела связываться ни с кем в принципе. Мэб явилась в тот самый хрупкий момент, когда ты впервые не хотела меня отталкивать. Явилась и все разрушила… Я обману, если скажу, что твое появление здесь было случайностью. Я обману, если скажу, что изначально познакомился с тобой потому, что ты мне понравилась, а не из-за своей цели. Но я скажу правду, если признаюсь, что не стал бы отдавать нарвин, если бы ты действительно не зацепила что-то в моей сути. Кажется, вы, люди, называете это душой. Ты в моей душе, Беа. Я не могу изменить прошлое, но будущее только в нашей власти. Ты мне веришь? Я подняла взгляд на до боли красивое лицо фейри и покачала головой, шепотом признавшись: – Не знаю, чему верить, Элрой. Не знаю, кому верить. Я забралась в эту глушь как лиса в нору. Зализывать раны, отращивать шкуру покрепче. А сейчас ее с меня снова ободрали… это больно, действительно больно. Он осторожно взял мое лицо в ладони и невесомо коснулся губ поцелуем, а после прижался лбом к лбу и сказал: – Время. Людей очень хорошо лечит время, Беата О’Рейли. Я лишь кивнула в ответ, а потом мягко, но решительно высвободилась из рук господина Зеленой реки и сказала: – Нас ждет тропа. Глава 17 Тропа не ждала, она существовала века до меня и будет здесь после. Ей было решительным образом все равно, кто именно топчет ее. За следующие часы я поняла, как мало знала раньше о муках. Элверой был рядом, и от самого этого факта мне и сладко и грустно. Что делать, как быть? Я так берегла себя от сердечных ран, так стремительно убегала от любой возможности снова влюбиться, что с разбегу влетела прямо в объятия нового чувства. С которым теперь не знала, что делать. Так же, как и с новой информацией. Самое паршивое заключалось в том, что я, в общем-то, прекрасно понимала Элвенроя. Наверное, дело, скорее, в том, что открывшаяся правда меня отрезвила. Действительно, где я и где лорд Неблагого Двора, который уже много лет живет только одной целью – вернуть себе былое могущество? Чего не сделаешь, чтобы вернуть себе себя… Да любой бы на его месте попытался меня соблазнить. Последний шанс, еще бы! Даже если он действительно испытывает ко мне искренние чувства и не обманывает, то что? Ну вот что?! Через десять лет на моем лице появятся первые признаки старения. Через двадцать уже откровенные, как бы я не молодилась. Через тридцать… От одной картины меня в облике пожилой женщины и по-прежнему молодого и прекрасного фейри в сердце впился острый шип боли. Мне всегда казалось, что я сильная. Что внутри меня железный стержень, который невозможно сломать. В конце концов, мох ведь растет на твердом стволе дерева! Но когда бьют по одному и тому же месту, по едва зажившей ране… не выдержит ни дерево, ни даже железо. А уж если вспомнить, что на свете существует великое множество аналогов Патрика Кларка и ни единого подобия лорда Элвенроя, становится совсем грустно. Хотя, конечно, есть Кэйр. Ну да, Беа, точно – непременно заведи роман с зазеркальным гадом, чтобы тебя добили наверняка… Водяной гад шел в нескольких шагах сзади, ступая почти бесшумно, и помалкивал. Хоть за это спасибо! Выяснения отношений я бы сейчас не выдержала. Да и что тут выяснять? Занятая тоскливыми размышлениями, я не сразу заметила, что шагаю уже не по тропинке. Под ногами лежала широкая дорога, вымощенная гладкой черной плиткой. Присмотревшись, я поняла, что плитка имеет самые разные размеры и формы – словно какой-то неадекватный художник выкладывал здесь мозаику. Выкладывал хаотично, даже не пытаясь изобразить какой-то узор. Но результат оказался просто потрясающим! Я огляделась. Мы шли по аллее, окаймленной остролистами. Высокими, словно упирающимися верхушками в небо, усыпанными множеством ягод. И это, казалось бы, праздничное зрелище, вызывало смутную тревогу. Наверное, потому, что ягоды, опавшие на черную дорогу, сильно походили на капли крови. В сотне метров от нас дорога терялась в сероватом мареве, и как-то сразу стало понятно, что ничего хорошего впереди не ждет. Вот ни на капельку… Я остановилась и обернулась. – Элрой? Кельпи, догнав меня, остановился тоже, но на меня даже не посмотрел. Пялился вперед, и на лице у него застыло очень странное выражение. Словно вспоминал что-то, причем явно не слишком приятное. Но мне до его эмоций дела нет. Мне вообще больше до него нет дела. Кроме того, за которым мы идем по так называемой Оранжевой тропе. Кстати, о ней. – Элрой, а почему эта тропа называется Оранжевой? – Что? – откликнулся он, даже не повернув головы. – А… Попробуй посмотреть себе под ноги. – Там черная плитка, – указала я. – А ты не глазами смотри. Я вздернула брови, но попыталась последовать совету. Ни за что не смогу объяснить как, но у меня получилось. В хаотичную мозаику неизвестного художника и впрямь были вплетены столь же хаотичным порядком ярко-рыжие нити. Но вплетены вовсе не создателем дороги. Я совершенно четко осознавала, что оранжевая паутина, слегка подрагивающая, еле заметно мерцающая, была здесь с тех самых времен, когда… когда… – Когда первый король Неблагого Двора прокладывал вечные тропы между территориями и мирами, – сказал Элрой, и я вздрогнула. – Не пугайся, Беата. Ты шепчешь вслух, я просто продолжил твои слова. Теперь его взгляд был устремлен на меня, и в нем читалась улыбка. – Что же ты видишь? – Оранжевую паутину… – Все правильно. Ты очень легко учишься, маленькая хозяйка. Становишься все ближе к дивному народу. Правда, на удивление быстро. Джону, помнится, потребовалось несколько лет, чтобы начать видеть наши тропы. – Он стал фейри? – быстро спросила я. – Он стал колдуном, – усмехнулся Элрой.