– Мне пришлось ее отругать, – продолжала девушка. – Я никогда не повышала на нее голос, но как иначе, если она продолжает отрицать очевидное? Все это, несомненно, касалось Эвы. – И мне страшно! Да, страшно! – в гневе призналась Майя. – Эта девочка внушает мне страх, вот в чем дело. Я в ужасе, но бросить ее не хватает духу. Можно ли быть такой дурой? Стараясь успокоить, психолог взял ее за руки. Майя закусила губу; казалось, она вот-вот расплачется. – Сейчас ты мне все подробно расскажешь, хорошо? А потом мы вместе решим, как действовать дальше. Девушка взглянула на него полными слез глазами и кивнула. Она в него верила. – Пойдем, сам посмотришь, – сказала она и потянула его к дому. Осколки шара со снегом лежали в железном совке, предназначенные на выброс. Синьора Ваннини смела их с пола в Эвиной комнатке, но Майя попросила не выкидывать их сразу. Хотела предоставить Джерберу доказательство того, что случилось. – Она мне сказала, что шар упал с полки, – пояснила Майя. – Но невооруженным взглядом видно, что его расколотили об пол. Джербер смотрел на осколки стекла, которые сверкали даже внутри темного чуланчика, расположенного рядом с кухней. Только миниатюрный домик с зеркальными окнами уцелел. Хотя без воды и поддельного снега он казался призрачным. А Майя тем временем продолжала: – Но не это самое главное: когда я спросила Эву, как такое могло случиться, та ответила с самым невинным видом, что она тут ни при чем. Если бы она призналась, что нечаянно разбила эту штуку, вопрос был бы на этом закрыт. Но она меня уверяла, что шар упал сам. Психолог изумился: – Она не стала винить воображаемого друга? С точки зрения Эвы, это было бы проще и логичнее всего. Если в твоем распоряжении имеется невидимый мальчик, почему бы этим не воспользоваться? – Нет, – отрезала Майя. – Даже не упомянула о нем. – Я так понимаю, это случилось сегодня ночью, – начал Джербер: он хотел узнать все детали и выстроить последовательность событий. – Около трех часов, – уточнила Майя. – Я спала у себя в комнате, а она напротив комнаты Эвы; грохот разбудил меня. Я скорее бросилась к ней: девочка сидела на кровати и показывала на что-то перед собой, в темноте. Я зажгла свет и увидела на полу разбитый шар и все мягкие игрушки. Психолог представил себе эту сцену. – Стало быть, Эва утверждает, что она тоже спала, когда это случилось. Девушка кивнула, все еще расстроенная. Очень хитрый ход, подумал Джербер. То, что Эва не приплела своего несносного дружка, теперь приобретало смысл. Не упоминая о нем, Эва на самом деле хотела, чтобы они сами вовлекли его в происходящее. Не хотите верить мне, так я вас заставлю. Безупречная логика. – Могу я наконец выбросить эти стекляшки, пока никто не порезался? – спросила синьора Ваннини у них за спиной. Она тоже была разгневана. – Эта маленькая врунья заслуживает хорошей взбучки. Джербер не был убежден, что наказание поможет. Наверное, полезнее было бы заставить ее взглянуть в глаза правде. Поэтому он нагнулся над осколками шара со снегом и, делая вид, что рассматривает их, вынул крохотную карту памяти из подставки с устройством, воспроизводящим музыку. Карта содержала запись всего, что там происходило. Он посмотрит видео этим же вечером. – Теперь пора пойти к Эве, – объявил доктор. – Ты опоздал, – тут же поставила ему на вид девочка своим обычным серьезным тоном. Она никогда не улыбается, подумал Пьетро Джербер. – Извини, – сказал он, закрывая за собой дверь. Несмотря на то что день был в разгаре, Эва, все еще в пижаме, сидела на разобранной постели. Последствия беспорядочного дня, подумал психолог. Он заметил пустое место на полке, куда, однако, вернулись зверушки. Но не стал упоминать о случившемся, главным образом чтобы не дать ей повод солгать и ему тоже. – Не возражаешь, если мы снова сыграем во вчерашнюю игру? – спросил он. Как всегда, девочка повернулась к креслу с подлокотниками в поисках ответа. – Он говорит: хорошо, – сообщила она. – Но как же я засну без красивой музычки? Упоминание о музыке, звучавшей из шара, было явной провокацией, но Джербер решил не поддаваться. Ты не заставишь меня говорить о том, что было ночью, подумал он. – К счастью, я всегда ношу с собой одно устройство, – сказал он, вытаскивая из кармана плаща футлярчик чуть больше спичечного коробка. Открыв его, психолог начал собирать странную конструкцию с маленькой иголкой по центру. Девочка с любопытством наблюдала за его действиями. – Это метроном, – пояснил наконец Джербер. Потом продемонстрировал механизм в работе: легким нажатием большого пальца запустил стрелку, та стала раскачиваться, и раздался ритмичный стук. – Можно заставить его идти медленнее или быстрее, – добавил он и установил ритм 60 ударов в минуту. – Вряд ли эта штуковина меня усыпит, – заявила девочка скептически. Все так говорят, подумал Джербер. Хотя бы в этом Эва не отличается от своих сверстников. Через пять минут она уже впала в транс. – Ты меня слышишь? – начал гипнотизер. – Да, – отвечала Эва. – Не хочешь закончить вчерашнюю историю? – спросил он у воображаемого дружка. Рассказ прервался в тот момент, когда двое проходимцев, осознав, что совершили серьезную ошибку, решили все-таки, что могут обернуть сложившуюся ситуацию себе на пользу, извлечь выгоду из импровизированного похищения. И главное, женщина с татуировками дала своему сообщнику понять, что, если полицейские придут искать маленького заложника, они его не найдут. На этой скрытой угрозе Эва остановилась. Сейчас девочка что-то проговорила вполголоса. Чтобы расслышать, Джерберу пришлось склониться к ней. – Повтори, пожалуйста. – Нужно сидеть тихо, иначе эти двое меня найдут… 13 Не знаю, сколько времени я прячусь в высокой траве между двумя кабинками, которые стоят у пустого бассейна. Плитка на дне бассейна раскололась, виден бетон, из трещин растет крапива. Кто знает, как он выглядел раньше, когда люди приходили сюда купаться. Это место очень большое и совсем заброшенное. Синьор с волдырями от комариных укусов на руках и синьора с татуировками ищут меня. То и дело окликают. Но я им не верю. – Давай выходи: я ничего тебе не сделаю, честное слово, – клянется он. Но в руках у него ножницы. Я здесь с ними почти целый день, и мне не нравится. Я спрашивал, когда меня отвезут домой, и они сказали – скоро. Но я должен быть послушным мальчиком. Это значит одно: командуют взрослые. Хреновая отмазка, чтобы раздавать приказы. Например: я должен слушаться брата, делать то, что он прикажет. Плохо, что я в семье родился последним. Почему, спрашивается, я не могу никому приказывать? Поэтому я и хотел щенка. Хоть кто-то был бы меньше меня. – Куда ты подевался? Давай помиримся, ладно? Я на это не куплюсь. Знаю, что он хочет со мной сделать. Слышал, о чем они говорили утром. Вы думали, я сплю, а я проснулся. Ночь я провел на скамейке в трейлере без колес. Жара стояла у-бий-ствен-ная! Мне было никак не заснуть, я все время вертелся и пару раз чуть не грохнулся на пол. От вони было не продохнуть. Разило грязными ногами и волосатыми подмышками. Пивом и застарелой мочой. Иногда кто-то портил воздух. Не помню, когда я заснул и сколько времени проспал. Но в какой-то момент дневной свет проник сквозь сомкнутые веки. Я уже хотел открыть глаза, но услышал, как жена что-то говорит мужу: – Черт возьми, сейчас, наверное, уже повсюду висят фотографии этого сопляка. – Этот мелкий сукин сын нас спалит, если мы что-нибудь не предпримем. Хотелось сказать им, что моя мама – совсем не это слово. Не люблю, когда ее обзывают. Как-то раз я даже подрался с одноклассником, который сказал о моей маме гадость. – Надо как-то пересидеть до вечера… Не знаю, что случится вечером. Может быть, меня наконец отвезут домой. Ждут, наверное, чтобы солнце село, будет не так жарко. – Придумала, – говорит синьора с татуировками. Открывает ящик и что-то протягивает синьору с волдырями от комаров. Приоткрываю один глаз и вижу, что это ножницы. – Попробуем сделать так, чтобы его не узнали.