Джербер пожал ей руку, задаваясь вопросом, насколько придирчиво Майя выбирала платье для встречи с ним. И тут же выбранил себя за такие мысли. – Здесь очень красиво, – заметил он, озираясь, только чтобы оторвать от нее взгляд. – Да, красиво. Жаль, правда, что никто за этим не следит, – ответила девушка с огорчением. Потом указала на дом. – Пойдемте, синьора Ваннини сварит нам кофе. Они прошли мимо целого ряда залов по длинным коридорам, отделанным старинной плиткой. Над их головами высились потолки, покрытые фресками и лепниной. Белые чехлы покрывали мебель прошлых веков. Лампы, картины, люстры и зеркала были обернуты в бумагу, чтобы не садилась пыль. Казалось, они шагают среди толпы призраков. – В доме больше пятидесяти комнат, – пояснила Майя. – Но, как я вам уже говорила, мы занимаем лишь несколько, в восточном крыле. В тишине обширных залов малейший звук отдавался эхом. Подходя к кухне, Джербер вдруг услышал непонятный звон. Чуть позже они переступили порог большой комнаты, где стоял огромный дубовый стол. Колоссальных размеров вытяжка над глубоко утопленным в стене камином буквально нависала над ними. – Я просто счастлива, что Майя убедила вас, – заявила синьора Ваннини, протягивая Джерберу руку. Пожимая ее, Джербер понял, что из кухни звенел серебряный браслет с подвесками в форме дикобразов. Женщина лет сорока пяти, приятной наружности: типичная тосканка, прямодушная и непосредственная. Волосы завязаны в хвост, глаза чуть подкрашены, белая блузка, джинсы, спортивные тапочки – совсем не так представляешь себе домоправительницу, подумал Джербер. Аделе на вилле в Порто-Эрколе скорее походила на старую деву, хотя в те времена была ненамного старше синьоры Ваннини. Вскоре домоправительница налила им с Майей свежесваренного кофе. – Наконец кто-то займется душевным здоровьем бедной девчушки, – заметила она. – Я все еще не уверен, что смогу разобраться в случае Эвы, – уточнил психолог, беря чашечку. Он не хотел пробуждать ликование прежде, чем познакомится с девочкой. До поры до времени лучше никого не обнадеживать. – Синьора Ваннини знает, как обстоят дела, – вмешалась Майя. – Я ей все объяснила, – добавила она, испепеляя женщину взглядом. – Что же, доктор: если вы не возьметесь за лечение Эвы, это будет настоящей катастрофой, – высказалась та, наплевав на молчаливые упреки Майи. – Бедному ангелочку и без того несладко живется: совсем одна, в доме, который разваливается на глазах. А мать шляется по всему миру бог знает зачем, и дочка для нее помеха. – Прошу тебя… – попыталась Майя ее остановить. – Нет уж, я расскажу. – Женщину буквально прорвало. – Знаете, сколько времени графиня Онельи Кателани не видела свою дочь? – осведомилась она с презрением. Джербер не знал, но был уверен, что ему немедленно откроют возмутительную правду. – Шесть месяцев! – в самом деле воскликнула Ваннини, показывая число на пальцах. – Даже на Рождество не приезжала. – Она бурно жестикулировала, и браслет с дикобразами позвякивал в такт ее речам. – Пожалуйста… – тщетно просила Майя. – У меня муж и трое сыновей, иногда и меня одолевает искушение взять да удрать от них, но я ни за что бы их не бросила, – упорно продолжала домоправительница. – А теперь, в довершение всего, Эва должна терпеть выходки воображаемого дружка. Она разгневана и обижена по-настоящему, заметил Джербер. Как и Майя, она очень привязана к девочке. Насколько психолог понял, синьора Ваннини занималась уборкой и готовила еду. Каждый вечер возвращалась в городок Сан-Джиминьяно, к своей семье. Домоправительница собиралась продолжить инвективу, когда Джербер увидел, как в дверном проеме на миг показалась белокурая головка. Она тут же исчезла, но Джербер кивком указал на дверь, открытую в коридор, и быстро приложил палец к губам, подавая Ваннини знак умолкнуть. Он задавался вопросом, где все это время находилась девочка. Теперь он это знал. Отставив пустую чашечку и вставая из-за стола, доктор проговорил: – Теперь настала пора познакомить меня с Эвой. 7 Они немного помедлили, дав девочке время вернуться к себе в комнату. Услышав, как этажом выше хлопнула дверь, Джербер и Майя стали подниматься по лестнице. – Я бы хотел остаться с ней наедине, – сказал он девушке, когда они подошли к порогу комнатки. Та не возражала. – Как скажете, доктор. В зеленых глазах Джербер прочел надежду и тревогу. Не хотел бы он увидеть разочарование в этом взгляде. Он постучал в дверь. Но потом решил войти, не дожидаясь приглашения. Последний закатный свет багровым отливом медленно отступал к окну, открывая дорогу вечерним теням. Мебель в комнате была и современная, и старинная. Кровать под балдахином, внушительный белый шкаф. У стены – секретер девятнадцатого века, на нем – компьютер с радужными наклейками: единороги. Обои с веселенькими маргаритками, явно относящиеся к более позднему времени, чем вся постройка. Много игр, целая полка плюшевых зверушек. Эва сидела на персидском ковре, спиной к двери, ее согнутые в коленях ноги были вытянуты в сторону и походили на хвост маленькой русалки. На ней было темное платьице и красные бархатные тапки. Длинные золотистые волосы падали на спину. Она баюкала куклу, напевая колыбельную песенку. – Можно? – спросил психолог, надеясь, что девочка обернется на голос. Но Эва будто бы его не заметила. Джербер не стал падать духом. Такое часто случалось с его пациентами: дело не в упрямстве и не во враждебности, они просто хотят сначала оценить, можно ли доверять пришельцу. Их внимание приходится завоевывать. И это справедливо. Не снимая плаща, Джербер тоже сел на пол и скрестил ноги. Поза довольно смешная, и он надеялся вызвать у девочки улыбку, когда та обернется и поглядит на него. Но все оставалось по-прежнему. – Какая у тебя красивая комнатка, – похвалил доктор, чтобы сломать лед. – Теперь я понимаю, почему ты не хочешь выходить из дому. Девочка промолчала; она по-прежнему качала куклу и напевала песенку. – Думаю, кто-то предупредил тебя, что я сегодня приеду, – продолжал Джербер. Эва всего лишь кивнула. Джербер воспринял это как поощрение к дальнейшей беседе. – Кто говорил с тобой обо мне – Майя? – спросил он в надежде, что беседа завяжется. Никакой реакции. – Значит, синьора Ваннини, – заключил доктор. На этот раз Эва еле заметно покачала головой и резко прервала песенку. В комнате воцарилась тишина. Хочешь заставить меня поверить, что это был твой невидимый дружок, подумал психолог. Хитрый ход: сразу заявить о его реальности, размышлял он. Следовало ей подыграть, но действовать нужно осмотрительно. – Если ты ждала меня, то знаешь, зачем я пришел, – заявил доктор, давая понять, что ему безразлично, кто предупредил девочку. Джербер решил не упоминать о воображаемом друге. Пусть Эва первая заговорит о нем. – Ты ведь не будешь возражать, если во время разговора я буду делать записи, – сказал он с утвердительной интонацией, вынимая из кармана плаща чистый блокнот в черной обложке и неизменную авторучку. На этот раз девочка обернулась и пристально взглянула на него. У нее была очень светлая кожа, только губы красные. Светлые брови и ресницы обрамляли глубоко запавшие глаза, будто подернутые тонким слоем льда. Она словно явилась из прошлых веков. – Он не хочет, – еле слышно проговорила девочка, сотканная из лунного света. Ошеломленный тем, как она выглядит, Джербер не сразу понял, что речь идет о мальчике, созданном ее воображением. Спорить он не стал и положил ручку и блокнот на пол. – Мне уйти? – спросил доктор, надеясь, что ответ будет отрицательный. Эва покачала головой: – Он говорит, ты можешь остаться. Раз уж она сама заговорила о дружке, психолог решил попытаться. – Он сейчас с нами? Девочка с минуту помедлила. Потом подняла руку и указала на что-то за спиной Джербера. Прекрасно зная, что все это выдумки, психолог все равно как-то оробел и не сразу обернулся, чтобы проверить. У стены, подле большого белого шкафа, стояло кресло с подлокотниками. Погруженное в полутьму. Пустое. – Ты просто знаешь, где он находится, или можешь его видеть? – спросил Джербер, глядя в том направлении. Майя что-то говорила о голосах.