– Вы – жестокий человек! – Никто не в силах излечить человека, если он однажды уже дошёл до обрыва. Даже вы, доктор. Замечание Карлсена застало врасплох Джеффри Томпсона: уже второй человек ставил под сомнение деятельность Джейкобса. Доктор тронул очки и спросил: – Вы не верите в психоанализ? – Я верю в изучение проблемы, но не в лечение, – пояснил Карлсен. – Если в первый раз попытка покончить с собой не удалась, человек будет подсознательно создавать себе ситуацию, в которой ему повезёт завершить начатое. Томпсону стало интересно, что за этим крылось: душевная чёрствость или же нечто противоположное. – Вы имели опыт общения с самоубийцами? – спросил он. Адам Карлсен охотно кивнул в ответ. – Из-за меня погибло несколько человек, – с гордостью викинга сообщил он. – Из-за вас? – Все они были убийцами. В пальцах у Ольги крошилась забытая сигарета. Девушка с интересом наблюдала за лицом Томпсона. Тот сидел прямо и не замечал собственной отвисшей челюсти. – Мистер Карлсен их не убивал, – уточнил доктор Джейкобс. – Он лишь доказал их виновность, а затем великодушно дал им возможность покончить с собой, чтобы за них это не сделала виселица. Барбара кашлянула. – Как вам это удалось? – спросил Томпсон. – В смысле, раскрыть преступления? Ответ был краток: – Случайно. – А теперь вас мучает совесть? – Я – беженец, мистер Томпсон. Моих родителей расстреляли фашисты. Мне не жалко убийц. Но я был более чем милостив к ним. А если бы меня мучила совесть за чужие преступления, я бы давно покончил с собой. – Тогда почему вы здесь? Карлсен с расстановкой произнёс: – В вашей замечательной стране меня, десятилетнего, взяла к себе семья – супружеская пара и их сын, мой ровесник. Пару месяцев назад он сбежал из дома. Его родители обвинили в этом меня и, можно сказать, временно выгнали из дома. – Выкиньте их из головы, – вставила Ольга и язвительно добавила: – Эта замечательная страна всегда будет отторгать инородную кровь. А побег здесь всегда считался грехом иностранного происхождения. Карлсен не стал комментировать. Томпсон спросил: – Вы как-то причастны к побегу их сына? – Не больше, чем к смертям преступников, которым я дал возможность самим выбрать свою участь. Юноша смахнул со лба нависшую прядь и посмотрел на Бульденежа. – Всё, что я делал, это лишь пытался посеять в нём зерно ответственности, но он сбежал, как дезертир, не думая о семье и последствиях. Я назову это бунтарством без причины. – Изгой! – громыхнул менторский тон, в воздух поднялся и задрожал указательный палец. – Авантюрист, – сказал Карлсен, – вот более подходящее слово. Любитель ловли рыбы в мутной воде. У старого джентльмена взыграли нервы, но он сдержался и насмешливо выкрикнул: – Будьте тогда и к нам милостивы, молодой человек, и скажите, наконец, что такого плохого в свободе выбора своей личности? – Пожалуйста. Люди, как он и как вы, лишённые ответственности, часто бывают опасны. Вы рушите общество, пока другие кровью, потом и слезами ставят его на ноги, – с мрачной лёгкостью произнёс Карлсен. Бульденеж сорвался, захрипел: – Взгляни на мои руки, дерзкий мальчишка! Взгляни! Я не могу работать! Его руки трепетали, как бельё на ветру. – Я даже кулаком в твоё нахальное лицо не попаду! Он повернулся к Томпсону, от волнения у него сел голос. – В молодости я бы разбил его лицо напополам, на две равные части! Томпсон выразил кроткое восхищение, попутно поглядев на свою ладонь. В попытке свести разговор к шутке он произнёс: – Кажется, я начинаю понимать, за что вас выгнали. Если вы и с приёмными родителями так разговаривали… В него тут же вонзился острый взгляд Адама. – По их версии, я тронулся умом, когда в десять лет потерял отца, вследствие чего стал давить на их сына психологически, результатом чего и стал его побег. Барбара громко откашлялась. – Сколько вам лет? – Девятнадцать. Томпсон поморщил лоб. – Выглядите старше. Гораздо старше, – добавил он с задумчивой усмешкой. Сара собрала пустые стаканы. – Барбара, принесите мяч. – Минуту, мистер Джейкобс. 6 Пока Барбара ходила за мячом, доктор сказал: – Ваши объяснения, мистер Карлсен, логичны, как поведение скорпиона. Тронешь его – он ужалит. Точно и просто. С вами, если этого не понимать, можно здорово схлопотать. Он ткнул пальцем в очки на переносице и улыбнулся. – Нужно выпросить у короля разрешение на изъятие вашего мозга для исследования… – У британцев странное чувство юмора, – взгляд Адама в тот момент был практически невыносим. – У меня стойкое чувство, что я – домашнее животное, которое когда-то подобрали, а потом отправили в клинику для кастрации. Ольга зашлась грубым смехом. – Отлично! Браво, браво! Остальные молчали. У Карлсена заалели пятна на скулах. Так бывало каждый раз, когда он говорил о себе. Словно разгоралась лампочка, готовая заискрить. Доктор принялся делать запись. Пока он выводил слово «кастрация», хлопнула входная дверь, зашаркали по коридору. На пороге гостиной появился запыхавшийся Патрик с коробками в руках. – Ма! Куда провизию ставить? – Барбара вышла, Патрик, – сказал доктор. – Ой, извините.