— Нет! Я так не думаю, не думаю, что… — Тогда почему ты так поступила? — Он смотрит на нее так, будто видит впервые в жизни. — Я не хотела, чтобы тебе было стыдно, — выпаливает Амара. — Я думала, ты будешь благодарен мне за то, что я приняла это решение сама. Что избавила тебя от унижения, которое тебе пришлось бы испытать, если бы ты согласился уступить меня другому мужчине. — Думаешь, ты избавила меня от унижения, когда сегодня я увидел тебя с ним? Что я должен быть благодарен тебе за это? Его презрительные слова причиняют Амаре почти физическую боль, и в ней поднимается злость. — Я делаю это только потому, что больше в этой семье нет никого, кто мог бы заработать хоть какие-то деньги! Как, по-твоему, нам защитить нашего ребенка? Думаешь, любви моих родителей было достаточно, чтобы спасти меня от рабства? Я бы отдала их любовь в обмен на приданое, тысячу раз бы отдала. Без денег ничто ничего не значит. Ничто. Они смотрят друг на друга, и Амаре становится тошно; она не может забрать назад свои слова и то, каким ничтожным сейчас выставила Филоса. — Ты говоришь как Феликс, — произносит он. Филос встает с кровати, подходит к стулу, на котором лежит его плащ, и одевается, его руки дрожат от злости и отчаяния. — Филос, пожалуйста, не уходи от меня. Пожалуйста, поговори со мной… Филоса прорывает. — Так ты теперь хочешь поговорить? — орет он. — Когда ты уже все решила? Ну и о чем ты хочешь поговорить? Или ты просто сядешь и расскажешь мне, как я должен жить своей никчемной жизнью, пока тебя не будет? Он быстро идет к двери. Амара бросается вслед за ним: — Ты не можешь просто так уйти! Куда ты пойдешь? Он резко оборачивается: — Я пойду прогуляться. Дозволено мне это? Или отправишь меня обратно к хозяину за неповиновение? Руфина начинает плакать, и Амара видит, что Филос колеблется, беспокоясь за дочку. Она тянется к нему, но вместо того, чтобы успокоить, этот жест только распаляет его гнев. Филос вскидывает руки, чтобы она не прикасалась к нему, и выходит из комнаты. Амара слышит на лестнице его тяжелые шаги и наклоняется, чтобы взять на руки их воющего ребенка. Она снимает с плеча тунику и подносит Руфину к груди, чувствуя, как она жадно присасывается к ней. Амара поглаживает дочь по голове, по мягким темным волосам, и чувствует, как сердце ее раскалывается на части. Мысль о том, что чужой человек будет кормить и качать ее ребенка, что ей самой некого будет взять на руки, причиняет ей такую муку, какой Амара и вообразить не могла. Молоко успокаивает ребенка, и, насытившись, Руфина довольно раскидывается у матери на груди. Не желая тревожить ее, Амара кладет дочку на кровать и обнимает ее маленькое тельце, закусив кулак, чтобы не плакать и не издавать никаких звуков. Руфина гукает, машет крошечными кулачками и пинается, не понимая, как плохо сейчас ее маме. Амара смотрит на нее, стараясь не размышлять о тьме, заполнившей ее собственное сердце, стараясь забыться и не думать ни о чем, по горькому опыту зная, что выжить можно, только если похоронить боль глубоко в душе и идти дальше туда, куда поведет Фортуна. Она придвигается еще ближе, чтобы прелестное личико ее дочки было совсем рядом. — Ты никогда не будешь жить такой жизнью, которой жила твоя мать, — шепчет она, положив палец ей на ладошку, чтобы крохотные пальчики схватились за него. — Ты никогда не будешь жить той жизнью, которой жил твой отец. — Амара целует Руфину в лоб. — Ты будешь свободна. Глава 48 Женщины, которые отомстили. Надпись на стене в Геркулануме Предсказание Ливии насчет того, что хорошую кормилицу можно найти в течение двух недель, оказывается преувеличенным, но всего на неделю. Амаре остается провести в Помпеях двадцать один день, пять из которых ей приходится коротать в обществе Деметрия, что только усугубляет разрыв между ней и Филосом. Запах лаванды ощущается в их доме, и когда их взгляды встречаются, оба думают о том, что она делает каждый день, и Амара больше не может отпираться. Филос теперь спит в маленькой кладовке за кухней, на полу, рядом с Британникой. Его вежливое обращение с Амарой, дотошные обсуждения того, как, по ее мнению, ему воспитывать Руфину, ранят еще сильнее, чем гнев. Только один раз его самоконтроль дает слабину, когда он пытается поблагодарить Амару за жертву, которую она приносит ради их ребенка, но когда в ответ она разражается слезами и клянется, что всегда будет любить только его, и молит его поверить ей, Филос встает и выходит из комнаты. Последние несколько дней хуже всего, часы утекают у Амары сквозь пальцы, точно песок. Она думала, что захочет каждый последний миг провести с Руфиной, но вдруг понимает, что ей невыносимо больно смотреть на своего ребенка, зная, что вскоре им придется разлучиться, а после появления кормилицы Амара уже не в состоянии жить в этом доме. Дружба Британники, ее по большей части молчаливое присутствие поддерживает Амару сильнее всего. И именно Британника помогает Амаре завершить самое опасное дело из всех, что у нее остались в Помпеях: вернуться в «Волчье логово». Они приходят в таверну, не в бордель, и это место напоминает Амаре заведение, куда Феликс однажды водил ее: крошечная грязная дыра, где темно даже в солнечный день. Какая-то женщина склонилась над стойкой и протирает ее. Подняв взгляд, она видит стоящих в дверях Амару и Британнику, из-за которых в помещение теперь попадает еще меньше света, и кричит. Это Бероника. — Галлий! На крик Бероники по лестнице откуда-то сверху спускается знакомая фигура. При виде двух бывших волчиц Галлий мрачнеет и дергает головой в сторону Амары. — А тебе чего надо? — Не очень-то вежливо ты здороваешься со старыми друзьями, — отвечает Амара, подходя к стойке. — Чего мне еще может быть надо, кроме как повидать нашу дорогую Беронику? И, конечно же, Викторию. Может, ты пошлешь за ней? Галлий выходит вперед и заслоняет собой Беронику: — Моя жена не твоя рабыня. — Нет, — соглашается Амара. — Твоя. — А может, ты сам приведешь Викторию? — на этот раз к Галлию обращается Британника. Положив руку на рукоять ножа, британка без тени страха смотрит своему прежнему мучителю прямо в глаза. — Мы не любим ждать. Амара наблюдает за выстроившимися за ними посетителями, пока Британника наседает на Галлия. Двое выпивох пялятся на них из угла, но не похоже, чтобы кто-то из них горел желанием вступить в драку. Они с Британникой специально спланировали визит в тихие утренние часы. Муж и жена по-прежнему неподвижно стоят у стойки. Британника обхватывает рукоять ножа, как будто собирается вынуть его из ножен. Она выше Галлия и в куда лучшей форме. Амара не сомневается, за кем в случае драки будет победа, и, видимо, Галлий мыслит так же. — Иди приведи ее, — рявкает на свою жену вольноотпущенный Феликса. Бероника проносится мимо бывших подруг и выбегает на улицу. — Ты об этом пожалеешь, — щерится Галлий, глядя на Амару. — Сомневаюсь, — отвечает та, намеренно имитируя интонацию Феликса, так же чеканя слова. Она улыбается, когда Галлий заметно теряется от ее слов. Отсюда до борделя рукой подать, но Бероника все равно отсутствует слишком долго. Амара и Британника предпочитают ждать на улице, а не в тесной таверне. Они не сомневаются, что их бывший хозяин заявится вместе с женой, куда больше они опасаются, как бы он не расставил им ловушку. В итоге Феликс приходит вместе с двумя женщинами, и Амара чувствует, как у нее перехватывает дыхание при виде Виктории, чья голова теперь покрыта вуалью почтенной замужней женщины, хоть и смотрится она на ней довольно нелепо. Но не потому Амара вздрагивает. Виктория подчеркнуто держит обе руки на животе. Она в положении. Феликс видит реакцию Амары и улыбается. — Пришли нас поздравить? — спрашивает он, кланяясь своим бывшим шлюхам. Британника скалится и шипит. — А манеры всё так же прекрасны, как я посмотрю. Бероника обнимает Викторию за плечи, словно для того, чтобы защитить ее. — Она рассказала мне, что вы двое сделали. — Она обвинительно смотрит поочередно на Британнику и Амару. — Угрожали зарезать ее, точно пара головорезов. — Однако вот она здесь, — говорит Амара. — Жива и здорова. — К сожалению, — вставляет Британника. — Не думаю, что с вашей стороны очень умно стоять здесь, посреди улицы, и оскорблять мою жену, — говорит Феликс и целует Викторию в макушку, — если, конечно, хотите вернуться домой живыми и здоровыми. Виктория молчит и смотрит себе под ноги. — Тогда мы зайдем в твою гребаную таверну и будем оскорблять ее там, — бросает Амара. — Нам нужно кое-что обсудить. Амара видит, как гнев мелькает в глазах Феликса, хоть он по-прежнему продолжает улыбаться. В преувеличенном гостеприимном жесте он указывает им на вход. Возникает небольшая заминка, когда он и Британника встают у двери и ни один не желает подставлять незащищенную спину другому, но потом Феликс демонстративно поворачивается и переступает порог, словно дразня таким образом британку. При виде скандально известного местного сутенера и ростовщика оба посетителя, которые еще толкутся у стойки, быстро встают и уходят. Феликс кивает Галлию: — Подожди снаружи у входа. Мы не хотим, чтобы нас прерывали. Виктория и Бероника мнутся у стойки, в то время как Амара и Британника встают у противоположной стены, их прежняя дружба безнадежно разбита. Феликс встает между ними и занимает центр комнаты. — Тогда давай, выкладывай, — говорит он Амаре. — И тебе же лучше, чтобы это стоило моего времени. — Я больше не буду тебе ничего платить, — отвечает она. — Ты примешь это и поклянешься никогда не вредить моей семье. Феликс смеется: — И как ты собираешься убедить меня? Британника обнажает свое оружие — длинный, свирепого вида кинжал: — Только пальцем коснись Руфины — и я тебя убью. — Я помню, что случилось в тот день, когда я впервые пригрозил тебе ножом, сучка, — отвечает Феликс, даже не пытаясь тянуться за своим ножом. — А ты не забыла? Мысленно Амара снова видит Британнику в борделе, Феликс держит нож у ее лица, а другой рукой сжимает бедро, недвусмысленно угрожая изнасиловать ее. Это единственный раз, когда Амара видела Британнику напуганной. — Я Сеновара из племени Исени, — говорит Британника, выходя вперед, подняв оружие и ясно давая понять, что намерена драться. Она смотрит на Феликса, точно ястреб, наметивший жертву. — Ты подчинишься ей или умрешь. Феликс вытаскивает свое оружие. Они идут по кругу молча, каждый пристально следит за другим, оба сейчас не скрывают своей истинной сущности: два безжалостных убийцы. Краем глаза Амара видит, как Виктория плачет в объятиях Бероники, но не смотрит туда. Она не может оторвать взгляда от лица Британники, желая подруге победы и не смея думать об ее поражении. Феликс первым наносит удар: обманный, чтобы проверить соперника. Британника легко уклоняется и атакует так яростно и четко, что чуть не попадает ему по руке. А затем Амаре кажется, что оба не останавливаются ни на секунду, нанося удары так быстро, что она даже не успевает понять, ранен ли кто-нибудь. Их танец одновременно уродлив и грациозен, оба движутся с такой дикостью и скоростью, что на них страшно смотреть.