Я ошеломленно уставилась на нее: – Вообще-то это были похороны. Морелла убрала за ухо светлую прядь волос и нервно улыбнулась. – Да-да, конечно, я имела в виду… почему обязательно в море? Не понимаю, почему нельзя было просто похоронить ее, как принято на большой земле? Я взглянула на папу. Он просил меня быть милой и объяснять ей наши обычаи. Я попыталась найти в себе хоть каплю сочувствия к мачехе. – Верховный Мореход говорит, что наши острова и людей, живущих здесь, создал морской бог Понт. Он собрал соль океанских волн и смешал ее с хитроумием серой бычьей акулы и красотой лунной медузы. Затем добавил преданность морского конька и любопытство морской свинки. Когда у него получилась фигура с двумя руками, двумя ногами, головой и сердцем, Понт вдохнул в нее часть своей жизненной силы и сотворил Соленых людей. Поэтому, когда мы умираем, нас нельзя хоронить в земле. Попадая в воду, мы возвращаемся домой. Мое объяснение, по-видимому, понравилось Морелле. – Вот! Было бы мило рассказать что-то подобное на похоронах. А то… все о смерти да о смерти. Я выдавила из себя улыбку: – Ну… Это в первый раз так кажется. Потом привыкаешь. Морелла потянулась ко мне и с серьезным видом накрыла ладонью мою руку. – Мне ужасно жаль, что тебе пришлось увидеть так много похорон. Ты слишком юна, чтобы испытывать столько боли и страданий. Дождь усилился, окутав Хаймур серой пеленой. Бушующее море играло огромными булыжниками у подножия утеса, словно маленький мальчик, перебирающий камушки в кармане. Камни с грохотом ударялись о скалы и порой заглушали раскаты грома. – А что будет дальше? Я моргнула и снова прислушалась к словам Мореллы. – Что ты имеешь в виду? Мачеха закусила губу, пытаясь подобрать правильные слова. – Ну, теперь она… снова обратилась в Соль… а мы что? – На этом все. Мы попрощались. После поминок все закончится. Пальцы Мореллы немного подрагивали, выдавая ее беспокойство и досаду. – Разве? По-моему, это не так. Твой отец сказал, что нам придется ходить в черном еще несколько недель. – На самом деле месяцев. Мы носим черное полгода, а затем еще полгода – темно-серые оттенки. – Год?! – ахнула мачеха. – Неужели мне действительно придется носить эту траурную одежду целый год? Люди, стоявшие неподалеку от нашего дивана, обернулись, услышав этот возглас негодования. Морелла для приличия покраснела и печально отвела глаза. – Я хотела сказать… Ортан совсем недавно привез мои свадебные подарки. И там нет ничего черного. Для сегодняшней церемонии она позаимствовала платье у Камиллы, но оно не совсем подошло. Морелла поправила корсет и продолжала: – Дело не только в одежде. А что насчет тебя и Камиллы? Вам нужно выходить в свет, знакомиться с молодыми мужчинами, влюбляться… Я слегка наклонила голову, пытаясь понять, стоит ли воспринимать слова мачехи всерьез. – У меня только что умерла сестра. Как-то не хочется думать о танцах. Очередной раскат грома заставил нас вздрогнуть. Морелла сжала мою ладонь, и я вновь посмотрела ей в глаза. – Прости меня, Аннали. Я сегодня все говорю невпопад. Я имела в виду, что… после стольких трагедий в нашу семью наконец должно прийти счастье. Вы достаточно погоревали. Стоит ли продолжать лелеять в себе эту боль? Мерси, Онор и милая крошка Верити должны играть в куклы в саду, а не принимать соболезнования и вести праздные светские беседы. А Розалия с Лигейей, да и Ленор тоже… Ты только посмотри на них! Тройняшки устроились на маленьком диванчике, на самом деле предназначенном только для двух человек. Девочки всхлипывали, вытирая слезы вуалями; их руки переплетались, и все вместе они напоминали огромного паука. Никто не осмеливался приблизиться к малышкам, так остро переживающим горе. – Мне больно видеть всех в таком состоянии. Я наконец высвободила свою руку из-под ее ладони: – Обычно, когда кто-то умирает, люди чувствуют себя именно так. Нельзя изменить традиции только потому, что они тебе не нравятся. – А может, стоит найти повод для радости? Что-то, что нужно отметить, а не держать в тайне? Хорошие новости всегда приносят радость, не так ли? К нам подошел слуга и предложил вина. Я взяла бокал, а Морелла привычно мотнула головой. Она быстро вошла в роль первой леди Хаймура. – Пожалуй, – процедила я. Послышался еще один раскат грома. – Но я, если честно, не вижу поводов для радости сегодня. – А я вижу! – Морелла наклонилась и заговорщически прошептала: – Новая жизнь. С этими словами она недвусмысленно положила руку на живот. Я сделала большой глоток вина и едва не поперхнулась от удивления. – Ты в положении? Морелла просияла. – Папа знает? – Еще нет. Я собиралась ему сказать, но меня прервали рыбаки – те, что сообщили об Эулалии. – Он будет очень рад. Ты знаешь примерный срок? – Думаю, около трех месяцев. – Морелла провела рукой по волосам. – Ты правда думаешь, что Ортан обрадуется? Я готова на что угодно, лишь бы он снова улыбнулся. Я снова посмотрела на папу, окруженного друзьями. Он был так занят воспоминаниями об Эулалии, что почти не принимал участия в разговоре. Я кивнула: – Уверена. Морелла сделала глубокий вдох: – Тогда не стоит утаивать такую благую весть, не правда ли? Не дождавшись ответа, мачеха подошла к большому роялю в центре комнаты. Она взяла с крышки колокольчик и позвонила, и все разговоры мгновенно смолкли. Когда я поняла, что она собирается сделать, у меня пересохло в горле. – Ортан! – позвала Морелла, отвлекая его от размышлений. Ее голос был таким же высоким и тонким, как звон колокольчика. Колокольчик моей мамы. Мы с Камиллой нашли его много лет назад, когда играли в переодевалки на чердаке. Мы любили его серебристый звон. Когда мама стала слишком слаба и не могла громко позвать нас, мы передали колокольчик ей. И теперь каждый раз, когда я слышала этот звон, в памяти невольно всплывали воспоминания о ее последней беременности и по спине пробегали мурашки. Отец подошел к Морелле, и она продолжала: – Мы с Ортаном хотим поблагодарить вас за то, что пришли сегодня. Последние дни казались нескончаемой черной ночью для нашей семьи, и ваше присутствие здесь – словно первые теплые рассветные лучики, пробивающиеся сквозь тьму. Мачеха тщательно подбирала слова, но в то же время говорила очень легко. Я прищурилась: она подготовила речь заранее! – Ваши воспоминания о милой и прекрасной Эулалии наполняют наши сердца радостью и рассеивают мрак. И мы рады – я бы даже сказала, счастливы, – что в это непростое утро начинается новая глава в жизни дома Фавмантов. Камилла, беседовавшая с дядей в другом конце комнаты, непонимающе посмотрела на меня. Даже тройняшки разомкнули руки. Ленор, стоявшая рядом с небольшим диванчиком, напряженно вцепилась в мягкий подлокотник. Морелла взяла папу за руку, положила вторую ладонь на свой плоский живот и широко улыбнулась, добившись всеобщего внимания. – И как ночь отступает перед сиянием утра, так и тень печали отступит перед появлением на свет нашего сына. 3 – Что за женщина! – ворчала Ханна, расстегивая крошечные пуговки на моей спине. Затем она помогла мне снять платье и, фыркнув, смахнула с лица кудри цвета соли с перцем. – Этот день должен быть полностью посвящен Эулалии, а она использует его как повод сообщить такую неожиданную новость. Ни стыда ни совести! Камилла улеглась на мою кровать рядом с Лигейей, смяв расшитое покрывало. – Терпеть ее не могу! Изменив тон и изображая тоненький голосок Мореллы, сестра продолжала: – «И как бог света Вайпани, создавший солнце, мой сын будет сиять, как лучик солнечного света, как само солнышко, мой сыночек!» Уткнувшись лицом в подушку, Камилла рассмеялась.