– Это правда, любовь моя. Но когда ты станешь моей женой, я буду принадлежать тебе безраздельно… а ты – мне. Элиза коротко хохотнула: – Замуж? Нет уж, спасибо. Я дважды была замужем – по любви и по обязанности… – Была замужем? – залитые чернотой глаза Лалие сузились, женщину полоснул холодный взгляд волка. Она вздрогнула, поднесла руку к горлу, торопливо исправилась: – Ну, почти была… – Так не бывает, любовь моя, – лицо Лалие вновь расцвело в улыбке. – Невозможно быть женщиной и невинной девушкой одновременно, невозможно сразу быть и не быть женой мужчине. – Ещё как возможно, – угрюмо возразила ему Лиз. – Во всяком случае, я была обручена – это значит, что мой жених может прохлаждаться, где ему вздумается; но, вернувшись, он сможет найти меня, никем не тронутую, ни в кого не влюблённую, на прежнем месте. – Думаю, что он пожалел о своём отсутствии, увидев тебя, Феризат, – усмешка светилась в глазах араба. – Наверное, он подумал, что, по меньшей мере, уже три года мог бы владеть этим прекрасным телом, если бы не покинул тебя. – Это его проблемы, – к Лиз снова вернулось угрюмое настроение. А Лалие обратился опять к интересующей его теме: – Так ты невинна, моя красавица, или уже успела познать мужчину – до возвращения своего жениха? – Какого чёрта… – Лиз пробормотала по-шведски проклятие и осеклась. – Вас это не должно волновать, повелитель, – с очаровательным хладнокровием улыбнулась она. В глазах мужчины понемногу распускал лепестки алый цветок ярости: – Феризат, ответь мне… или я узнаю это самостоятельно. Она посмотрела сквозь плотную ткань на него с плохо скрываемой неприязнью: – Попробуйте. – Merci beaucoup, – с изысканной вежливостью поблагодарил он. – Хотя я и не нуждался в твоём разрешении. Его рука протянулась к мягкому кокону, окутавшему её, легонько потянула за край, и покрывало упало на пол, открыв всю женщину его взору – от кончиков изукрашенных ручной вышивкой туфель до поднятых вверх белых волос, втиснутых в головной убор незамужней девушки, из-под которого на свет вырывались только несколько крохотных завитков. У Омара Лалие вырвался лишь потрясённый вздох, когда он рассмотрел повнимательнее неподвижную маску, сменившую очаровательное, полное жизни лицо. Женщины Хусейна придали Элизе привлекательности в соответствии со своими собственными понятиями о таковой – тяжёлые украшения оттягивали ей уши, оставляли следы на нежной шее и заставляли склоняться вниз заносчиво выпяченный подбородок; веки были полузакрыты под гнётом пронзительно-голубой краски, толстым слоем нанесённой на них руками Голе-Мохтар, старшей жены Хусейна, относившейся к Омару, словно к собственному ребёнку, которого она не имела, но хотела безумно. Эта же женщина, миниатюрная и невесомая, будто изящная статуэтка, раскрасила щёки Лиз розовой краской, а губы – яркой помадой, сильно пахнущей миндалём; ресницы Элизы стали вдвое длиннее и торчали острыми ярко-синими стрелочками в разные стороны. – Minois de poupee. Куколка, – пробормотал Омар, испытывая почти что благоговейный ужас перед размахом Голе-Мохтар: начав закрашивать природную красоту Элизы Линтрем, та не пропустила ни единого фрагмента, где могла оставить свой след. Мягкая, чуть ироничная улыбка согрела его лицо. – Первое, что я хотел бы сделать – это умыть тебя, дитя моё. – Я не ваше дитя, – угрюмо отозвалась Лиз. – И это великолепно, – подхватил Лалие. – Иначе я вряд ли бы смог любить тебя… как свою женщину. – Mon Dieu, как же мне убедить вас, что я не хочу этого! – закричала она в отчаянии. Омар продолжал улыбаться. – Красавица моя, зачем тратить напрасно силы? Решение уже принято. – Вот ещё! – сразу же ощетинилась Элиза. – Моему жениху не принесли никаких результатов пять месяцев ухаживания, а вы надеетесь, повелитель, овладеть мною в эту же ночь? Я с вами не лягу. – Феризат, – мягкий упрёк прозвучал в его голосе, – как ты могла подумать, что я прикоснусь к тебе без твоего на то согласия? Возможно, подобные нравы господствуют в твоей дикой, холодной стране… но на Востоке, прежде чем взять женщину, мужчина должен покорить её сердце. Наша брачная ночь не наступит ни сегодня, ни завтра – ты молода и испугана, а я не хочу иметь такую жену на своём ложе, – он проигнорировал её отчётливо громкий, полный облегчения вздох. – Тебе ещё многое предстоит узнать, Феризат, перед тем, как мулла произнесёт над нашими головами священное слово «иншаллах». – Это означает заключение брака? – тревожно вспорхнули ресницы Элизабетты. – Это означает благословение Аллаха на то, чтобы ты принадлежала мне. – Я и так вам принадлежу, – пожала плечами Элиза, – вы купили меня. – Почему же ты мне не подчиняешься? – веки Лалие полузакрылись, словно его не очень-то интересовал ответ на этот вопрос. – Вы требуете от меня невозможного, – просто отозвалась Элиза. – Есть человек, за которого я собираюсь замуж… в первый раз я должна принадлежать только ему. В полумраке огромной спальни глаза мужчины, напоминающие два агата, ярко блестели. – Похвально, – сухо обронил он. – Только, по-моему, у тебя проблемы с французской грамматикой – здесь следовало употребить прошедшее время. Ты собиралась замуж и должна была хранить целомудрие. Сейчас я намереваюсь стать твоим мужем. – Мечтайте, если так хочется, – равнодушное пожатие плеча и ледяная улыбка имели целью смутить его. Омар Лалие улыбался. – Ты красавица, Феризат. Ты мне напоминаешь дикий цветок среди полыни. Пока что твоего шарма хватает на то лишь, чтобы разбивать сердца слугам. Твой ум – ум пятилетней девочки, femme fatale… ты неиспорченна и прекрасна, – уложив, не без некоторого сопротивления, её на подушки рядом с собой, восточный вельможа смочил платок в воде, пахнущей травами, и нежными ласкающими движениями начал стирать с совсем юного личика старящую его краску. Элиза Линтрем ощущала лишь божественную истому, погрузившись в невероятную мягкость ложа, как в птичий пух; она даже не обратила внимания, как осторожно отцепили впивающийся в голову жемчужный венец и Омар Лалие со сжигающей страстью во взоре выкладывает белые пряди длинных волос нимбом вокруг её головы; смочив слюной указательный палец, он медленно обводил контуры нежных губ, когда неожиданно для Элизы, но ещё больше – для него самого, женский рот приоткрылся, зубки слегка прихватили кончик пальца и розовый язычок облизал его. Приглушённый стон Лалие привёл Лиз в чувство; ужасаясь своему поступку, она покраснела, попыталась вскочить, неловко бормоча: – Боже, простите, простите! Не знаю, что на меня нашло… Мужчина пытался её успокоить: – Перестань, Феризат, всё хорошо, всё правильно. Здесь только моя вина, я не сдержался. Я слишком сильно желал тебя, так, что едва не выплеснулся от твоей крохотной инициативы. – Едва не – что? Брови Лалие озадаченно сомкнулись на переносице: – Возможно, я начинаю этот разговор чересчур рано, Феризат, но ты хотя бы знаешь, чем отличается мужчина от женщины? – Я не ребёнок, – гневно фыркнула Лиз, – у нас в семье восемь детей, старший – брат. Конечно, я знаю, как выглядят парни… наверное, эта штука причиняет им много неудобств. В темноте над ухом она услышала нечто, напоминающее мягкий смех. – Это точно. Особенно сейчас, – отыскав руку Лиз, Омар Лалие приложил её к нижней части своей одежды, заставив обхватить пальцами твёрдый пульсирующий столбик. – И так в самые неподходящие минуты. Сама понимаешь, скрыть своё возбуждение мужчине трудно, когда все мысли только о сладком, влажном входе в рай. Элиза нахмурилась: – Вы говорите загадками. Я вас не понимаю. Если речь идёт о совокуплении, то разве оно приятно? Однажды, – она покраснела, – я застала, когда была маленькой, на берегу озера парня с его невестой. Она так стонала, что мне хотелось убить его, чтобы он перестал её мучить… – голос её затих, потом шёпот снова прорезался – еле слышный. – Это жестоко – так поступать с женщиной во имя продолжения рода. Длинные пальцы мужчины перебирали её волосы, он придвинулся к ней совсем близко: – Ты маленькая дурочка, Феризат. Когда-нибудь ты продолжишь мой род и поймёшь, как это сладко – создавать себе подобное существо. Лиз полоснула его неприязненным взглядом: – Похоже, вы убеждены, повелитель, что мир вращается вокруг вас. Жаль, но в ближайшее время ваш ребёнок не входит в мои планы. – Какие шипы! – нежные пальцы погладили её рот. – Я не настаиваю на рождении сына уже через девять месяцев. Чем больше попыток потребуется для этого, тем лучше. – Прощайте, мой господин, – ощущая, как полыхают в темноте её щёки, Элиза сделала попытку встать с подушек, затягивающих в свою умиротворяющую мягкость, словно обманчивые пески. Ей уже удалось перенести неподатливую тяжесть тела на четвереньки – не самая изысканная поза для одалиски, потом сесть на колени, когда рука господина обвилась вокруг её левой лодыжки, мягко, уверенно потянула к себе, с усилием, впрочем, не достаточным, чтобы сдвинуть Лиз с места. Пытаясь сохранить равновесие, девушка приняла вертикальное положение. – Я снова допустила в чём-то ошибку? – смиренно выдохнула она. И скорее почувствовала, чем увидела, утвердительный кивок Лалие. – Это мне решать, милая, – пояснил он. – Мне решать, когда ты уйдёшь и когда вернёшься. Ты принадлежишь мне. Моё желание для тебя – закон. Слышала когда-нибудь выражение господина по отношению к верному слуге? «Я говорю «прыгай» – он спрашивает, как высоко, я говорю «убей» – он спросит лишь, кого именно…» Отныне это твоя жизнь, соблазнительница, – он ласкал длинными пальцами её ногу так, словно в его руке была, по меньшей мере, женская грудь. Рывок последовал для Лиз неожиданно; он был таким сильным, что девушка не удержалась на ногах и рухнула на лениво развалившегося на подушках мужчину, почувствовав это падение всеми частями своего тела. Встать снова ей не удалось: даже ослеплённый прохладным водопадом укрывших его лицо волос, господин безошибочно охватил руками тонкую талию, колени намертво стиснули податливые женские бёдра. Надёжнее этих уз Лиз не встречала в своей жизни. – Чёрт побери, что вы делаете? – пробормотала она. Ответ был для неё неприятен: – Учу покорности свою женщину. Думаю, придётся немало с тобой повозиться, чтобы ты поняла, кто твой хозяин, милая… – У меня уже был хозяин! – выкрикнула она. – Он точно так же, как и вы, хотел моё тело, он заставлял меня слушать рассказы о тех вещах, которые мечтал со мной сделать. Возможно, он будет меня искать… – голос её затих, как ручеёк, теряющийся среди песка. Омар Лалие некоторое время ждал продолжения, но безуспешно. – И кого бы ты предпочла, появись здесь твой прежний хозяин? – Андреса! – Его, значит, – мягко констатировал повелитель. – Нет, – Лиз покраснела. – Его звали Марис Стронберг. Андрес же – мой жених, человек, которого я люблю. – Ничего, – житель песков отнёсся к возникшей неожиданно конкуренции совершенно спокойно, – я помогу такой неприятности. Я люблю, когда женщины меняют свои решения, их прелесть – в непостоянстве. Ты поможешь мне скрасить ночи и дни здесь до возвращения на Восток, прекрасный ангел. Я буду твоей Шахерезадой… – Чем будете? – сдавленным шёпотом переспросила девушка. Он обратил на неё мечтательный взор своих тёмных глаз, блестящих, как драгоценные камни редкой породы. – Твоим рабом, о прекраснейшая! Я расскажу тебе тысячу и одну сказку о влюблённых, и ты вознаградишь меня своей нежностью. Элиза яростно замотала головой, и пряди белых волос снова упали ему, лежащему под девушкой, на лицо: – Даже и не мечтайте! Если уж я буду вынуждена испытать боль, так пусть это сделает человек, которому я доверяю…