– Так всё и произойдёт, богиня. Ты научишься мне доверять прежде, чем взойдёшь со мною на ложе, – холодный самоконтроль этого человека, его уверенность в будущем начинали смущать её. А он продолжал говорить ужасные по своей сути, непристойные вещи. – Я научу тебя любовному искусству моей страны, расскажу, как женщины ласкают мужчину руками и ртом, благодаря за оставленное в них семя… Сдавленно пискнув, Элиза рывком вскочила, выбежала из спальни до того, как он успел среагировать. Услышанное превышало меру её возможностей. Господин не собирался догонять строптивую, напуганную рабыню; он рассмеялся, закрыл глаза, взялся вновь пальцами за мундштук кальяна. Надо дать ей время привыкнуть. Никто никогда не упрекнул бы Омара Лалие за принуждение женщины. В ожидании тоже есть своя прелесть… Глава 14 Запыхавшись, Лиз Линтрем ворвалась в «Покои малой жемчужины», отведённые ей для жилья Рейхан бен Сина на время её пребывания в доме в качестве развлечения господина. Ей не было даже позволено вернуться в маленький дом к остальным женщинам или поговорить с Эдере или Ренатой наедине. «Отныне ты не такая, как они, Феризат, – сказала ей дочь домоправительницы. – Ты другая. Тебя выделил господин». Даже помочь ей переодеться ко сну прислали Полетту, личную горничную французской жены Хусейна Низель. Как свободная женщина могла мириться с положением одной из трёх, даже не старшей жены, казалось Лиз неразрешимой загадкой; Низель Лалие, тем не менее, обожала своего мужа, не желая никаких перемен, и жила с остальными женщинами – холодно-элегантной арабкой Голе-Мохтар и добродушной гречанкой Федой – в спокойствии и в мире. Свою нехитрую философию Низель изложила Элизе месяц спустя во время прогулки по саду, разбитому перед домом расторопными слугами: «Он любит их, но и меня тоже. Хусейн – крепкий мужчина, его любви хватает на всех нас. Отчего же мне испытывать к ним неприязнь?» Лиз Линтрем удивлялась её рассказам, но ещё более её ставило в затруднение поведение собственного господина. Омар Лалие был непредсказуем. В общении с ним Лиз с самого начала избрала не самую подходящую тактику поддразнивания и бегства в критический момент. Менее выдержанный человек давно бы уже преступил черту и удавил бы её на месте, но не очаровательный тёмноглазый молодой араб. Не раз ей казалось, что он готов нарушить своё обещание и ночью прийти к ней; однако Омар Лалие никогда не догонял свою рабыню, не упрекал и не наказывал её, а в его глазах привычно стояла смесь любопытства и лёгкой иронии, отчего Элиза ощущала себя порой несмышлёным ребёнком или ручной зверушкой, выходки которой лишь веселят хозяина. И он был прав в тот, первый вечер: с каждым днём она избегала общения с ним всё меньше, наслаждаясь его великим даром рассказчика восточных преданий, сказок; он умел играть на самых необыкновенных, причудливых инструментах, названия которых Лиз не могла даже повторить. В зависимости от настроения, менявшегося у него, как погода на озере, он пел на разных языках – французском, английском, на языке своей родины, а Лиз в свою очередь учила его некоторым шведским словам и выражениям. Он схватывал знания на лету, словно родился в Швеции, не забывая ни на секунду при этом, где его настоящая родина. Его описания шумных и красочных восточных базаров заставляли широко раскрываться глаза Лиз, а Улугбек, древний правитель великого Самарканда, король-учёный, которым восхищался Омар, завоевал и сердце Феризат по его рассказам. Она говорила ему о Нордах, валькириях и Валхалле, а он смеялся над предрассудками, объединяющими все религии мира: в мусульманский рай женщины тоже не допускались, для преисподней исключения не были так строги. Омар Лалие наполнял её жизнь каким-то потайным смыслом, он был очарователен, искрился весельем и остроумием… больше не покушался на её тело; Лиз всё чаще ловила себя на пугающей мысли, что молодой господин стал более для неё реален, чем Андрес Ресья, он заслонил собой лицо Андреса, и почему-то облик её возлюбленного, приходивший к ней по ночам, уже имел густые тёмные волосы, смуглое тело, насмешливо кривящийся красивый рот. Не замечая того, Лиз отдавала Омару своё сердце… Ну разве мог сравниться с великолепным космополитом провинциально-ограниченный Андрес, никуда не выезжавший за всю свою жизнь дальше Стокгольма! Успокаивая совесть, поначалу Лиз представляла себе, что Омар Лалие – это огонь, звезда, которая вскоре исчезнет за горизонтом и никогда не вернется вновь, а Андрес… Андрес был верным и тёплым светом костра, без обмана зовущим к себе во мгле. Он был надёжен, чего так не хватало красивому господину Востока! Но Омар не переставал её удивлять, обнаруживая день за днём всё новые черты характера, каких Лиз у него и не подозревала. Он страстно любил детей, умел обращаться с ними – Элизабетта своими глазами видела, как ловко однажды он перепелёнывал грудного ребёнка одной из служанок, не обращая внимания на расползающиеся по его парадной одежде слюни. Он хотел иметь много детей. Упоминание о малышах являлось единственной критической точкой в их отношениях – не было никакой возможности убедить Омара Лалие в том, что матерью его сыновей может стать всякая женщина, а не только Лиз Линтрем. По счастью, тема эта в их разговорах появлялась не часто. Больше всего он хотел знать о её бывшем хозяине, их взаимоотношениях, собираясь, наверное, учиться на чужом опыте, чтобы не допускать промашек Стронберга, которыми тот отпугнул от себя Лиз. – Не понимаю, – расположившись, как и в первый раз, на подушках, он прижимал к себе упругое тело девушки так, что её волосы покрывали его сильные бёдра. – Почему ты обиделась на его слова? Он сделал тебе комплимент, сказав, что хочет тебя. – В этой стране так себя не ведут. Шведские девушки воспитаны по-другому. То, что говорил мне Стронберг, чаще всего было пошлостями. – Вот как? – задумчиво повторил араб. – А если я скажу, что твои волосы похожи на жидкий жемчуг и сияют так, словно в них запуталось солнце, а твои глаза, – он потянулся к её лицу и запечатлел лёгкий поцелуй на губах, – такие загадочные и тёмные, говорят об ожидающих нас ночах наслаждений – это тоже окажется пошлостью или дерзостью? – Нет, наверное, – Элизабетта растерянно пожала плечами. – Тебе приятно это слышать? – Каждой женщине приятно услышать о том, что она красива. – А о том, что она соблазнительна – разве нет? – Опять то же самое! – Лиз покраснела. Ему очень хотелось знать, от ярости или стыда. Он предпочёл бы ярость. – Ради Аллаха, перестань смущаться своего тела! – он поднялся рывком, усадил её к себе на колени. – Такое прекрасное тело, как у тебя, не так часто встречается… – Уж не думает ли мой господин, что я – просто неодухотворённый кусок плоти? – с раздражением осведомилась Лиз, делая попытку вырваться. – Думает, – так же сердито подтвердил Лалие. – Потому что единственное, что в тебе настоящее – вот, вот, вот! – он провёл пальцами по её губам, грубо потискал грудь и, несмотря на сопротивление, просунул руку между крепко стиснутых девичьих бёдер. – И это всё, что от тебя будет нужно мужчине, а вовсе не разговоры, – он не удержался от искушения пошевелить пальцами в своём уютном горячем убежище. Лиз застонала чуть слышно, вцепилась ногтями в его руку: – Лалие… – Да, милая? – насквозь фальшивым невинным голосом переспросил он. – Может быть, ты желаешь, чтобы я закончил то, что сейчас делаю? Хочешь сгореть в единственном огне, который возрождает из пепла, а не превращает в него? – он продолжал её ласкать обеими руками, потом наклонился и поцеловал виднеющуюся под полупрозрачной тканью грудь, с давно забытым волнением ощутив, как мгновенно напрягся в ответ под его ладонью нежный сосок. Ругательство, вырвавшееся сквозь стиснутые зубы Лиз, отвлекло его. – Новое слово. Это по-шведски? – Нет, по-гречески! – Ты и греческий язык знаешь? – Перестань, Лалие, – она с отвращением уставилась на его руки – ухоженная смуглая кожа, длинные пальцы с серебряным лаком на ногтях, гармонирующим с сиянием аквамаринов в браслетах на запястьях. Лиз отодвинулась. – Не знаю, каких демонов ты вызываешь, чтобы сотворить такое со мной, да и не хочу знать. Я не хочу, чтобы ты делал это! – Не хочешь? Ха-ха, – так же жёстко отозвался её хозяин, не сводя глаз с напряжённой женской груди. – Я купил тебя не для того, чтобы показывать гостям или держать за стеклом, как величайшую драгоценность. Ты здесь для моего удовольствия и доставишь его мне сполна, – быстрым движением – Лиз даже не сообразила, что происходит – он прижал её своим телом к постели, закинул наверх руки… и, даже не поцеловав, отпрянул. С саркастичной улыбкой на губах он любовался ею. Лиз разозлилась, рванулась вперёд, чтобы ударить его, но осталась на месте. Испытывая чувство, близкое к ужасу, она кинула взгляд на свои руки – запястья накрепко были привязаны к столбикам кровати – произведениям ювелирного искусства из золота и драгоценных камней разного цвета. – Лалие? – замирающим голосом прошептала она, и вопрос повис в воздухе. – Такой ты мне больше нравишься, – наконец улыбнулся её мучитель. – Хорошо бы ещё заткнуть и твой очаровательный грязный ротик, умеющий извергать такие непристойности. Но тогда я не услышу твоих стонов, чего не хотелось бы пропустить. – Ты собираешься меня пытать? – Лиз побледнела. – Пытать? – Омар задумался. – Да, в некотором роде. Он опустился перед ней на колени, нежно погладил напрягшийся от его прикосновения живот, накрыл его раскрытой ладонью, словно бы измеряя пространство для будущего ребёнка. Лиз вздрогнула, поймав себя на этой мысли. Его блажь, похоже, сказалась и на её умственных способностях. А следующее действие господина и вовсе отняло у неё всякое желание размышлять. Неторопливо развязав на её широких штанах из прозрачной зелёной ткани, лёгкой, как дым, плетёный пояс, он потянул их вниз. Газовая ткань лужицей растеклась у её ног. Когда он взялся за крохотные панталончики из хлопка, Лиз закричала. – Чёрт тебя побери, merdè, что ты делаешь?! – Ах, ах, как грубо, любовь моя, – Лалие покачал головой. – Подожди и узнаешь. – Не хочу! – девушка завизжала. Плавным движением, словно перетекая из одной формы в другую, Лалие встал, запечатал ей рот горячим и жадным поцелуем. Лиз дрожала, пока его язык по-хозяйски исследовал нежный рот, а груди словно таяли от жарких ласк. В тёмных глазах её стоял туман, когда мужчина отодвинулся со стоном. Она даже не пошевелилась, снова и снова переживая поцелуй и едва ли заметив, что нижнего белья на ней уже нет, а мужская суть господина тверда, как гранит. Араб опустился на колени, пытаясь скрыть реакцию своего тела. – Нам будет хорошо вместе, Феризат, – хрипловато произнёс он. – Держу пари, он никогда не целовал тебя так, как могу я. Твой рот, мёд и перец, это ещё не всё, – уверенными ладонями он раздвинул ей ноги. Дыхание Лиз прервалось, из головы выскочили последние мысли, когда она ощутила его губы ТАМ. Она слабо задёргалась, и смуглые пальцы вцепились в пушок, прикрывающий её женственность, прижимая жертву к постели. Лалие пошевелился, обнял её за бёдра, и Лиз ощутила, как захлёстывают её горячие волны, густые и тяжёлые, как любимый Аде ликёр, и такие же расслабляющие. Она бы непременно упала, если бы не лежала уже поверх мягкой, как пух, постели. К губам Лалие присоединились его пальцы, не менее ловкие, лишённые всякого стыда. Лиз дрожала всем телом, металась на подушках, сжимала бёдра, дыхание короткими всхлипами вырывалось из её рта. – Тебе нравится, да? Нравится, – так же горячечно шептал её любовник. – А теперь твоя очередь поласкать меня, – почти незаметное движение, и узлы, стягивающие её руки, распались, стекли вниз струйками эфира. Мужчина вытянулся с ней рядом, совершенно нагой, и его горячая твёрдая плоть легла на её бедро. Омар схватил её руки, одну положил себе на грудь, совершенно лишённую волос, а пальцы другой сомкнув именно там, где он хотел ощущать её. Шокированная Лиз, осознав, как далеко завёл её угар страсти, забилась. – Я не хочу, не хочу! Пожалуйста, не надо… Мужчина пытался ещё изменить что-то, целуя её грудь, но ужас неопытной одалиски лишь возрастал. Она сопротивлялась, скидывая господина с себя. – Отпустите меня, прошу вас! Господи, помоги мне… не хочу этого… Омар отпустил её. Она сорвалась с постели, торопливо натянула штаны, боясь, что он будет преследовать её. – Элизабетта. – Да? – она остановилась у самой двери, нерешительно оглянулась, увидев лишь упругие ягодицы своего повелителя, так как Лалие продолжал лежать без движения, уткнувшись лицом в подушку, отчего голос его звучал глухо. – Я поторопился. Прости меня, Элизабетта. Прости меня. Испытав необъяснимое волнение от этих слов, Лиз коротко и неловко кивнула, чего он не заметил, и побежала к себе. Что-то неуловимо странное было во всём этом… Догадка пришла к ней только глубокой ночью, когда, мучаясь от бессонницы, она плескалась в небольшой ванне, наслаждаясь экзотическим ароматом трав, щедрой рукой насыпанных туда Полеттой. И заставила её похолодеть от испуга: свои последние слова извинения Омар Лалие произнёс на великолепнейшем шведском языке. Глава 15 В ту ночь беспокойство не давало ей уснуть очень долго, и потому был уже час, как минул полдень, когда Элиза Линтрем открыла глаза, реагируя на взволнованный голос стоящего над нею хозяина. Он звучал, по-видимому, уже давно: – …чёрт знает что. Феризат, ты заставила меня поволноваться. Я едва не сошёл с ума от беспокойства, подумав даже, что ты решила одна, назло мне, отправиться в сады Аллаха. – Куда? – Лиз сладко зевнула, потягиваясь. Заворожённо уставившись на её розовый рот, Лалие потерял нить разговора. – Э-э… неважно. Ты позволишь мне поцеловать тебя? – Может быть, позже? – Лиз без стеснения выбралась из своей постели, босой прошлёпала к одеянию, приготовленному ей Полеттой на этот день. – После завтрака, например. Я ужасно проголодалась. – А… да, прости, пожалуйста. Я сейчас уйду. Однако прежде я собирался сообщить тебе, что сегодня у нас будут гости. – Кто будет? – забыв про сон, не веря своим ушам, переспросила Лиз. – Гости? И ты решишься показать им меня? Кто они? – Семья из местной аристократии, – Лалие зловредно улыбнулся. – Мои добрые соседи и твои бывшие хозяева, Стонберэ. Камил и Лайма. – Лаймен и Эмиль, – автоматически поправила его Лиз. – И их старший сын с супругой. – Вот уж Аде порадуется моему унижению! – А, может быть, ты – её? – мягко предположил Лалие. – Как это? – не поняла Лиз. – Для этого тебе всего лишь стоит исполнить роль моей жены. Я стою выше Стонберэ на социальной лестнице и я богаче их. Ты можешь стать частью этого.