– Нет? – с сомнением переспросила Элиза. Он отрицательно качнул головой: – Я видел намного хуже. Всё заживёт через пару месяцев, но останутся следы. – Шрамы? – в голосе девушки звучал лишь лёгкий интерес, а не ужас. – И сколько? – Я наложил больше сорока. От плеча и до… – он нежно потрогал женскую щиколотку, – до ноги. Тебе повезло, что собаки не откусили твои чудесные розовые пальчики. Элиза поднесла незабинтованную руку к лицу, разглядывая её: – Все с левой стороны? – Да. Наверное, услышав лай, ты инстинктивно повернулась этим боком, прикрывая лицо. – Может быть, – равнодушно проговорила девушка. – Наверное, я была неосторожна и не подумала о собаках. Я только хотела уйти. Подальше от твоих унижений. – Я был свиньёй, Лиз, прости меня, – глаза Мариса были серьёзны и полны раскаяния. Здоровой рукой жертва агрессии почесала повязку на левом плече: – Что-то не хочется. – Лиз! – Я говорю совершенную истину, – жарко вскинулась она. – Стоит мне что-то простить тебе, как твоя совесть успокаивается, и ты увлекаешься подготовкой новой аферы. Теперь тебе не вредно будет и пострадать… Чёрт, мои рёбра! – она осторожно пощупала толстый марлевый панцирь на боку. – Ну, Стронберг, ты проклянёшь тот день, когда познакомился со мной! Я буду стонать от боли так громко все эти два месяца, чтобы тебя совесть съела до самых интересных мест… Я изведу тебя своим нытьём насмерть. Марис лишь хмыкнул: – Ну, думаю, что неделю я это переживу, милая. – Неделю? – встревожилась Элиза. – Ты обещал мне два месяца как минимум. – Для окончательного выздоровления, – уточнил Марис. – А швы снимем гораздо раньше, укусы к тому времени подживут. Так вот, раз ты говоришь, что совесть должна будет подзакусить моими интересными местами, придется за ещё оставшееся время поработать на износ. Непосредственно этими местами, я имею в виду. Тогда, может быть, к концу второго месяца ты будешь озабочена не планами мести, а утренней тошнотой и подбором имён для малыша. – Свинья! – Элиза с негодованием дёрнулась, попыталась отвернуть от него лицо. – Да, да, – с раздражающим её весельем продолжал настаивать Марис. – Можешь врать себе сколько угодно, но ты хочешь этого так же сильно, как кошка в марте. А я могу тебе в этом помочь. – Не сомневаюсь, – фыркнула Элиза. – И правильно делаешь, – серьёзно уверил её господин. – Но если всё же возникнут какие-то сомнения, зови – я только буду рад доказать тебе свои возможности. – Убирайся, – Элиза закрыла глаза. – Из моей спальни? – Марис неискренне удивился. – Ты знаешь, обычно я провожу ночи здесь. – Ну а сейчас пойди к Рейхан или ещё кому-нибудь из твоих любовниц! – длинные женские ресницы нехотя приподнялись. – Может быть, уйти мне? – она сделала соответствующее движение и сразу была вознаграждена пригвоздившими её к постели руками Мариса. – Как же, уже ушла. Достаточно капли дождя, чтобы сбить тебя сейчас с ног. – Тогда попроси дождь не капать, – нашла в себе силы для насмешки женщина. И застонала, когда огненный поцелуй боли обжег её. Марис злорадно ухмылялся. – Болит? Это тебе за то, что ты пыталась сбежать от меня, – его губы остановились в сантиметре от плотно сжатого рта Элизы, дыхание щекотало её лицо. – Отныне я буду внимательнее. У тебя даже возможности не появится снова пойти на авантюру. Девушка сморщилась: – Какое у тебя право… – Ну, прав жениха ты, по-видимому, за мною не признаёшь. Но этой ночью, несколько часов назад, я помог тебе родиться заново. Этими руками я сшивал кусочки Лиз Линтрем… а ведь, ты знаешь, обычно те, кто побывал в объятиях смерти и вернулся, получают новое имя. Я предлагаю назвать тебя Алис Лалие. – Спасибо за то, что хоть не Стронберг, – пробормотала девушка. И уже громче добавила. – Прости, но Линтрем мне нравится куда больше. – Ну, как пожелаешь, – с лёгким разочарованием на лице Марис сдался. – Но запомни: все наши дети будут носить только мою фамилию, даже если ты предпочтёшь жить со мною как любовница, не вступая в брак. – Любовница?! – неведомая энергия стремительно подбросила её вверх. – Ещё чего не хватало! – Тебе этого не хватало? – с привычной лёгкостью Марис перевернул смысл её фразы наоборот. Он вытянулся во весь рост на просторной кровати рядом, бережно обнимая Элизу за талию. – Что же ты мучалась, дорогая? Могла бы сказать мне об этом и… Здоровой рукой Лиз закрыла его рот, чувствуя, как ласкает её ладонь кончик горячего языка. – Лучше молчи, Стронберг. Для тебя нет ничего святого! Я не выдерживаю твоего темперамента и пяти минут, не говоря уже обо всей жизни. Тебе нужна в жёны совсем другая женщина – дерзкая, раскованная, остроумная… – Может, порекомендуешь кого-нибудь? – невнятно пробормотал он из-под её руки. – Но только условие: чтобы она раздвигала перед мной ножки так же охотно, как и ты. Элиза побагровела: – Я не раздвигаю… охотно… – В этом-то вся и проблема, – жених вздохнул. – Точнее, удовольствие, – попытался спасти он свою гордость. – Не знаю, каким будет наш брак, но, по крайней мере, ухаживать за тобой забавно. – Ты это так называешь? – рука её демонстративно поползла к повязке на левом плече. – Не дразни дикого зверя, – возвращая руку на место, Марис поцеловал её пальцы. – Это относится и к собакам, и ко мне. – Да уж, по характеру вы похожи, – Лиз усмехнулась. – Пожалуйста, уходи. Я устала. – Спи, дорогая, я не стану тебе мешать, – он обнял её покрепче, поцелуем прижавшись к изгибу плеча. – И это ты называешь «не мешать»? – устраиваясь поудобнее, сонно пробормотала Лиз – усталость брала своё. – Я буду вести себя, как котёнок, – подтвердил его вкрадчивый голос из белого моря женских волос, – до поры до времени… Глава 17 Низель Лалие присела на край постели больной, участливо взяла её за руку. – Не плачь, девушка. Довольно плакать. Если боль так сильна, позволь мне дать тебе опиум. Омар, правда, запретил облегчать твои страдания, но сейчас он не узнает. Элиза судорожно икнула, высморкалась в мокрый платок и им же потёрла покрасневшие от непрекращающихся слёз глаза. – Не надо опиума, Низель. Я почти уже не чувствую боли. Только шрамы чешутся. – Почему же ты плачешь? – лицо Низель выразило искреннее недоумение. – От жалости к себе! – простонала Элиза. – О, Низель, если бы ты знала, как мне себя жаль… Я не хочу быть красивой. – Но… – француженка с усилием подбирала слова потактичнее, – как бы это сказать… ты уже сделала всё, что могла, для этого… – Да, но он меня всё равно не отпускает! – Ну и порадуйся этому, – разумно посоветовала ей Низель. – Милая, ты вся в шрамах и теперь тебе будет непросто подыскать себе достойного мужчину. А есть ли партия лучше, чем Омар Лалие? Так что будь счастлива, что Омар ощущает свою ответственность за то, что случилось с тобой, и хочет на тебе жениться. Лицо Лиз странно сморщилось, а рот её приоткрылся совсем по-детски. – Он хочет на мне жениться из чувства долга? – недоверчиво уточнила она. – Конечно, – Низель выглядела удивлённой. – Почему же ещё? – Я… он думал… я думала, что он влюблён в меня. Низель снисходительно усмехнулась. – Милая, не будь наивной! Кто может любить покрытую шрамами женщину?.. Что ты делаешь? – вскрикнула она. Лиз решительно откинула край одеяла, поставила ноги на пол. Сморщилась, глядя на левую – ярко-розовые шрамы отчётливо выделялись на светлой коже. До сих пор она думала, что это её путь к свободе…