Часть 2 из 39 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Лицо старика исказила боль. Затем он медленно заговорил:
– Когда тебе исполнилось три года, твои родители привезли тебя ко мне погостить. Мы не усмотрели за тобой. Хотя ты был еще мал, все же умудрился забраться по лестнице на сеновал. Ты упал оттуда и прямо на вилы. По счастливой случайности ты ничего себе не повредил, за исключением правой руки. Вилы вспороли тебе кожу на изгибе локтя, оставив глубокий шрам в виде полумесяца.
Они молча смотрели друг на друга. Затем старик взял Алексея за руку, закатал рукав его рубашки, и они оба уставились на шрам. После посмотрели друг другу в глаза.
В следующий миг Алеша кинулся к нему на шею. Старик крепко обнял внука, и по его лицу скатилась скупая слеза.
– Деда, – прошептал Алексей тихонько.
Старик ослабил объятия и посмотрел на внука.
– Ну вот, а говорили, что ты не разговариваешь, – произнес он, улыбаясь…
Глава 3
Станция, на которую прибыл Алексей, как и многие станции Сибири, ни чем особым не примечалась – покрытый досками перрон, водонапорная башня, ряд домиков вдоль перрона и сравнительно чуть больших размеров станционное здание.
Алексей спрыгнул с подножки вагона и зажмурился, подставив лицо яркому солнцу.
Майский день был теплым, лишь легкий ветерок покачивал молодую листву деревьев. Птички чирикали, прыгая по перрону и выклевывая личинок из потемневших досок.
Алексей вздохнул и зашагал по перрону, спугнув бесшабашных птах.
Договорившись со станционным смотрителем о повозке с лошадью за хорошую плату, он закурил. Через пять минут появилась повозка, которую тащила лошадь с облезшими боками, управляемая мальчуганом лет двенадцати.
Алексей поставил саквояж и чемодан внутрь повозки и вскочил в нее сам. Они тронулись в путь. За все время пути пацан искоса разглядывал «столичного» приезжего, но, к счастью, был не болтлив и вопросов не задавал.
Путь был не долгим, минут через тридцать Алексей попросил остановиться близ речки и, подкинув мальчугану чаевые, отпустил его.
Мальчишка развернул повозку и направился в обратный путь, а Алексей свернул к тропинке в лес.
Вскоре он сошел с тропы и углубился в лесной массив.
Прошло около шестнадцати лет, а Алексей помнил все, как будто это было вчера. Хотя все кругом и испытало перемены, как, впрочем, и он сам.
Алексей вышел на поляну посреди леса и устремился к засохшему дереву.
Да, это было то самое приметное дерево, что он помнил. Дерево с проклятием, дерево, которое обходили за версту. Все дело в том, что когда-то в этом округе жил шаман. О нем ходило много разговоров, при нем трепетали, держались стороной. Когда же шаман умер, его захоронили на ветвях дерева, которое при жизни шаман себе выбрал. Он сам же и наложил проклятие, гласившее, что если кто-то потревожит его «могилу», вскорости умрет.
Все бы ничего, про шамана со временем бы забыли, ведь кругом строились русские поселения, но проклятие дало о себе знать. Как рассказывали, случилось следующее. В лесу бродила парочка влюбленных, погода стала портиться, небо заволокли тучи, дул ветер, и молодой человек увлек свою подругу под сень дерева. Девушка, помня о священном месте, со страхом предложила другу уйти, но он лишь рассмеялся и привлек ее к себе.
Хлынул дождь, громовые раскаты оглушали. Неожиданно сверкнула яркая молния, разрезав небо, и ударила в дерево. Дерево раскололось.
Девушка вскрикнула и попыталась отскочить, но молодой парень, крепко сжимая в объятиях, повалил ее на землю. Она испуганно взглянула ему в лицо и издала еще более раздирающий вопль. На нее уставились застывшие глаза мертвеца.
Рассказывали еще, что девушка с трудом выбралась из цепких объятий умершего любовника, который так ее сжал, что сломал ребра. Она сошла с ума. Алеша помнил сумасшедшую старуху в деревне с взлохмаченными седыми волосами и в драных обносках, которая служила напоминанием о проклятье. Покой шамана больше никто не нарушал. До тех пор, пока десятилетний Леша, спасаясь как-то бегством от заезжего чиновника, который обвинил его в воровстве всего лишь за детское любопытство, спрятался в лесу. Одна опасность сменилась другой – добредя до поляны, он встретился с волком, который погнался за ним. Страх перед опасностью оказался сильнее, чем перед проклятием, и Алеше не осталось ничего другого как забраться на расколотое дерево с останками шамана.
…Кости и истлевшая одежда были на месте, как и должно было быть. В этом Алексей уже убедился, взобравшись на дерево.
– Привет, старик. Давно не виделись, – произнес он. – Выглядишь отлично. Не против присмотреть за моими деньгами? – спросил он, открывая саквояж и рассовывая часть денег по карманам. Затем захлопнул саквояж, засунул его поглубже в расщелину в стволе и завалил сухими ветками и древесной трухой. – Что ж, рад был повидать тебя.
Удовлетворенный тайником Алексей спустился с дерева. Затем зашагал домой к деду, особо не надеясь, что тот еще не отдал богу душу.
Селение, в которое прибыл Алексей, состояло из двух улиц, тянувшихся в долине по берегу реки 5-6 верст4.
Крестьянские усадьбы здесь, как правило, имели жилой дом из сосны и крепкие наземные помещения для скота, амбар для хранения зерна, погреба с надстройкой для хранения скоропортящихся продуктов, небольшую баню. Двор обносился высоким тыном. И все же каждый двор отличался от соседнего, отражая достаток своих хозяев.
Алексей быстро дошел до нужной усадьбы и замедлил шаги. Вот он, дом, где прошло его детство. Дом, который отстроил его дед после каторги, дом, где жила его мать до замужества, дом, где он родился, и тот самый дом, который долгие годы снился ему по ночам.
«Стоит переступить порог, и я узнаю, что больше у меня не осталось ни одной родной души, – пронеслось у него в голове. – Какого черта я сюда приехал?!»
Он посмотрел на дом, затем открыл калитку и вошел.
Цепной барбос с лаем кинулся к нему. Алексей не двинулся с места. Всего за шаг до него цепь натянулась, и собака лишь лязгнула зубами. Алексей медленно опустился перед ней на одно колено и заглянул в ее глаза. Через мгновение собака взвизгнула и заскулила.
– Спокойно, приятель. Здесь все свои, – произнес Алексей и, протянув руку ладонью вверх, потрепал собаку за шею.
Затем поднялся и, с легкостью преодолев ступеньки крыльца, открыл дверь в дом.
Дом внутри разделялся на три части: передний угол, куть и запечье. В переднем углу стоял стол, над столом в углу помещалась божница, заставленная иконами старинного письма. Перед божницей висели лестовки5 и «подружники» – четырехугольные подушечки, сшитые из лоскутов, применявшиеся при совершении земных поклонов; к божнице были прикреплены свечи.
Вдоль чистых стен стояли широкие деревянные лавки. Недалеко от порога – кровать, покрашенная, с точеными ножками, на которой лежали потники и подушки. Над кроватью под потолком находились полати – настил из досок, на которых спали домочадцы. Обширная глинобитная русская печь находилась в противоположном от кровати углу. На шесте печи был расположен камелек6 для освещения дома. Полы были тщательно отшорканы и сияли.
Алексей осмотрелся. В доме никого не было, хотя все говорило о том, что в доме живут и живут не плохо, и явно не одинокий старик.
Неожиданно позади раздался шорох, Алексей оглянулся и лишь успел увидеть, как маленькая девчушка лет четырех-пяти в бледно-голубом сарафанчике проскочила за дверь, сверкая пятками.
На этот раз он остался действительно один. В доме было тихо, а с печки из горшочков тянуло будоражаще вкусным запахом. Алексей сглотнул слюну, но желудок предательски потребовал еды.
Алеша подошел к печи. Хлеб, накрытый полотенцем, был еще горячий и так приятно, душисто дразнил. Он отломил кусок и засунул в рот. Не успел он как следует прожевать, как в дом влетела женщина с вилами в руках.
– Эй! Ты кто такой?! – вскликнула она, держа наготове вилы.
– Я Алексей, внук Андрея Глебова, – спокойно дожевывая хлеб, ответил он.
Женщина-крестьянка недоверчиво окинула его взглядом с ног до головы, затем остановилась.
– Ах, батюшки! – воскликнула она и прислонила вилы к стене. – Алексей! Приехали все-таки! Не торопились же вы!
– Когда мой дед… помер? – спросил он сухо, сдержанно.
Женщина удивленно посмотрела на него.
– Да он там, во дворе, на завалинке… – она не успела договорить – Алексей выскочил на улицу.
Свернув за угол дома, он увидел старика, греющегося под лучами солнца. Алексей замер на месте. Так дед жив!
Старик повернул седую голову и посмотрел на него.
«Шестнадцать лет прошло – дед не узнает меня!» – пронеслось в голове Алексея.
– Алеша! – глаза старика засияли. Внук быстро преодолел расстояние, разделяющее их, и упал на колени перед дедом. Старик опустил морщинистые руки на плечи внука – какое-то время они смотрели друг другу в глаза – затем крепко, порывисто обнялись.
– Алешка! Дожил-таки я! – вымолвил дед Андрей со слезами на глазах.
– Да, на умирающего ты не похож! – в шутку заметил Алексей и добавил:
– Я рад видеть тебя, дед!
Старик жестом указал ему сесть рядом.
– Как ты вырос, возмужал! – произнес он с плохо скрываемой гордостью.
– Как же ты меня узнал? Шестнадцать лет прошло…
Старик усмехнулся.
– Ты похож на своего отца. Но от своей матери, моей дочери, а она была карымка7, и от бабки-бурятки достались тебе и волос черный, и смуглая кожа, и цвет глаз. – Старик помолчал. – Любил я очень свою Соелму – славную жизнь мы с ней прожили! Жаль вот только, незадолго до свадьбы матери твоей померла… – Он посмотрел на внука изучающе: – Ну а ты, обзавелся супружницей али нет?
– Нет.
– За чем же дело стало?
– Успеется, дед.
– Корни надо пускать, внучок, без корней нельзя. – Старик продолжительно закашлял.
– Дед, а как ты-то? – затревожился Алексей.
– Все хорошо, – ответил он. – Обычное дело. Тебя повидал, теперь и помирать можно.