— Трусы хреновы, — сказал Лэри, вылезая из-за тумбочки. — Помощи от вас… Горбач с Македонским заморгали. Горбач опять пробубнил что-то о том, что боялся навредить. Я начал потихоньку одеваться. — Куда? — изумился Табаки. — Съезжу прогуляюсь. — Куда ты прогуляешься? В коридорах темно! Я про это совсем забыл, но сказал, что возьму фонарик. — Нельзя. Там сейчас активизировались маньяки и лица, страдающие раздвоением личности. Фонарик привлечет к тебе их внимание. Я огляделся. — А где Лорд? — Он-то как раз где-то там, — кивнул Табаки. — Но он среди своих, а тебе там делать нечего. Я не стал уточнять, что он имеет в виду под «своими». — А Сфинкс? — Сфинкс пасет Толстого. В туалете. Чтобы ребенок не нервничал. Горбач и Лэри, посовещавшись, начали швырять под кровать пустые бутылки. Потный, нездорового вида Черный, спросил со своей кровати, дадут ли ему умереть спокойно. — Со двора припераются, — чирикал Табаки. — Как дело к зиме — так и лезут в Дом. А кошки — те позже приходят. Гуляют до последнего. Вот и получается несостыковка. Несчастная крыса, не вынеся бутылочной атаки, выбежала на середину комнаты и присела столбиком перед распахнутой дверью. Она явно потеряла всякое соображение, потому что даже не попыталась выскочить. Лэри набросил на нее половую тряпку. Горбач с ревом ринулся на образовавшийся холмик, схватил его и вышвырнул в коридор. Потом пинком захлопнул дверь, рассыпав подпиравшие ее книги. — Класс! — заорал Лэри и бросился его обнимать. — Ну вот, — сказал Табаки удовлетворенно. — Видишь, как все быстро закончилось? Про себя я порадовался, что не мне собирать с пола пустые бутылки. И что крыса осталась в живых. — Как вы думаете, она не пострадала из-за того, что я ее вот так швырнул? — спросил Горбач. — Да ладно, в тряпке летела, что ей сделается? — отозвался Лэри, которого самочувствие крысы мало беспокоило. Табаки заверил Горбача, что крыса была абсолютно счастлива и в полете, и по приземлении. Черный опять поинтересовался, дадут ли ему упокоиться с миром. И тут вошел Слепой с тряпкой из-под крысы в руках. — Совсем спятили? — спросил он. — В тебя попало? — замирая от восторга, уточнил Табаки. — Попало. — И ты удивился? — Мы оба удивились. Слепой отшвырнул тряпку и плюхнулся на кровать. Он был босой и взъерошенный, свитер повязан на шее узлом, на ногах — налипшие опилки, пальцы вымазаны сажей, и еще от него странно пахло. Сыростью и, как будто, травой. А вокруг губ чернела полоска грязи. Я подумал, что он пришел из очень необычного места. Похожего на то, где добываются скорлупки от яиц василисков. Еще я попробовал угадать к какой из категорий Шакала его можно причислить — к маньякам или к страдающим раздвоением личности? В этом вопросе я так и не определился. Потом вернулся Сфинкс с повисшим на спине Толстым. Сел рядом со Слепым и уставился на него. Сказал: — Вытри пасть. Ты что, землю ел? — Не землю, — безмятежно отозвался Слепой, утираясь рукавом. Я решил, что он, наверное, все же маньяк. Толстый, съехав со Сфинкса, подкатился ко мне и начал дергать за пуговицы пижамы, пытаясь их оторвать. Македонский заваривал чай. — Светает, — сказал Горбач. — Может, поспим немного? Поспать не удалось. Через полчаса после Слепого вернулся Лорд. Рассветный эльф, обмотанный эластичным бинтом. В чужом берете, с какой-то побрякушкой на шее и еще более пьяный, чем пару часов назад. Выгрузил из карманов мятые купюры и поругался со мной, потому что моя нога каким-то образом оказалась под его подушкой. Он наговорил много обидного про мои ноги, демонстративно сменил наволочку и опять смотался. Когда он уехал, я наконец сообразил, что за новое украшение болталось у него на шее. Это был зуб Черного на серебряной цепочке. А следующую ночь я провел в изоляторе. В маленькой комнате, сплошь обитой губкой. Сверху губку обтягивал веселенький желтый ситец в цветочек. Еще здесь имелся наполовину утопленный в стене унитаз, замаскированный под мусорное ведро с откидывающейся крышкой. Тоже обитый губкой и веселеньким ситцем. И матовый плафон на потолке. Больше не было ничего. Идеальное помещение для размышлений и сна. Мне не мешало бы отсиживаться здесь раз в неделю все первые полгода пребывания в Доме. Только тогда я не знал, что это так приятно. Жители Дома давно прибрали к рукам этот курорт, и попасть сюда можно было только двумя способами. В наказание за какой-нибудь проступок или выклянчив такую возможность в Могильнике. О втором варианте я не знал. Тем более не представлял, что пребывание в Клетке можно кому-то передарить, как это сделал Табаки. Медицинский осмотр для одной половины обитателей Дома был еженедельным, для другой — ежемесячным. Когда я жил с Фазанами, была еще категория «А» — те, кого осматривали каждый день. У Фазанов таких было шестеро, а остальные мечтали к ним присоединиться. Категория «А» давала поблажки в режиме, право на дневной сон и особое меню с диетическими салатами и витаминизированными напитками. К медицинским осмотрам готовились очень тщательно, записывая свои жалобы в специальные блокноты. В своем разграфленном на дни и часы блокноте я рисовал карикатуры, так что его у меня отобрали. Сегодня я впервые поехал на осмотр в составе четвертой. Пока мы ждали своей очереди, Лэри соорудил на стене лазаретного коридора композицию из жеваных жвачек с окурком посередине, а Табаки изрисовал себе физиономию жуткими полосами и ромбами. — Надо же чем-то и Пауков развлекать, — объяснил он мне. — Работа у них тяжелая, жизнь неинтересная, на оригинальный грим в стиле «КИСС» им всегда будет приятно посмотреть. Грим в стиле «КИСС» никого не обрадовал. Скорее, вызвал подозрения. Табаки долго отмывали в процедурной, чтобы проверить, не скрывает ли он под ним следы каких-нибудь болячек. Наконец, отмытый до блеска, розовый, с мокрыми ушами Шакал, выехал из процедурной, размахивая белой бумажкой, похожей на чек. — Видали? — хвастливо поинтересовался он, демонстрируя нам этот клочок. — Любят меня здесь, чего греха таить! Я в Могильнике привилегированное лицо! — Ну и зачем тебе это понадобилось? — спросил его Лорд. — С прошлого раза недели не прошло. — А я подарю его Курильщику, — объяснил Шакал. — Надо же иногда делать людям приятное. — Ты уверен, что он будет рад? — усомнился Лорд. — Пусть только попробует не обрадоваться! Я слушал их, абсолютно не понимая, о чем идет речь. Понял только, что обязательно должен обрадоваться чему-то, что преподнесет мне Табаки. Поэтому, когда он подъехал и всучил мне свою скомканную бумажку, я постарался изобразить радость. Наверное, мне это удалось. Табаки, во всяком случае, остался доволен. — Курильщик просто счастлив, — сообщил он Лорду. — А ты думал, он не оценит. Плохо же ты разбираешься в людях. И он рванул на своем Мустанге к выходу, а я спрятал подарок в кулаке и поехал следом. На площадке, которую называли Предмогильной, я задержался, пытаясь разобрать, что написано в бумажке. Остальные ушли и уехали вперед. То, что я так и не смог прочесть, больше всего смахивало на неряшливо выписанный рецепт. Отчаявшись понять, что в нем написано, я решил, что стоит, наверное, вернуться в Могильник и расспросить Пауков. Может, это что-то вроде Фазаньих привилегий, зачем-то подтвержденных письменно. Но тут рядом воздвигся Черный. Он не стал спрашивать рад я или не рад. Должно быть, по мне было видно, что я никак не разберусь со своим подарком. Он просто отобрал бумажку и сказал: — Это направление в изолятор. Первая мысль была — Черный шутит. Вторая — Табаки устроил мне страшную пакость. — Так я и знал. Ты не в курсе, — вздохнул Черный. — Слушай, это, конечно, не мое дело, но ты всегда вот так хватаешь, что дают? Он возвышался надо мной как башня. Большой. Взрослый. Флегматичный. Будь на его месте любой другой, я решил бы, что это розыгрыш. — Вообще-то не хватаю, — сказал я. — Табаки уверял, что это подарок. — Подарки Табаки надо на свет рассматривать, прежде чем берешь их в руки, — посоветовал Черный. — Ладно, в другой раз будь осторожнее. — Он вернул мне бумажку и пошел к лестнице. — Эй! — окликнул я его в панике. — Погоди, Черный! — Ну? — он остановился, немного недовольный, как будто разговорами я отвлекал его от важных дел. — Почему Табаки так со мной? Что я ему сделал? Черный смотрел хмуро, жевал резинку, и думал. — Почему? Ну, вообще-то он считает, что это здорово — попасть в Клетку. Что это приятно. — Что в этом приятного? — возмутился я. Если верить Фазанам, Клетка была чем-то вроде тюремной одиночки для особо опасных преступников. А в некоторых вопросах я их мнению доверял. — Что приятного? — манера Черного медленно повторять заданный ему вопрос, человека нетерпеливого могла бы свести с ума. — Ну, понимаешь, там тихо. Никого нет и очень тихо. Звукоизоляция. На самом деле совсем неплохо. Я, например, люблю там бывать. — Слушай, — заторопился я, — если ты это любишь… Может, я отдам тебе эту бумажку, и ты отправишься в изолятор вместо меня? Черный покачал головой: — Не выйдет. Там значится отправка колясника. Можешь поменяться с Лордом. Или с самим Табаки.