Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 8 из 11 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Что же до отца братьев, то его семья вот уже многие годы служила господину Смерть. Они жили в отдалении от Бун-Риджа, неподалёку от угольных шахт, на которых семья Винса и работала. Шахтёрская работа была очень тяжёлой и опасной, и Винс каждый день наблюдал, как его дядя и двоюродные братья приходят домой затемно, с грязными от копоти лицами, с прожжёнными ядом лёгкими. Зато отец Винса спасся от такой участи, став помощником господина Смерть. – Когда?нибудь ты займёшь моё место, – часто поговаривал отец Винса. – Будь благодарен судьбе за своё благородное призвание! Правда, у Винса на уме было совсем другое. После своего шестнадцатилетия он планировал навсегда покинуть дом и автостопом добраться до Ноксвилла – а то и дальше. К сожалению, прямо в его день рождения на шахте случилась авария – людей завалило, они начали задыхаться под землёй. В тот день Винс взмолился перед господином Смерть, чтобы тот пощадил добрых и славных шахтёров и их семьи. – Если будешь служить мне, я спасу их жизни, – пообещал господин Смерть. Винс подписал судьбоносный контракт и продолжил династию помощников Тени. Тени не справились бы без прислужников вроде Джудит и Винса. Найти таких помощников было непросто, так что не случайно они обучали детей своему мастерству. Дети помощников активно помогали своим родителям вплоть до шестнадцатилетия. В Договоре это условие не приводилось, но такова была стандартная практика. Она облегчала работу всем сторонам. Вот только Феликс всей душой ненавидел господина Смерть и всю восточную часть Тополиного Дома. Его совсем не печалило, что он так редко бывает в городе и почти ни с кем не видится. Зато ему отчаянно хотелось учиться в школе. И хотя по вечерам отец преподавал ему литературу и математику, Феликс с завистью слушал рассказы Ли о Средней Школе Бун-Риджа – об уроках физики и химии, рисования и даже пения. О мире знаний, который навсегда останется для Феликса закрытым просто потому, что господин Смерть не пускает его в этот мир. Просто потому, что он оказался самым невезучим из двух близнецов. Когда ему исполнится шестнадцать и господин Смерть даст ему на подписание контракт, он обретёт желанную свободу. Он откажется, порвёт документ на мелкие клочки и сбежит туда, где сможет спокойно учиться! Он планировал бежать, бежать, бежать – и не оглядываться. Вот только он прекрасно знал, что у его отца когда?то был точно такой же план. И он провалился. – Мы не будем подписывать эти контракты, – проговорил Ли. – Очень надеюсь, что нам не придётся этого делать. «Надеюсь». Ли часто использовал это слово. Как он мог на что?то ещё надеяться после того, как у них ничего не вышло? Даже если – точнее, когда – они сбегут из дома, Договор не утратит своей силы. А значит, Феликс так и не получит полной свободы. Не сможет увидеть маму, услышать её смех, сказать, как сильно ему нравится её сырное печенье. А Ли никогда не увидит папу, не запомнит черт его лица, не согреется теплом его доброй улыбки. И Винс с Джудит Викери тоже никогда больше не встретятся. Не важно, сколько пройдёт времени, не важно, подпишут или не подпишут они какие?то там контракты, Договор останется нерушимым. Феликс ни на что не надеялся, но Договор ненавидел всем сердцем. Ненавидел горячо и непримиримо, с того самого дня, как отец посадил его к себе на колени и рассказал историю о том, как познакомился с его матерью. Браслет из жемчуга и изумрудов, мелькнувший в воде. Оплошность, спасение, поцелуй. Они полюбили друг друга в первый же день, безгранично и быстро. И только потом отыскали друг у друга в одежде маленькие фиолетовые цветы – и тогда поняли, что прислуживают враждующим Теням. Тени большинства городов не особо интересовались друг другом. Задача господина Смерть сводилась к тому, чтобы забирать жизни, госпожи Память – собирать воспоминания, а госпожи Страсть – создавать пылкие союзы. Каждый занимался своей работой и не лез в чужие дела. Только в Бун-Ридже всё было иначе. Господин Смерть и госпожа Память относились друг к другу с непримиримой враждебностью. Причина тому крылась в их давней ссоре. То ли господин Смерть тогда помешал госпоже Память делать своё дело, то ли наоборот – подробностей уже никто не помнил, даже отец Феликса их не знал. Важно было то, что эти две Тени терпеть друг друга не могли, и потому союз между их помощниками был совершенно немыслим. Попросту невозможен. Госпожа Страсть прекрасно знала об этой вражде и именно поэтому столкнула юных Винса и Джудит в тот памятный Хеллоуин. Исключительно забавы ради, чтобы насолить другим Теням. Так что, по сути, Договор возник именно из?за госпожи Страсть, и хотя Феликс ни разу с ней не встречался, он питал ненависть и к ней. В ненависти куда больше смысла, чем в надежде. Правда, утомляет она сильнее. Феликс и сам удивился, как быстро от его хорошего настроения не осталось и следа. Ему больше не хотелось часами болтать с братом. Он вдруг ощутил ужасную усталость. – Я очень устал, – сказал он, крепче сжимая лямку мешка. – Сегодня было много работы. – Ну да… понимаю. Такие вот встречи на крыльце после того, как Ли возвращался из школы, а Феликс наконец доделывал свои нескончаемые домашние дела, были поистине особенными. А порой и чересчур болезненными. Они напоминали Феликсу о том, что его ждало, а что – нет. Напоминали о том, что у него никогда не будет нормальной семьи с совместными ужинами и весёлыми вечерними посиделками у трескучего камина. До нормальной семьи им было очень и очень далеко. Они просто два брата – один полуслеп ко всему, кроме Смерти, а второй – полуглух ко всему, кроме Памяти, – обречённые расставаться каждый вечер. Феликс поднялся на ноги: – Увидимся завтра, хорошо? – Да-да, конечно. Ли всё смотрел на деревья, гнущиеся под порывами сильного ветра. Феликс открыл восточную дверь, вошёл в дом, и она громко хлопнула у него за спиной. Ни словом не обмолвившись с отцом, который помешивал очередной отвар, мальчик пересёк кухню. И остановился у тёмных дверей в смотровую. Здесь он не раз уже видел, как господин Смерть железным пинцетом извлекает из человеческого тела хрупкую жизнь с такой лёгкостью, с какой Феликс выбрасывает использованный бумажный платок. Здесь он не раз уже видел, как жизнь вспыхивает и затухает в глазах пациентов. Видел у них в глазах страх, непокорность надвигающемуся мраку, пока наконец этот мрак не поглощал весь их свет. Каждая жизнь обрывалась в своё время, и в это мгновение навсегда гасла и её свеча, а голубоватый дымок от неё поднимался кольцами к потолку подвала и навеки таял. Феликс не раз видел, как фитильки искрят и подрагивают, пока огонь совсем не потухнет, – это значило, что жизнь ушла и её уже не вернуть, не зажечь заново. Он видел достаточно, чтобы знать наверняка: одолеть Смерть невозможно. И всё же в груди у него, словно второе сердце, пылало неукротимое желание победить в этой схватке. Он прошёл по коридору, зашёл к себе в комнату, закрыл дверь на задвижку и улёгся на кровать. За окном начался дождь. Капельки бойко забарабанили по крыше, а вскоре за окном уже не было видно ничего, кроме плотной стены ливня. А потом правым глазом, невосприимчивым к миру вокруг, Феликс увидел бледную и тонкую ладонь, прижатую к оконному стеклу неподалёку от его постели. Дождевые капли стекали по его пальцам в пустые цветочные горшки. Феликс присмотрелся и различил за стеклом размытые очертания носа и бледных, почти белых губ. На него смотрел господин Смерть. Феликс содрогнулся и вернул на глаз повязку – и призрачное лицо исчезло. На оконном стекле осталось только мокрое пятно причудливой формы. Феликс знал, что за мрачным взглядом господина Смерть таятся коварные замыслы. Что господин Смерть хочет обмануть его, оставить здесь навсегда, чтобы он облегчал его бремя. И спрятался от этого взгляда под стёганым одеялом – хотя бы на время. 8 Гретхен – Гретхен, последний раз прошу… Гретхен со стоном уронила суповую ложку. Та звонко стукнулась о тарелку и исчезла в золотистой пучине куриного бульона.
– Боже милосердный! – воскликнула Ба Уиппл. – Погляди, что ты наделала! – Я не виновата! – протестующе заявила Гретхен. – Эта ложка просто неуправляемая. – А ты разве неуправляемая? – спросила Ба. – Сомневаюсь. Ты вполне можешь взять себя в руки. Следить за своими манерами. Так что будь добра, отнеси суп на кухню и принеси новую тарелку. Гретхен взяла свою тарелку и поспешно ушла на кухню, где выловила утонувший столовый прибор – главный источник всех её бед – и окинула его укоризненным взглядом. Чавкать она начала совсем не нарочно и даже сама этого не заметила. А после того как бабушка трижды сделала ей замечание, а потом выдала своё грозное «последний раз прошу», Гретхен в приступе ярости и утопила в супе свою несчастную ложку. Она понимала, что несправедливо обошлась с невинным прибором. Но разве справедливо придираться к Гретхен по малейшему поводу? Гретхен вернулась к столу с новой тарелкой и ложкой. Когда она села на своё место, что?то больно ударило её по лодыжке, и Эйса, сидящий напротив, захихикал. – Хватит пинаться! – прошипела она. – Эйса, прекрати пинать сестру, – рассеянно проговорил мэр Уиппл, но его голос прозвучал не громче далёкого ветерка. Мэр Уиппл неотрывно смотрел на стопку бумаг, лежащих рядом с его тарелкой. Важные дела. Время от времени он подносил к губам ложку, полную супа. Потом промокал рот салфеткой и возвращался к своим бумагам. Это ужасно раздражало. Гретхен хотелось забраться сначала на стул, а потом и на стол, подбежать к отцу и наступить ему в тарелку. Хотелось прокричать: «Я здесь! Я – твоя дочь! Проснись! Проснись же!» И всё же она удержалась от дерзкой выходки, и мэр Уиппл даже не поднял глаз, когда Эйса снова её пнул и она недовольно на него прикрикнула. – Гретхен Мари! – подала голос Ба. – Больше я повторять не буду. Тебе уже тринадцать. Веди себя подобающе, если хочешь пойти в этом году на бал. Угроза была, прямо скажем, так себе. Гретхен не особенно и хотелось идти на ежегодный бун-риджский рождественский бал, на который пришлось бы надеть колготки, от которых страшно чешутся ноги, и нижнюю юбку, а ещё здороваться за руку со всеми скучными отцовскими друзьями. Гретхен мрачно уставилась в тарелку. По поверхности супа проплыл кусочек морковки, а потом и сельдерея. Девочка зачерпнула немного бульона с морковью, сунула ложку в рот, обхватила её губами и неуклюже замерла. Нет, она не чавкнет, не издаст ни звука. Гретхен медленно вынула ложку изо рта и опустила её в тарелку. Получилось! Ба Уиппл не обратила никакого внимания на её достижения. Казалось, все её мысли были заняты рождественским балом – последнее время она только о нём и говорила. – С тобой, Гретхен, мне возиться некогда, – проворчала она. – У меня и без того тысяча забот, начиная с распределения мест для гостей и заканчивая цветами! – А с цветами?то что не так, мам? – уточнил мэр Уиппл, по?прежнему не отрываясь от своих бумаг. Он потянулся было к руке Ба, чтобы её погладить, но промахнулся и погладил маслёнку. Бабушка легонько оттолкнула его запястье. – Понимаешь, Арчи, пока что никаких проблем с флористом не возникло, но они точно появятся. Такова судьба любого ответственного человека, который планирует всё заранее, и притом слишком тщательно. Работяг всегда поджидают невзгоды. – Может, тогда не стоит так уж старательно всё планировать? – предложила Гретхен. Она понимала, что ходит по тонкому льду, но Ба была слишком увлечена мыслями о грядущих бедах и потому не заметила внучкиной дерзости. – Пуансеттия – чрезвычайно непредсказуемое растение! Она будто создана для того, чтобы приносить в мою жизнь сплошные несчастья! Гретхен так и подмывало предложить Ба элементарное решение: заказать не пуансеттию, а какие?нибудь другие цветы. Но это было бы уже чересчур дерзко, а Гретхен не хотелось лишний раз злить бабушку, учитывая угрозу отправки в Северную Каролину. Она понимала, что должна быть паинькой – если не ради собственного блага, то хотя бы ради Эсси Хастинг. Вопросы копошились в голове у Гретхен, словно беспокойные червячки. Что значит фраза «убийца Эсси Хастинг – Смерть»? И что в этом необычного, ведь Смерть и впрямь убивает каждого? Почему пострадала именно Эсси Хастинг? И почему – с какой стати?! – отец Гретхен хочет скрыть это происшествие? – Пап, – позвала Гретхен. Она окликнула его трижды, прежде чем он наконец её услышал. – А? – переспросил мэр Уиппл, отрывая взгляд от своих бумаг. – Что такое? – За что мы так ненавидим Хастингов и Викери? – Гретхен! Как можно произносить эти фамилии в нашем доме? Не докучай отцу такими мерзостями! Но было уже слишком поздно. Чудесным образом Гретхен удалось привлечь отцовское внимание. – Любопытный вопрос, Гретхен, – отозвался он. – Но почему ты его задаёшь? Мэр Уиппл смотрел на неё – не с ужасом, как Ба, но всё же весьма насторожённо. Гретхен никого не винила. Уипплы ненавидели Викери и Хастингов, а Викери и Хастинги терпеть не могли Уипплов. Так повелось ещё с незапамятных времён. Никто не обсуждал эту ненависть за обеденным столом, она просто жила в сердцах. – Чисто технически я знаю, почему мы их ненавидим, – продолжила Гретхен. – Они – помощники Теней и нехорошие люди. Но никто не говорит, что же в них такого плохого. – Арчи, не отвечай! – велела сыну Ба Уиппл. – Ей это знать не обязательно. Но мэр Уиппл явно не слушал мать. Зато слушал Гретхен, и очень внимательно. Он откинулся на спинку стула и сцепил ладони. Вид у него был удивлённый, но при этом вполне довольный. – Тебе известно, что делают помощники Теней? – уточнил он. – Само собой. Они живут со своими хозяевами – господином Смерть, госпожой Память и госпожой Страсть. И помогают им.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!