– Так, так. – Сам он был в черном, стоял в ореоле тусклого света. Шляпу не снял, и лицо его оставалось в тени. Гидеон таращился на пришельца, не веря своим глазам. – Вот и ты наконец, – произнес тот, шагнув в комнату. Печально кивнул, окидывая взглядом интерьер, словно с любовью вспоминал приятное место. Мужчина приблизился к шкафчику, не стягивая перчаток, кончиком пальца провел по окантовке, обрамляющей стекло. – Не забыл таксономию? Гидеон силился что-нибудь сказать, но нужные слова не шли на ум. – Это gonepteryx rhamni, – сказал мужчина, постучав по стеклу. – Желтокрылый экземпляр. Лимонница обыкновенная. Красавица, да? Наш приятель Линней обозвал ее Papilio rhamni, определив всех бабочек и мотыльков в единый род. Мы пристроили множество комнат к его особняку и теперь можем презрительно посмеиваться над ним, но до него мы все спали в коровнике. Надеюсь, ты продолжаешь изучать естественные науки? Или доктора Селуин-колледжа перестали их уважать? – Дядя? – Гидеон едва заметно покачал головой. – Рад видеть тебя, мой мальчик. Я уж и не чаял. – Значит, вы живы, сэр. – Гидеон сознавал, что он выглядит полным идиотом, но других слов подобрать не мог. – Вы не умерли. – Вижу, в Кембридже ты немного освоил искусство логического мышления. Это радует. – Лицо дяди осветила улыбка, преобразившая его черты, так что Гидеон пришел в замешательство: не помнил он, чтобы при нем дядя когда-либо улыбался. – Прости, племянник. Я всегда был суров с тобой. На то имелись причины, но, боюсь, я ошибался. К сожалению, я во многом ошибался. Постараюсь загладить свою вину, если успею. Гидеон склонил голову. – Я буду рад услышать все, что вы хотите сказать мне, дядя. Но еще больше я рад, что вы живы и здоровы. Инспектор Каттер тоже, я уверен, обрадуется. Вы ведь помните инспектора Каттера? Он живет с вами в одном доме. – Как же, помню. Значит, ты, не найдя меня, сдружился с Каттером? – Я надеялся с его помощью отыскать мисс Таттон. И мы нашли ее, дядя. Она здесь, с нами. Именно мисс Таттон первой мне сообщила, что с вами случилась беда. Она, я уверен, будет вне себя от радости, узнав, что вы целы и невредимы. Только боюсь, вы обнаружите… дядя, столько всего произошло за то время, что мы с вами не виделись. И до сих пор происходит. Нейи склонил голову в печали. – Да, племянник. Пожалуй, нам есть что обсудить. Но, думаю, это подождет. Пойдем-ка к остальным. Мне не терпится увидеть мисс Таттон, хотя, скорее всего, она теперь не такая, какой я ее помню. Мы все встретились в скорбный час, и, боюсь, худшее еще впереди. Пока что никто из нас, полагаю, не видит общей картины в целом – только ее отдельные фрагменты, и каждый из нас должен внести свой вклад в то, что еще нужно сделать. Нейи пошатнулся, словно от изнеможения. Силясь сохранить равновесие, он невольно выкинул в сторону руку и задел рамку с засушенным насекомым, которая стояла отдельно от остальных. Гидеон вовремя ее поймал и аккуратно поставил на место. – Тонкопряд хмелевой, – сказал дядя, коснувшись рамки. – Hepialus humuli. Передние крылья желтые, значит, самка. При жизни она гораздо красивее, чем можно подумать, глядя на этот тусклый экземпляр. Гидеон протянул к нему руку и тотчас же ее опустил. Нейи, казалось, сильно изменился, но Гидеон по-прежнему благоговел перед ним. – Дядя, вам нездоровится? Вам помочь? – Ты добрый мальчик. Относишься ко мне гораздо добрее, чем я того заслуживаю. Думаю, сегодня не помру. Не волнуйся. Где же мисс Таттон? Сейчас нужно позаботиться о ней. – Я как раз искал ее, дядя. Я как могу стараюсь присматривать за ней, но, боюсь, ее постоянно тянет где-то бродить. Это одна из особенностей ее нынешнего состояния. И она становится беспокойнее, если ее что-то тревожит. – Что-то произошло, что ее растревожило? Гидеон в смятении на мгновение отвел взгляд. – Поскольку вы здесь, дядя, я полагаю, вам известно, чей это дом? – Известно, племянник. Я приехал сюда, чтобы найти этого человека. Он уже прибыл? – Вчера вечером, сэр. – И Каттер его арестовал? Инспектор знает, какие преступления он совершил? Этот человек должен расплатиться за свои злодейства. – Дядя, присядьте, пожалуйста. Вы и так сильно настрадались. Все это потом, когда мы найдем остальных. А сейчас, к сожалению, я должен сообщить вам кое-что о лорде Страйте. * * * Кебмен высадил их у центральных ворот, поскольку они были заперты на цепь и дальше хода не было. – Но калитка открыта, и вы можете дойти пешком, – добавил он, – только вот найдете ли кого дома? Люди поговаривают, что там живет сумасшедшая. – Но лично он убежден, что особняк давным-давно пустует. Пока Джорджи снимал с экипажа чемоданы и расплачивался с извозчиком, Октавия огляделась. Они приехали в самом начале десяти утра, однако из-за непогоды было сумеречно, как вечером. Ледяная крупа сыпать прекратила, но периодически шел мокрый снег, который гнал неугомонный хлесткий ветер. Поместье Страйта имело неприступный вид, с дороги его скрывали высокая каменная ограда и плотная стена вязов. Самого особняка видно не было. Над воротами поднималась железная арка, местами увитая плющом. Сейчас она выглядела траурно, а некогда, вероятно, казалась величавой. Грубая веревка длиной примерно в ярд, свисавшая с ее верхушки, лениво раскачивалась на ветру. Расплатившись с кебменом, Джорджи легонько стукнул по стенке экипажа, отсылая его прочь. – Боже мой, сестренка, – сказал он, похлопывая в ладоши, чтобы руки не заледенели. – Что это за чистилище? Куда ты нас притащила? Если сюда прибудет граф, я готов вечно ходить в младших лейтенантах. Но Октавия его не слушала. Она смотрела и не верила своим глазам. Поколебавшись, она медленно пошла к воротам. – Так, возьми-ка зонт, – продолжал Джорджи, беря в руки багаж. – Он не дамский, но, думаю, ты с ним легко справишься. Я и сам бы его держал над тобой, но у меня заняты руки. Октавия не отвечала. Не отрывая взгляда, она рассеянно подняла ладонь к воротам. Даже через перчатку ощутила она холод твердых железных прутьев. – Дождь вроде и не сильный, но такой, что промочит насквозь, не пройдешь и ста ярдов. – Джорджи, – тихо проронила Октавия. Он умолк, проследив за ее взглядом. Ею овладел непонятный порыв остановить его, уберечь от этого зрелища. Но видит ли он? Дано ли ему это? – Господи помилуй, сестренка. За воротами, не некотором удалении от входа, стояла девушка. Хрупкая, мертвенно-бледная, она смотрела на них. Все ее облачение состояло из одной лишь тонкой заношенной ночной сорочки, но она, казалось, не замечала холода. Однако поражало не только это. Самое удивительное было другое. – Мисс Таттон? – Октавия обеими руками сжала прутья и просунула меж ними лицо, дабы ничто не заслоняло от нее девушку. Должно быть, это она, подумала Октавия. Это может быть только она. – Энджи? Это вы? Я вас искала, приехала сюда за вами. Миссис Кэмпион рассказала мне про вас. И Нейи – тот человек, что вас опекал. Это он направил меня сюда. Если девушка и слышала Октавию, она никак не отреагировала на ее слова. Серьезная и невозмутимая, она постояла еще немного, а потом повернулась и пошла прочь. И только тогда Октавия убедилась, что зрение ее не обмануло. Она, эта девушка, утратила целостность. Правая рука почти от самого плеча и правая нога под подолом сорочки поблекли, фактически растаяли. От них остались лишь стекловатые очертания, подобно рыбьему клею, который едва виден в теплой воде. – Господи помилуй, сестренка, – повторил Джорджи. Энджи шла по безжизненному парку в сторону обветшалого летнего домика, что виднелся вдалеке. Шла бесшумно и быстро, почти не касаясь земли. Октавия провожала девушку взглядом, пока могла ее видеть, впрочем, из-за непогоды она не была в этом уверена. На время та скрылась из виду, потом снова мелькнула – во всяком случае, Октавии так показалось. Но возможно, это ветер поднял ворох пожухлых листьев или ее воображение слепило из струй дождя некий иллюзорный силуэт. * * * Леди Ада пребывала в дурном расположении духа. Она была вполне спокойна, сказал инспектор, когда он показывал ей останки брата. После объявила о своем намерении принять ванну из морских водорослей – весьма полезная процедура, по ее словам. Правда, она не думала, что к ней наведается кто-то еще, и когда ей сообщили, что нужно ждать новых гостей, настроение у нее заметно испортилось. Гидеон, войдя в гостиную вместе с дядей, увидел, что леди Ада кружит по комнате, каждый свой поворот отмечая стуком трости. Он прочищал и прочищал горло, пока Каттер не оказал ему любезность, обратив ее внимание на Нейи. – Да, да, – бросила леди Ада, едва удостоив взглядом нового визитера. – Пришел и пришел. Сегодня я достаточно наволновалась. Пусть посидит, пока я немного не успокоюсь. Кто-нибудь, позвоните миссис Корниш. Я должна выпить виски, иначе умру. И пусть пудинг на сале принесет. Гидеон беспомощно посмотрел на дядю. Тот на неуважение отреагировал милостивым взглядом и скромно прошествовал к стулу. – Где Анджела? – сердито спросила леди Ада, впечатав в пол трость. – Вот что мне хотелось бы знать. Почему ты еще не нашел ее, сержант? Тебе все равно больше нечем заняться. Гидеон не смел посмотреть ей в глаза. – Я старался, мадам, но найти ее не так-то легко. Скоро я возобновлю поиски. Просто мне пришлось на время отвлечься. Приехал мой дядя, и у него для нас есть важные новости. – Вот как? А ко мне какое это имеет отношение? – Мадам, – вмешался Каттер, – я надеялся, что разъяснил вам ситуацию и вы меня поняли. Мы расследуем серьезное преступление. Целую серию серьезных преступлений. У нас есть основания полагать, что мисс Таттон – жертва такого преступления. – Позвольте мне, инспектор, – подал голос Нейи. – Надеюсь, ее светлость успокоится, если я скажу, что мисс Таттон скоро должна сама сюда вернуться. Леди Ада обратила на него взгляд. – А кто вы такой, чтобы выражать здесь свое мнение? Похожи вы на священника невысокого чина. Так вы священник? – Простите, мадам, – сказал Нейи, поднимаясь со своего места. – Позвольте, я… – Нет, не утруждайте себя. У меня и в лучшие времена не хватает терпения на любезности. Садитесь и рассказывайте. – Мадам, меня зовут Герберт Нейи. Я был священником невысокого чина. В этом вы правы. Но та жизнь, думаю, для меня осталась в прошлом. Мисс Таттон я знал до того, как с ней это случилось. По долгу службы я опекал ее и таких, как она. Всячески старался уберечь их от зла. – От какого зла? – В принципе, от типичных бед. Она выросла сиротой, трудом зарабатывала себе на жизнь и была вынуждена противостоять всем тем горестям, с какими сталкиваются молодые женщины ее положения. Но не только. Я знал, что у нее необычный дар. Что она особенная. Леди Ада встретила его слова странным молчанием. Спустя мгновение она отвернулась к окну. – Разбитое судно будет потревожено, – заметила она, словно разговаривая сама с собой. – За долгие периоды затишья пески как будто бы полностью поглощают его обломки, а потом разражается буря, и, проснувшись утром, видишь, что оно обнажилось почти до киля. Значит, вы тоже это видите? – Разбитое судно, мадам? – не сразу отозвался Нейи, не будучи уверенным, что леди Ада обратилась именно к нему.