– Да, а я не люблю, когда меня бьют, – после чего завожу руки Джейкоба за спину и надеваю на него наручники. – Мне нужно составить несколько бумаг на вашего сына. Потом мы отвезем его в суд для предъявления обвинения. – Он этого не выдержит, – возражает Эмма. – Позвольте мне, по крайней мере, остаться с ним, чтобы ему было спокойнее… – Это невозможно, – сухо говорю я. – Вы же не станете допрашивать глухого без сурдопереводчика! – Со всем к вам уважением, мэм, ваш сын не глухой. – Я встречаюсь с ней взглядом. – Если вы не уйдете, я вас тоже арестую. – Эмма… – тихо говорит адвокат и берет ее за локоть. – Не трогайте меня! – восклицает она и стряхивает с себя его руку, делает шаг вперед к своему сыну, но один из полицейских останавливает ее. – Уберите их отсюда! – приказываю я и пытаюсь тащить Джейкоба по коридору. Это все равно что бороться с быком на заднем сиденье автомобиля. – Слушай, – говорю я, – ты успокойся. Но он продолжает вырываться от меня, пока я не заталкиваю его в каморку, где стоит машинка для снятия отпечатков пальцев и фотокамера, дорогостоящее оборудование, а я так и вижу, как беснующийся Джейкоб разбивает его. – Встань здесь, – говорю я, указывая на белую линию на полу. – Смотри в камеру. Джейкоб поднимает вверх лицо и закрывает глаза. – Открой глаза. Он открывает и закатывает их к потолку. Через минуту я все-таки делаю чертов снимок, а потом фотографирую его в профиль. Поворачиваясь направо, Джейкоб замечает машинку для снятия отпечатков пальцев и замирает. – Это «LiveScan»? – тихо спрашивает он, и я слышу первые внятные слова с тех пор, как взял его под арест. – Ага. – Я встаю у клавиатуры и вдруг понимаю, что есть гораздо более легкий способ справиться с Джейкобом. – Хочешь посмотреть, как она работает? Словно выключателем щелкнули: безумное торнадо превратилось в любопытного ребенка. Джейкоб делает шаг вперед: – Там цифровые файлы, да? – Да. – Я набираю на клавиатуре имя Джейкоба. – Твой средний инициал? – Т. – Дата рождения? – Двадцать первое декабря тысяча девятьсот девяносто первого, – говорит он. – Ты, случайно, не знаешь номер своего полиса социального страхования? Он выпаливает очередь цифр, заглядывая мне через плечо – что там дальше? – Вес: сто восемьдесят пять фунтов, – диктует Джейкоб, все более оживляясь. – Род занятий: учащийся школы. Место рождения: Бёрлингтон, Вермонт. Я беру бутылку лосьона, которым мы смачиваем пальцы, чтобы папиллярные узоры лучше отпечатались, и тут только замечаю, что руки у Джейкоба до сих пор в браслетах, за спиной. – Хочу показать тебе, как работает эта машинка, – медленно произношу я, – но не могу сделать это, пока ты в наручниках. – Верно. Я понимаю, – говорит Джейкоб, продолжая смотреть на экран. Если бы я попросил его отдать руку за возможность увидеть этот сканер в действии, он бы с радостью согласился. Я расстегиваю наручники и протираю пальцы Джейкоба лосьоном, потом беру его правую кисть в свою. – Сперва мы снимаем плоские отпечатки больших пальцев, – объясняю я, прижимая по одному пальцы Джейкоба. – Потом остальные. – (Это одновременные отпечатки четырех пальцев каждой руки, которые прикладываются к стеклянной пластинке.) – Как только они загрузятся в компьютер, начинается сопоставление их с другими. Теперь прокатываем пальцы из стороны в сторону, согнув внутрь большой, а остальные выпрямив, – говорю я и показываю сначала с одним пальцем, потом со всеми остальными. Когда машинка отказывается принимать один из прокатанных пальцев, Джейкоб изумленно вскидывает брови: – Замечательно. Она не хочет вводить плохой отпечаток. – Нет. Она показывает, если я слишком быстро поднял палец или отпечаток получился слишком темный, тогда я повторяю сканирование. Закончив с пальцами, я прижимаю к сканеру ладонь Джейкоба – такие отпечатки мы чаще всего находим на оконных стеклах, если преступник заглядывал внутрь дома, – а потом снимаю отпечаток пишущей руки – край согнутой кисти от мизинца до запястья. Когда я переключаюсь на вторую руку Джейкоба, он уже практически все делает сам. – Это просто, – говорю я, а тем временем на экране выстраиваются в ряд картинки. – Значит, вы пошлете их в автоматизированную систему дактилоскопической идентификации прямо отсюда? – спрашивает Джейкоб. – Таков план. Иметь цифровую систему сканирования пальцев, соединенную с АСДИ, – это Божий дар. Я достаточно пожил на этом свете и помню времена, когда все было гораздо сложнее. Отпечатки будут отосланы в центральное хранилище, где фиксируется факт ареста, и результат направляется в ФБР. Когда посажу Джейкоба под замок, я вернусь сюда и проверю, не привлекали ли его за что-нибудь в прошлом. Полагаю, ничего не обнаружится, но это не значит, что Джейкоб впервые нарушил закон. Это значит только, что до сих пор его не ловили. Принтер выплевывает карточку, которую я кладу в папку с документами для ареста вместе с фотографиями. Наверху перечислены все биографические сведения о Джейкобе. Ниже – десять маленьких квадратиков с откатанными пальчиками. Под ними – ряд цифр, выстроившихся, как солдаты. В этот момент я замечаю лицо Джейкоба. Глаза его сияют, губы изогнуты в улыбке. Его арестовали за убийство, а он на седьмом небе, потому что увидел собственными глазами, как работает сканер отпечатков пальцев. Я нажимаю кнопку, и принтер выдает вторую карточку. – Вот. – Я отдаю ее Джейкобу. Он начинает пружинить на подушечках стоп. – Вы… то есть… Я могу взять это? – Почему нет, черт возьми! – говорю я. Пока Джейкоб завороженно разглядывает карточку, я беру его за локоть и веду в камеру. На этот раз он не взбрыкивает от моего прикосновения. Он его даже не замечает. Однажды меня вызвали на место самоубийства. Оставшийся присматривать за детьми сестры, десятилетними мальчиками-близнецами, полными оторвами, парень наглотался снотворного. Племянники не смогли добудиться своего дядю и решили позабавиться над ним. Они измазали его лицо взбитыми сливками из баллончика и положили вишенку ему на нос. Ее я увидел первой, как только взглянул на тело, лежащее на полу в гостиной. Дети не поняли, что их дядя умер. В конце концов им это, конечно, объяснят. Однако, сделав свою работу, я много думал об этих близнецах. Знаете, после того как дети все поняли, они сразу стали другими. Вероятно, я был одним из последних, кто видел этих мальчиков детьми, для которых смерть пока еще ничего не значит. Вот что мучает меня по ночам. Не найденные трупы, а живые люди, встреченные в ходе расследования и оставленные позади. Когда я запираю Джейкоба в камеру, он не реагирует, и это пугает меня больше, чем его прежнее буйство. – Я приду за тобой. Закончу работу с бумагами, и тогда мы поедем в суд. Хорошо? Джейкоб не отвечает. В правой руке он сжимает карточку с отпечатками пальцев, левой постукивает по бедру. – Может, сядешь? – предлагаю я. Вместо того чтобы сесть на скамью, Джейкоб опускается на бетонный пол. В потолок встроена камера, так что за сидящими в камере постоянно кто-то следит. Мне нужно срочно заполнить бумаги, это занимает целую вечность, но я заворачиваю в диспетчерскую – посмотреть на мониторы. Десять минут Джейкоб не двигается, если не считать подергивания руки. Потом очень медленно отодвигается назад, сидя на попе, и прислоняется спиной к стене в самом углу камеры. Губы его шевелятся. – Что он там бормочет, чтоб его? – спрашиваю я диспетчера. – А я почем знаю. Выйдя из диспетчерской, я приоткрываю дверь в КПЗ. Голос Джейкоба едва слышен: По всему городку, тут и там Меня ловят, идут по пятам. Говорят, мне вменяют в вину, Что я в зама шерифа пальнул. Я распахиваю дверь и вхожу. Джейкоб продолжает петь. Голос его звучит то выше, то ниже. Стук моих каблуков по бетону подхватывает эхо, но Джейкоб не замолкает, даже когда я останавливаюсь по другую сторону решетки, прямо напротив него, скрестив руки на груди.