Я думал, цитирование статьи из свода законов произведет впечатление на доктора Кона, но он не выказал никаких эмоций. Может, у него тоже синдром Аспергера? – Вы понимаете, это серьезное или незначительное обвинение, Джейкоб? – Это тяжкое уголовное преступление, которое влечет за собой наказание в виде лишения свободы на срок от тридцати пяти лет до пожизненного. Доктор Кон глядит на меня поверх очков: – А как насчет условного срока? Вы знаете, что это такое? – Это когда вам нужно отмечаться у сотрудника суда определенное количество времени, – отвечаю я. – Вы должны выполнять правила и отчитываться, устроиться на работу, жить по известному адресу, не совершать правонарушений, не употреблять алкоголь… – Верно, – говорит доктор Кон. – Скажите, Джейкоб, на что следует сделать упор вашему адвокату, чтобы защитить вас? Я пожимаю плечами: – На мою невиновность. – Вы понимаете, что означает признание или непризнание вины? – Да. Виновен – значит вы признаете, что совершили преступление и вас нужно за это наказать. Не виновен – значит вы не признаете, что совершили преступление, и не считаете, что должны понести наказание… но это не то же самое, что быть невинным, так как в нашей правовой системе вас признают виновным или невиновным. Вас не могут признать невинным, даже если вы невинны, как я. Доктор Кон пристально смотрит на меня: – Что такое сделка о признании вины? – Когда прокурор говорит с адвокатом и они приходят к согласию по поводу обвинения, а потом оба выступают перед судьей, чтобы узнать, согласится ли он с ними. Это означает, что в судебном процессе нет необходимости, потому что вы признались в преступлении, сделав соответствующее заявление. Все это простые вопросы, так как каждая серия «Борцов с преступностью» завершается судом, где судье и присяжным предоставляются доказательства вины подозреваемого. Если бы я знал, что вопросы будут такие легкие, то не нервничал бы так. Я ведь ждал, что доктор Кон станет спрашивать меня о Джесс. О том, что случилось в тот день. И конечно, я бы не мог ему сказать, значит мне пришлось бы лгать, а это нарушение правил. – Что такое заявление о невменяемости? – спрашивает доктор Кон. – Когда вы заявляете, что не виновны, потому что в момент совершения преступления не понимали, что происходит, а потому вас нельзя привлекать к ответственности по закону за ваши действия. Как Эдварда Нортона в «Первобытном страхе». – Отличный фильм, – говорит психиатр. – Джейкоб, если ваш адвокат считает, что вам не следует давать показания, вы согласны с этим? – Почему мне не дать показания? Я скажу правду. – Когда вы можете выступить в суде? – Я не могу. Адвокат велел мне ни с кем не разговаривать. – Как вы считаете, какие у вас шансы на признание невиновным? – Сто процентов, – отвечаю я, – потому что я этого не делал. – Вам известно, какие серьезные улики существуют против вас? – Очевидно, нет, так как я не видел документов, которые представят суду… – Вы знаете об этой процедуре? – удивленно спрашивает доктор Кон. Я закатываю глаза: – Согласно параграфу шестнадцать Правил раскрытия информации штата Вермонт, порядка процедуры для Верховного суда, обвинение должно предоставить защите все доказательства, которые собраны по делу, включая фотографии, документы, заявления, медицинские осмотры и любые другие материалы, и будут использованы в суде; если они не будут представлены, то мне разрешат выйти на свободу. – Вам понятна разница между защитой, обвинением, судьей, жюри присяжных, свидетелями?.. – Защита – это моя команда, мой адвокат, свидетели и я, так как мы защищаем меня от обвинений, выдвинутых прокурором. Судья – это мужчина или женщина, у которых есть власть над всеми, кто находится в зале суда. Он ведет судебный процесс, выслушивает показания и выносит решения в соответствии с законом. Судья, которого я видел несколько дней назад, был не очень добр и отправил меня в тюрьму. – Я делаю вдох. – Жюри присяжных – группа из двенадцати человек, они выслушивают факты и свидетельства, доводы адвокатов, а потом удаляются в комнату, где их никто не видит и не слышит, там они решают исход дела. – Вдогонку я добавляю: – Жюри присяжных должно состоять из двенадцати человек, равных мне, но формально это означало бы, что у всех присяжных должен быть синдром Аспергера, только тогда они по-настоящему поймут меня. Доктор Кон еще что-то помечает в своем блокноте. – Вы уверены в своем адвокате, Джейкоб? – Нет, – отвечаю я. – После первой встречи с ним я три дня провел в тюрьме. – Вы согласны с тем, как он ведет дело? – Очевидно, что нет. Ему нужно сказать им правду, чтобы обвинения были сняты. – Это так не работает, – говорит доктор Кон. – Это работало так в «Моем кузене Винни», – возражаю я. – Когда Джо Пеши говорит суду, что машина не та, которую опознал свидетель, так как у нее другие шины. И это работало так в «Борцах с преступностью», восемьдесят восьмая серия. Хотите, чтобы я рассказал вам об этом? – Нет, не нужно, – отвечает доктор Кон. – Джейкоб, как вы поступите, если свидетель на суде солжет? Пальцы у меня начинают дрожать, так что я кладу одну руку поверх другой, придавливая их. – Откуда мне знать? – говорю я. – Только лжецу известно, что он лжет. Оливер На бумаге Джейкоб Хант не только выглядит способным выдержать судебный процесс, но и похож на первокурсника школы права, который, вероятно, способен лучше защищать себя, чем я его. Только лжецу известно, что он лжет. Я уже в третий раз перечитал ответы Джейкоба доктору Кону, главному психиатру штата, и в третий раз это утверждение выпрыгнуло на меня с листа бумаги. Джейкоб Хант – гений с фотографической памятью, которая пригодилась бы мне во время учебы в школе права? Или он просто морочит голову своей матери… и всем остальным? В любом случае, перечитывая отчет в последний раз, я понял, что у меня нет ни малейших шансов на признание его недееспособным – особенно в таком месте, как Вермонт. Нет, если уж кто и ощущает сейчас себя недееспособным, так это я, потому что мне придется сказать Эмме, что я даже не собираюсь бороться со штатом по этому вопросу. Я еду к дому Хантов, так как Эмма и Джейкоб находятся под домашним арестом. Просить их о встрече в моем офисе невозможно. Тор сидит у меня на коленях, наполовину под рулем. Заворачиваю на подъездную дорожку, глушу мотор, но из машины не вылезаю. – Если она разозлится, – говорю я собаке, – я рассчитываю, что ты защитишь меня. Сегодня холодно – около нуля, поэтому я сую Тора за пазуху и иду к двери. Эмма открывает прежде, чем я успеваю постучать, и говорит: – Привет, хорошо, что вы пришли. – Она даже слегка улыбается, и это сильно смягчает ее во всех смыслах. – Честно сказать, когда безвылазно сидишь дома, даже визит сотрудника электрической компании для проверки счетчика превращается в событие дня. – Вот я и подумал, что вы начали меня любить. – (Тор высовывает морду из ворота моего пальто.) – Можно занести его в дом? В машине холодно. Эмма с опаской смотрит на собаку: – Он написает мне на ковер? – Только если вы и дальше будете смотреть на него такими глазами. Я ставлю Тора на пол в прихожей и гляжу, как он убегает в коридор. – Не люблю собачью шерсть, – бурчит Эмма. – Тогда вам повезло, что вы не родились спаниелем. – Я снимаю пальто и перекидываю его через руку. – У меня есть результаты теста на дееспособность. – И?.. – В одно мгновение Эмма вся подбирается. – Джейкоб способен вынести судебный процесс. Она качает головой, как будто не может поверить услышанному: – Вы видели, что случилось во время слушаний перед арестом! – Да, но это не подпадает под юридическое определение дееспособности, и по мнению главного психиатра штата… – Мне плевать на главного психиатра! Разумеется, они найдут того, кто скажет то, что нужно услышать окружному прокурору. Вы не собираетесь предпринять какие-нибудь ответные шаги? – Вы не понимаете, – возражаю я. – В Вермонте вы можете быть Чарли Мэнсоном, и вас все равно признают способным вынести суд. – Я сажусь на скамейку в прихожей. – Вы слышали о Джоне Бине? – Нет.