– Я Пол. Ладно, не знаю, откуда взялась эта ложь. А чему, собственно, удивляться, когда я уже целый месяц держу в секрете свою причастность к этому ночному кошмару и сильно поднаторел в притворстве. Я стал другим человеком. Но как только я придумал себе имя, все остальное явилось само собой. У меня каникулы в школе. Я единственный ребенок. Мои родители разведены (ха! Это правда!), и я лечу повидаться с отцом. Мы собираемся поехать с экскурсионным туром в Стэнфордский университет. Дома мы не говорим об отце. В школе на культурологии мы изучали аборигенные культуры, в которых люди не произносят имена тех, кто ушел, когда жизнь стала слишком трудной. Мне неизвестны подробности развода родителей, кроме того, что сам я был младенцем, когда это случилось, и, разумеется, в глубине сознания у меня таится мысль, не стал ли я той соломинкой, которая переломила спину верблюду. Но я знаю, что отец пытается расплатиться за свою вину, каждый месяц присылая матери алименты. И мне также известно, что он заменил меня и Джейкоба двумя маленькими девочками, похожими на фарфоровых кукол, которые, вероятно, ни разу за свою короткую жизнь не вламывались в чужие дома и не занимались самостимуляцией. Я знаю это, потому что каждое Рождество отец присылает нам открытку, которую я выбрасываю, если добираюсь до почтового ящика раньше мамы. – У тебя есть братья и сестры? – спрашивает Эдит. Я делаю глоток купленного за три бакса лимонада и отвечаю: – Нет. Единственный ребенок. – Прекрати! – произносит бизнесмен, и одно ужасное мгновение я думаю, что он сейчас расскажет этой пожилой женщине, кто я такой на самом деле, но потом мужчина разворачивается в кресле и с мольбой говорит матери маленького ребенка: – Ради бога! – Пол, – обращается ко мне Эдит, – что ты хочешь изучать в Стэнфорде? Мне пятнадцать, и я понятия не имею, чего хочу в жизни. Кроме того, чтобы исправить то, что натворил. Вместо ответа я указываю на кроссворд и говорю: – Город Кито. Это ответ на сорок два по горизонтали. Старушка радостно оживляется и читает вслух следующий вопрос. Я думаю, как же она обрадуется, если мы разгадаем весь кроссворд. Выйдет из самолета и расскажет своему зятю, или кто там будет встречать ее в аэропорту, о милом молодом человеке, с которым она познакомилась. Как я ей помог. Как могут гордиться мною мои родители. Джейкоб Мой брат не такой умный, как я. Говорю это не для того, чтобы его обидеть. Просто констатирую факт. Например, ему нужно выучить все словарные слова, если он хочет хорошо написать контрольную; я же могу посмотреть на страницу, и она с первого взгляда запечатлевается у меня в голове и извлекается оттуда с легкостью. Тэо выходит из комнаты, если двое взрослых начинают обсуждать какие-то серьезные вещи, к примеру текущие события; я же выдвигаю стул и присоединяюсь к беседе. Он не заботится о том, чтобы накапливать и припрятывать информацию, как белка запасает орехи на зиму. Тэо интересует только то, что имеет непосредственное отношение к реальной жизни в настоящем. Тем не менее я и близко не стою рядом с братом по уровню интуиции. Вот почему, когда я позволяю этой накопленной информации просачиваться наружу, например начинаю излагать историю о том, как Стив Джобс и Стив Возняк выпустили первую модель компьютера «Apple» в День дурака, 1 апреля 1976 года, и у человека, с которым я говорю, стекленеют глаза, он ищет предлоги завершить беседу, а я продолжаю молоть языком. Тэо на моем месте давно уже все понял бы и заткнулся. Детективу в работе необходима интуиция. А для того чтобы быть криминалистом, требуются скрупулезность и ум. Вот почему, пока мама стоит, обездвиженная паникой по поводу исчезновения Тэо, а Оливер совершает разные глупости вроде того, что гладит ее по плечу, я иду в комнату Тэо и сажусь за его компьютер. Я очень хорошо соображаю в компьютерах. Однажды разобрал и собрал снова ноутбук моего школьного психолога, вынул материнскую плату и все такое. Вероятно, я мог бы настроить вам беспроводную Сеть во сне. Вот еще одна причина, почему я люблю компьютеры: когда говоришь с кем-нибудь по сети, не нужно читать выражения на лицах или интерпретировать тон голоса. Вы получаете то, что видите, а значит, ни к чему так сильно напрягаться, как при личном общении. Есть комнаты для чатов и доски объявлений для аспи вроде меня, но я не часто ими пользуюсь. Одно из домашних правил в нашей семье: не ходить на сайты, не проверенные мамой. Когда я спросил ее почему, она заставила меня сесть рядом с ней и посмотреть телешоу про сексуальных хищников. Я пытался объяснить, что сайт, где я хотел чатиться, совсем не то же самое – там собралась небольшая группа людей вроде меня, которые пытаются общаться без всей той чуши, которая неизбежна при личных встречах, – но мама со мной не согласилась. «Ты не знаешь, что это за люди, Джейкоб», – сказала она. Вообще-то, я знал. Это люди из реального мира оставались загадкой для меня. Пара кликов, и я попадаю в его кэш. Хотя Тэо и думает, что все стер, в компьютере ничто не удаляется насовсем. Я вижу последний сайт, который он посещал, – Orbitz.com и что он там делал – смотрел авиарейсы в Сан-Хосе. Когда я приношу вниз распечатку веб-страницы с информацией о билете Тэо, Оливер пытается убедить маму, что нужно звонить в полицию. – Я не могу, – отвечает она. – Они не захотят помогать мне. – У них нет выбора в таких вещах… – Мам… – встреваю в их разговор я. – Джейкоб, не сейчас, – обрывает меня Оливер. – Но… Мама смотрит на меня и начинает плакать. Одна слеза прочерчивает мокрый след в виде буквы «S» по ее щеке и сползает на шею. – Мне нужно поговорить с тобой, – говорю я. – Я принесу телефон, – гнет свое Оливер. – И позвоню в девять-один-один. – Я знаю, где Тэо, – заявляю я. Мама хлопает ресницами: – Что? – Это было на его компьютере. – Я протягиваю ей распечатку. – О боже мой! – восклицает мама, прижимая ладонь ко рту. – Он едет к Генри. – Кто такой Генри? – спрашивает Оливер. – Мой отец, – отвечаю я. – Он ушел от нас. Оливер отступает на шаг и потирает подбородок. – У него пересадка в Чикаго, – добавляю я. – Самолет улетает через пятнадцать минут. – Вы не успеете остановить его до вылета, – говорит Оливер. – Генри знает? Про Джейкоба? – Конечно, он знает обо мне. Каждый год он присылает чеки на мой день рождения и на Рождество. – Я имел в виду, знает ли Генри про обвинение в убийстве? Мама смотрит на щель между диванными подушками. – Я не знаю. Он мог прочесть в газетах, но я с ним об этом не говорила, – признается она. – Не знала, как сказать ему. Оливер протягивает ей телефон и говорит: – Пора придумать. Мне неприятно от мысли, что Тэо сидит в самолете. Не люблю самолеты. Принцип Бернулли я понимаю, но, ради бога, не важно, как работают физические силы на крыльях во время взлета, самолет весит десятки тонн. Какие доводы ни приводи, а по сути, он должен упасть с неба. Мама берет телефон и начинает набирать длинный междугородний номер. Звуки похожи на мелодию песни из какого-то игрового шоу, но не могу вспомнить, из какого именно. – Господи! – произносит Оливер и смотрит на меня. Я не знаю, как на это реагировать. – «У нас всегда будет Париж»[28], – говорю я. Когда Тэо было восемь лет, он верил, что под нашим домом поселилось какое-то чудище. Каждую ночь, когда батареи в его комнате с шипением оживали, Тэо слышал его дыхание. Мне тогда было одиннадцать, и я увлекался динозаврами. Очень будоражила меня мысль: а вдруг под фундаментом нашего дома живет зауропод, но я понимал, что это маловероятно: 1. Наш дом построен в 1973 году. 2. При его строительстве была вырыта яма под фундамент. 3. Вероятность того, что один из давно вымерших динозавров пережил изъятие грунта и обитает под подвалом моего дома, крайне мала. 4. Даже если бы он выжил, то чем стал бы питаться? – Скошенной травой, – сказал Тэо, когда я поделился с ним своими мыслями. – Вот так. Одна из причин, почему мне нравится иметь синдром Аспергера, – это отсутствие у меня активного воображения. По мнению многих – учителей, школьных психологов из службы сопровождения и психиатров, – это большой недостаток. Для меня это благословение. Логическое мышление не позволяет тратить время на напрасные тревоги или надежды. Оно предохраняет от разочарований. Воображение, с другой стороны, только будоражит вас и заставляет переживать по поводу вещей, которые никогда не произойдут в реальности. Вроде встречи с гадрозавром по пути в туалет в три часа ночи. Две недели Тэо в ужасе просыпался посреди ночи, когда в комнате начинали шипеть батареи. Мама перепробовала все – от теплого молока перед сном до красочной схемы отопительной системы дома и дозы детского снотворного на ночь, чтобы Тэо отключился, – но он, как по часам, начинал кричать в полночь, выбегал из своей комнаты и будил нас обоих. Я взрослел, это ясно, почему и сделал то, что сделал. После того как мама уложила меня в кровать, я не заснул, а читал с фонариком под одеялом, пока она сама не легла спать. Потом я взял подушку, одеяло, спальный мешок и устроился под дверью комнаты Тэо. В ту ночь, когда он проснулся с криком и попытался кинуться к маме, чтобы разбудить ее, то споткнулся об меня. Секунду поморгал глазами, пытаясь сообразить, снится ему это или нет. – Иди обратно в кровать, – сказал я. – Тут нет никаких дурацких динозавров. – Могу сказать вам, он мне не поверил, тогда я добавил: – А если есть, тогда он сначала убьет меня, прежде чем доберется до тебя. Это сработало. Тэо забрался в постель, и мы оба заснули. Утром мама нашла меня растянувшимся на полу в коридоре. Она запаниковала. Решила, что у меня какой-то припадок, и начала трясти меня. – Хватит, мама, – наконец проговорил я. – Со мной все в порядке!