Девушка не забыла взгляд Марты. Им надо побеседовать. Еще раз. Лейс кивнул: – Слушаюсь, ваше сиятельство. – И пришли ко мне Эмму. Пусть, как всех разместит, придет, доложит. – Хорошо, госпожа графиня. – Свободны. Лиля взмахнула рукой. Мужчины вышли. А женщина откинулась в кресле. Плохо. Очень плохо. Девушка привычно потянулась к пергаменту. Так думалось легче. Первое. Денег мало. Второе. Войско увеличилось. Вопрос – на кой ляд оно ей? Воевать будем? С другой стороны – работорговцы. Лиля покусала губы. Эдор… Что же ты замутил здесь? Почему люди так спокойно смотрели на продажу своих детей в рабство? Если бы моего ребенка… Да я бы все с землей сровняла. А с другой стороны… Скрипнула дверь. Лиля подняла голову. – Марта? Лонс Авельс с ужасом наблюдал, как открывается крышка люка. Страшно? Не то слово. Один морской бой он уже пережил. А второй… Зачем их вытаскивают в этот раз? Он не знал. Но подозревал, что ничего хорошего не будет. Он просто сходил с ума в душном трюме. Плохая вода и еда, нехватка воздуха. А потом шторм. Это было по-настоящему страшно. Лонс прислушивался к буре снаружи и понимал. Никто не станет их спасать, если что. Бросят подыхать с тонущим кораблем. Самое страшное в рабстве то, что от тебя ничего не зависит. Ты уже не хозяин своей судьбы. Вообще. Ты полностью зависишь от чужих решений. Шторм принес свои плоды. Их отнесло от берега. Далеко. И они наткнулись на корабль морских волков. Вирмане. Лонс слышал звуки боя и опять испытывал дикий страх. О вирманах говорили многое. Что они убивают всех. Что топят захваченные корабли. Что после воздержания в море пользуют пленников противоестественным способом. И когда открылся люк, Лонс ожидал всего, чего угодно. Но их просто вытащили из трюма и перегнали на другой корабль, как скот. Так же покрикивая и подгоняя пинками. Вирмане в них просто не видели людей. Вообще. И это тоже было страшно. А потом… качка. Шторм. Скудная пища. Гнилая вода. И смерти. Порядка десяти смертей. Почти каждую ночь кто-то умирал. Кто от ран, кто от слабости. Лонс знал, что тоже долго не протянет. Слабость подтачивала и его. Мужчина воспринимал все происходящее как-то… обрывками. А из чувств остался только страх. Но смерти он уже не боялся. Только боли. Вирмане вытащили их из трюма и стали толкать к сходням. Лонс не верил своим глазам. Он дышал чистым воздухом. Вокруг была природа. Жизнь. Альдонай, как же он раньше этого не ценил. Хотел чего-то грандиозного… А ведь важно другое. Хотя бы глоток чистого воздуха. Вот этот… Вирмане куда-то вели своих пленных. И Лонсу казалось, что этот путь никогда не кончится. Но ему и не хотелось, чтобы все кончалось. Он просто шел. Пока не оказался перед замком. – Иртон, – произнес один из вирман. Иртон? Авестер? Явно не Дарком, не Эльвана, не Ханганат. Там другие названия в ходу. Да, Авестер или Ативерна. Но что происходит? Там же рабства нет?! Вирмане провели их по двору замка и отвели в темницу. Впрочем, Лонс был не в претензии. После ежедневной качки, после темноты трюма и скученности… Отдельная камера с кормежкой, соломенным тюфяком и даже факелом показалась мужчине верхом роскоши. Он жадно съел все, что дали, выпил чистой ледяной воды и упал на тюфяк. Спать, спать, спать. Восстанавливать силы. Что бы его ни ждало – такой, как сейчас, он ни на что не способен. А ему надо вернуться в Уэльстер. Найти Анель. Жену он не бросит. Лиля смотрела на нянюшку. А няня – на женщину в кресле. И подмечала расхождения с любимой с детства девочкой. Другой поворот головы, другой взгляд, другие жесты… Даже вот эти поднятые брови. У Лилюшки никогда так не получалось. И командовать Лиля так не смогла бы. И приказывать тоже. Тихая, домашняя девочка. Богомольная и послушная. И – это. Марта первая нарушила молчание: – Кто ты? Ответ не задержался ни на минуту: – Лилиан Элизабетта Мариэла Иртон. Чего это стоило Лиле – бог весть. Но выбора не было. Или пан, или пропал. – Нет. Ты – не она. Марта говорила почти уверенно. Почти. И вот за это зацепилась Лиля. – Да неужели? И кто же я? – Не знаю. Я ходила к ведьме, когда Лилюшка умирала. Просила снадобье. И она предупредила, что результат может быть самый разный. Ты… ты не похожа на Лилюшку. Ну не похожа. Но и не признаюсь. Благо, отрывки памяти реципиента Лиля воспринимала почти как свои. – А кто же я? Няня, я ведь все помню. Помню, как ты учила меня молитвам. Как я ненавидела овсянку. Как устроила скандал, когда вместо розовых цветов ты принесла мне желтые, мне тогда пятнадцать было, как отец не хотел меня до шестнадцати замуж отдавать… Лиля называла то, что помнила из сознания Лилиан Иртон. И видела, как исчезают подозрения. – Но ты… – Я стала другой. Да. А кто бы не стал? Няня, я была на пороге смерти, потеряла ребенка, чуть с ума не сошла от горя… И ты хочешь, чтобы я осталась прежней? Марта заколебалась. И Лиля добила: – Я могу вспомнить все молитвы, которым ты учила меня. Могу рассказать, о чем говорила тебе после свадьбы. Как плакала у тебя на плече. Напомнить? Был и такой эпизод в ее воспоминаниях. Лиля жаловалась на грубость и боль, а Марта утешала ее – все пройдет, девочка, все пройдет.