— Люб, ну прости. Я дурак. Прости. — Шепот суматошный, отчаянный, будто феникс боится, что не успеет чего-то сказать. — Я больше не буду… — И взгляд глаза в глаза, такой виноватый-виноватый. Потерянный. Думает, меня это проберет? Хрен ему! Замахнулась, дабы влепить наглецу увесистую пощечину, но в последний миг он успел перехватить запястье. Мягко сжал и поднес к губам. Коснулся нежным, бережным поцелуем сначала костяшек, а потом и основания ладони. — Люб, ну не злись… Знаю, я не сдержался. Просто я так давно хочу тебя, что, когда ты рядом, совсем голову теряю. — Значит, держись подальше, раз тебя токсикоз, бедного, замучил, — разумно посоветовала пернатому. — И вообще, о каком «давно» идет речь? Мы с тобой сколько знакомы? Пять дней? Шесть? Всего шесть дней… А ощущение, будто прошел уже целый месяц. Столько всего за это время случилось. И кажется, будто я знаю его уже целую вечность. Или даже дольше. А еще чувствую — сожалеет. И отчего-то уверена — не тронул бы. Но обидно… Как же обидно. За испорченный вечер, за обманутые ожидания. И в горле клокочет ярость, не давая разумно мыслить. — Какая разница? Пять, шесть, месяц, год… Я не поняла, к чему он это сказал, но остатки нерастраченной злости заставили возразить: — Большая! Это не так много. Мог бы и потерпеть! Фауст тяжело вздохнул и потер ладонью глаза. — Люб, ну что мне сделать, чтоб ты успокоилась? — Сам для начала успокойся. Вон в душ холодный сходи, говорят, очень помогает! И он разжал объятия. Отступил. И так неуютно сразу стало. Я ведь хоть и брыкалась, но не хотела, чтобы он отпускал. А он… наверное, последнее замечание все же было лишним. — Вот как… — холодным безжизненным тоном произнес блондин и губы сердито поджал. — Что ж, пожалуй, воспользуюсь твоим предложением. И не беспокойся, с этого момента буду вести себя максимально сдержанно. Ну вот, начинается. Теперь он обиделся… Что ж за вечер такой? В общем, в таверну мы вошли оба сердитые и угрюмые. Стаська с Дором уже устроились за одним из столиков в компании двух шумных бородатых гномов. Сестрица весело махнула рукой, подзывая присоединиться к их компании. Я остервенело плюхнулась на свободный стул, и один из бородачей, глянув на мою мрачную физиономию, тут же выставил мне под нос здоровенную кружку сидра. Ну, я с досады ее и осушила. Вот прям залпом. — Люб, не налегай… — Предостерегающий голос Фауста раздался над самым ухом, и он неторопливо опустился на соседний стул. От предложенной выпивки блондин отчего-то отказался. Взял со стола книгу в кожаной обложке, заменявшую здесь меню, и стал сосредоточенно изучать, листая плотные потертые страницы. Передо мной тем временем выставили новую кружку, и я сразу вцепилась в нее обеими руками. Фауст бросил на меня косой взгляд, но ничего не сказал, продолжая изучать ассортимент таверны. Потом тяжко вздохнул и резко захлопнул меню. Видимо, на придирчивый вкус феникса там ничего не нашлось. — Слушай, Дор, а напитки не из… меню тут у кого можно спросить? — поинтересовался Фауст, и Дор, удивленно выгнув рыжую бровь, указал ему на такого же рыжего вихрастого гремлина, суетящегося за стойкой. — Я сейчас. — Феникс поднялся из-за стола и направился в указанном направлении. Избавившись от назойливого внимания, прилипла к нежно сжимаемой в руках кружечке, ощущая, как приятное тепло расползается по организму, согревает и дурные мысли сами собой выветриваются из головы. — Лу, вы чего, поссорились, что ли? — Ко мне придвинулась любопытная Стаська и, заглядывая в лицо, стала выспрашивать подробности сегодняшнего вечера. — Да нет, все хорошо, — махнула рукой, и вправду чувствуя, что уже все хорошо. Тепло так, и тело легкое-легкое, и голова немного туманная. Приятно туманная. — Луууу. — Голос Стаськи понизился до заговорщического шепота. — А вы чего с блондинчиком на фейерверке делали? — Чего-чего? Салют смотрели. Мотыльков ловили. — А потом? — протянула сестричка, еще сильнее подавшись вперед. — Когда потом? — Ну, когда свет выключили… — подмигнула малявка. — Аааа… нуууу… — отвела глаза я, понимая, в какую сторону клонит младшенькая. Сразу вспомнился поцелуй в темноте. Его горячее дыхание, руки нежные, глаза, мерцающие в темноте. Блин, может, я зря отказалась в номер подняться? Решительно тряхнула головой. Нет, один поцелуй еще не повод для постели. И вообще, Орловы так просто не даются. Не заслужил пока, вот! — А ты желание загадала? — меж тем продолжала допытываться сестричка. — Какое желание? — Ну как же? Когда свет выключили. Желание надо было загадывать, как у нас на Новый год! — широко улыбнулась мелкая, а я недоуменно глянула на Дора. — Ага, надо было. Мы называем это минутой Великого Перелома. Время, когда меняется рисунок небосклона и Трехпалый Лучник уступает место Звездной Танцовщице. А священный Обсидиан наливается свежим огнем, открывая новый сезон испытаний, — нараспев проговорил Дор. — Фауст что, тебе не рассказал? — Неа… — растерянно покачала головой, а про себя подумала, что надо будет блондину это припомнить. Лишил меня желания, вот же гад! Хотя, с другой стороны… Вот что бы я пожелала? Наверняка именно то, что он в эту минуту Перелома и проделал. Считай, желание сразу исполнил. Но все равно, при случае припомню! Чисто из вредности. Твердо на том порешив, я скрепила намерение очередным большим глотком сидра. А потом еще одним… и кружка как-то быстро опустела. А на ее месте вновь появилась полная. Прям чудеса. А потом вдруг вернулся Фауст. Тоже с кружкой. Здоровенной такой, глиняной, с объёмными рисунками по бортику. Красииииво. Почему-то захотелось эти рисунки рассмотреть, и я потянулась к его напитку. — Люба, не трожь! — Дотянуться до кружечки мне так и не дали, стремительно отставив ее в сторону. Пахло оттуда, кстати, весьма своеобразно. Какими-то терпкими травами вперемешку с древесной корой и хмелем. Убойный запашок. И, разумеется, пробовать сие пойло я не намеревалась, но блондин, видимо, думал иначе. — Тебе что, своего мало? — И, оглядев ряд пустых кружек, нравоучительным тоном заметил: — По-моему, кому-то уже хватит. — Кому? — глянула на него ну совершенно непонимающим взглядом. — Тебе! — жестко произнес феникс и попытался вырвать у меня бережно сжимаемый сидр. Расставаться с полюбившейся выпивкой я не желала, но мужчина оказался сильней и все-таки выдернул кружку у меня из рук. При этом часть сидра расплескалась Фаусту на брюки, и он витиевато ругнулся, смахивая пенные капли. — Правильно, нечего всякую бурду пить, — вдруг вклинился в нашу стычку один из гномов. — У меня тут в заначке есть кое-что повкуснее. Гном достал из-под стола прозрачную бутыль, и я этой бутыли обрадовалась, как родной. — Клюююковка, — проверещала я радостно, а ручки сами потянулись к заветной вкуснятине. — Она самая, — подтвердил гном и шустро наполнил три наперстка. Видимо, два были для них с товарищем, а значит, третий полагался как раз мне. Содержимое наперстка я опрокинула в себя быстрее, чем Фауст успел что-то предпринять. А после так хорошо-хорошо стало. Так тепло, уютно. И я откинулась на спинку стульчика, блаженно раскинув руки. Красота! — Твою мать! — прошипел пернатый, а Стаська рядом весело хрюкнула. — Не наливать ей больше! А больше мне было и не надо. Потому что в зале вдруг заиграла задорная музыка и мне резко захотелось плясать. Вскочила со стула и, дернув Стаську за руку, потащила ее в хоровод танцующих. Веселились мы до упаду. Плясали, кружились, прыгали, отбивали ногами бешеную чечетку. Музыканты играли заводную кадриль, польку и еще кучу неизвестных нам с сестрицей мелодий. А потом мы учили танцевать посетителей ламбаду и змейкой гуляли меж столов, пытаясь зацепить как можно больше народа. Дор, кстати, с радостью к нам присоединился. А вот феникс будто прирос задом к стулу — ни в какую его было не вытащить. Только смотрел на нас исподлобья, угрюмо и, кажется, осуждающе. Но мне эти его недовольные взгляды были по барабану. И плясала я, пока ноги держали. И даже на стойку, кажется, залезть пыталась, но кто-то вредный меня оттуда мигом снял. Потому вместо стойки пришлось залезть на стул. Вот только танцевать на стуле было совершенно неудобно, и я четко поняла, что пришла пора запевать! А так как голос у меня не ахти и лирические завывания в моем исполнении для наделенных слухом хуже пытки, то я здраво решила петь то, для чего вокальные данные не требуются. Короче, в ход пошли старые добрые частушки! — Славный гномий самогон, круто пробирает! С одного стакана я голову теряю. Уууууу — ух-ух-ух! Первое же четверостишие в моем исполнении нашло бурный отклик среди постояльцев «Шниферфаурхайна», а потому я сразу же перешла ко второму: — Наги, фениксы и сиды не нужны мне триста лет. Что за мир такой дурацкий, мужиков нормальных нет! Уууууу — ух-ух-ух! — Любка, жги! — поддержала мое начинание сестрица и тоже забралась на стул, видимо, планируя присоединиться к веселью. Ну я и разошлась. В хмельном угаре слова сами срывались с губ. И начиная очередную частушку, я совершенно не представляла, чем она закончится: