— Наги тщательно скрывают, что у них в кармашке. То краснеют, то бледнеют, те еще скромняжки. Уууууу — ух-ух-ух! Несмотря на то, что пела я про нагов, от такого заявления побледнел феникс. Остальные же гости разразились дружным хохотом и так же дружно потребовали продолжения. И тут вступила Стаська: — Повстречала гремлина, рыжего, пригожего. То как слон таскает груз, то томиком приложенный. Я сразу вспомнила, как Стаська чуть было не пришибла книгой бедного Тревура, и меня тоже потянуло спеть что-нибудь эдакое про мелких рыжиков. — Гремлин странный тип у нас, везде он умещается. То под стол залезет враз, то в кармашке прячется. Уууууу — ух-ух-ух! Следом за гремлинами в ход пошли куплеты про фениксов. — Братец Фрайо наш в ударе по квартире носится. Хочет фениксом быть очень, но никак не можется. То в цыпленка превратится, то в тупого страуса, То глаза накрасит тушью, то в юбчонки рядится. Если Стаськина частушка была еще более-менее приличная, то лично я послала приличия далеко и надолго и весело затянула: — Полюбила феникса, думала, он женится. А он в койку потащил меня, красну девицу. На этих словах кое-кто все-таки оторвал зад от стула и медленно, но неотвратимо двинулся ко мне. И пока мне не успели заткнуть рот — а я была уверена, что Фауст непременно это сделает, — пропела еще одну «убойную» частушку: — Парень прыткий приставучий говорит, пойдём в постель. А у нас на этот случай есть отмазка про мигрень! Ууууу — ум! Да, рот мне все-таки заткнули. Правда, не поцелуем, как того хотелось бы, а банально ладонью. А потом и вовсе взвалили на плечо и потащили прочь. Народ в таверне возмутился, заревел, запротестовал, но пернатый был непреклонен. — Все, представление окончено! — заявил Фауст, уверенно взбираясь по крутой лесенке. Наверное, мне стоило забеспокоиться о том, что мы можем запросто с нее навернуться, и покрепче вцепиться в свою ездовую лошадку, но пьяным, как говорится, море по колено, а потому я беззаботно болтала ногами и крутилась туда-сюда, насколько это позволял крепкий хват мужской руки. Меня вдруг осенило, что я не попрощалась со своими благодарными слушателями, а потому я оттолкнулась ладонями от широкой спины, стараясь как можно выше задрать голову, и крикнула на прощание: — Аривидерчи! Завтра, ик, продолжим. — И ручкой помахала на прощание. В ответ раздался восторженный гул и пожелания повторного концерта. Потом мы все же добрались до конца лестницы и повернули в полутемный коридор. Голоса разом смолкли, и грустно как-то сделалось. Я подперла ладонью щечку и вопросила у своей пернатой лошадки: — А мы куда? — Не мы, а ты. Ты идешь в постель! — Что, одна? — тут же возмутилась я. Не, погодите, он же не далее как пару часов назад предлагал мне отправиться в нумера. Уже передумал, что ли? Быстро… — Если хочешь, можешь в обнимку с подушкой, — предложил Фауст, но меня такая альтернатива совершенно не устраивала. Феникс же всяко лучше подушки. Тепленький, приятненький, мягонький. Наверное… Ну, в некоторых местах. И я тотчас уставилась на то самое место, которое должно было быть мягким, благо положение вниз головой как раз позволяло хорошо его рассмотреть. Вид мне понравился. Ну прям очень-очень понравился. И я лишь уверилась в своих желаниях. — А я хочу с тобой! — заявила фениксу и с размаху шлепнула его ладошкой по пятой точке. — Люба! — взревел Фауст, и мир в мгновение ока перевернулся. Голова резко поменялась местами с задом, и я оказалась в вертикальном положении, ногами на полу. Вот только эти ноги совсем не хотели держать желеобразное тельце, а потому пришлось повиснуть на шее у блондина, дабы не повстречаться носом с отшлифованными досками паркета. — Ты что, издеваешься?! — прорычал Фауст, гневно глядя на меня и потирая ладонью удостоившийся всестороннего внимания зад. — Я? Ни в коем разе! — уверила пернатого и еще крепче обхватила его шею. Фаусту почему-то это не понравилось. Блондин коротко рыкнул и грубо отодрал меня от своей груди. Нет, ну что такое? Я только собралась его помацать… недотрога, право слово. Потом меня резко развернули, с ноги распахнули дверь, перед которой мы стояли, и втолкнули в номер для новобрачных. — Постелька! — обрадовалась было я, а потом узрела на этой самой постельке смутно знакомого полупрозрачного духа. — Бабушка! — пропела я так же радостно и бросилась обнимать родственницу. Да только забыла, что призрачная бабушка — эдакое нематериальное существо, а потому попросту шлепнулась на кровать, зарывшись мордочкой в мягкое одеяло. — Ну наконец-то. Явились! — раздраженно фыркнула графиня, по всей видимости, совершенно не обрадованная семейной встречей. — Потрудитесь объяснить, что здесь происходит?! Как я сюда попала? И почему моя праправнучка в таком состоянии?! — Вопрос, похоже, предназначался фениксу. А я даже немного обиделась. Со мной что, разговаривать не хотят? Фауст же тяжко вздохнул, буркнул под нос что-то невразумительное, но явно ругательное, и так же с ноги захлопнул дверь в номер. Ууу, сейчас что-то будет! Глава 8 ПРОВАЛЫ В ПАМЯТИ Проснулась я с диким похмельем. Голова раскалывалась, во рту открыла свой мини-филиал пустыня Сахара, да и тело почему-то ныло так, словно я вчера в марафонском забеге успела поучаствовать. С протяжным стоном села на кровати и обхватила руками многострадальную голову. — Доброе утро! Как самочувствие? — раздалось сзади, и, медленно повернувшись, я узрела опирающегося о подоконник Фауста. Окно было не зашторено, а потому солнечный свет болезненно ударил по непривыкшим глазам, и я тут же прикрыла их ладошкой. — Отвратительно… — Стыдно? — почему-то вдруг спросил Фауст. Вновь подняла на него взгляд.