— Серьезно, серьезно… — кивнул Дор, а коротышка-распорядитель ловко упрятал мешочек в недра одежды и пометил что-то остро заточенным грифелем в блокноте. — Благодарю за ставку. Гремлин скрылся. А я хмуро глянула на нашего веснушчатого знакомого. — Ты что, и правда считаешь, что Фауст… погибнет? — На последнем слове голос дрогнул, и меня вновь начало колотить от волнения. — Конечно, я ведь знаю, какие будут ловушки. Уверен, он их не пройдет, — радостно сообщил племянничек Тревура. Я же краем глаза глянула на импровизированную арену, где Фауст с легкостью преодолевал препятствие за препятствием. Вот он перескочил через шипы, в беспорядке вылезающие из-под земли. Забрался на стеночку, из которой с бешеной скоростью высовывалось что-то колюще-режущее. Его только раз зацепило, и то лишь рукав рубашки порвался, сам же феникс остался невредим и уверенно шел дальше. Но несмотря на кажущуюся простоту испытаний, изначальной железной уверенности в победе пернатого уже не было. Не мог же Дор сглупить, поставив нехилую, по моим прикидкам, сумму на заведомо проигрышный вариант? А значит, дальше все будет не так уж и легко. А что мы станем делать, если Фауст и вправду лишится жизни, даже думать не хотелось… — Так чего ж ты его не отговорил?! — накинулась я на гремлина, полная праведного гнева, перед которым отступило даже волнение. — Друг называется! — А то ты Фауста не знаешь… — хмыкнул рыжий. — Этот индюк недощипанный, если что себе в голову вобьет, так никакие уговоры не помогут. Фениксы они все такие… слишком самоуверенные. Да, потому-то они по молодости и лишаются почти всех жизней. Помню, Альберт говорил. А еще запретил сыну лезть в эту авантюру. А он все равно полез… — Ох, — только и смогла выдать я и в отчаянии схватилась за голову. На площадь, полную коварных ловушек, я теперь смотрела, не отрываясь. И сердце от переживаний чуть ли не выпрыгивало из груди. Когда же в моего ненаглядного градом посыпались стрелы, я вообще от испуга глаза зажмурила. Так и казалось, что его сейчас прошьет насквозь, и будет у нас вместо пернатого феникса колючий ежик, утыканный древками. — Во дает! — воскликнул рядом сидящий Дор, и я рискнула открыть один глаз. Фауст вновь плясал с мечами. Как тогда, на тренировке, только в несколько раз быстрее. Крутился, ни на мгновение не останавливаясь, и длинными стальными клинками, по которым скользили багровые отблески огня, отбивал летящие со всех сторон стрелы. — Кажется, я его недооценил… — шокированно протянул гремлин и, подавшись вперед, задумчиво потер подбородок. Кажись, прикидывал в уме, сколько денег потеряет на своей идиотской ставке. Я же вздохнула с облегчением и продолжила наблюдать за танцем феникса уже с меньшей опаской. Как же он был хорош. Не мужчина — мечта! Ловкий, гибкий, верткий, быстрый как ветер. Каждый выброс клинка со свистом прошивает воздух. Каждое движение наполнено грацией и силой, заставляет любоваться, восхищаться пластикой и отточенными движениями. Растрепавшаяся коса и та, казалось, выполняет свою особую роль. Подобно смертоносной плети молниеносно рассекает пространство. То взмывает вверх, описывая правильный полукруг, то опадает вниз, скользя по шелковой рубашке. А я подумала, что будь перед Фаустом реальный противник, от него бы и мокрого места не осталось. Искромсал бы на мелкие кусочки. И… лучшего защитника, чем он, и желать было нельзя. А уж просто желать… Ушедшие было не в ту сторону мысли вернулись на место, стоило стрелам смениться огненными шарами. Теперь клинки блондину помочь не могли, и ему оставалось лишь стремительно уворачиваться. Прыжок, кувырок, кульбит в воздухе, во время которого он чудом не потерял мешающее сейчас оружие. Вот только бросать мечи Фауст был не намерен. Лишь удобнее перехватил, а потом зашвырнул куда-то вперед и вверх, в кувырке отправившись следом за ними. И вновь его пальцы сомкнулись на рукоятях, перехватив те в воздухе. Прямо соревнования по художественной гимнастике, не меньше! Только вместо лент и шаров острые как бритва клинки. Зрители, кстати, тоже заметно оживились. Ставки не прекращались и все возрастали. Причем по доносившимся сзади возбужденным голосам я понимала, что ставки в пользу феникса сейчас перевешивали числом. Мысленно порадовалась и не смогла сдержать улыбки — откуда-то изнутри поднималась странная гордость за моего блондинистого птенчика. Да-да, моего. Теперь-то я своего точно не упущу. И даже знаю, что станет наградой за сегодняшнюю победу… Дор же все больше хмурился. Вот только удержать надолго это выражение на физиономии не мог. Нет-нет да на лице рыжика вспыхивал азарт, а потом восторг, а потом… — Фауст меня убьет… — загробным голосом проговорил парень и шлепнул себя ладошкой по лбу. — За что? — изумилась сестра. — Я его деньги поставил… — покаянно признался рыжий и тяжко вздохнул. Но сочувствием мы ничуть не прониклись. Убьет, и поделом будет! Если это были все деньги Фауста, то на что нам теперь жить?! В смысле, путешествовать… Н-да… Меж тем феникс вплотную подошел к новому испытанию. Теперь на его пути встали живые и крайне подвижные лианы. Они шевелились на земле, сползали с каменной кладки одной из стен и тянули к храбрецу свои упругие зеленые побеги, стараясь ухватить того то за ногу, то за руку. Фауст же сплеча рубил подползающие стебли, и в какой-то момент мне даже стало жаль бедные растения. Но когда одному стебельку, вынырнувшему прямо из-под ноги пернатого, все же удалось ухватить Фауста, жалость как-то сразу улетучилась. Лиана обвилась вокруг щиколотки и дернула блондина в сторону, отчего он рухнул на землю. И в тот же момент несколько других побегов метнулись к его запястьям, обвивая, не позволяя дотянуться до пут, сковавших ноги. Хищные лианы наползли на тело, сдавили грудную клетку, а один побег обхватил горло, грозясь задушить тщетно извивающегося на земле мужчину. Я всерьез запаниковала и вцепилась в бортик невысокого ограждения, отделявшего зрителей от арены. Кинула вопросительный взгляд на Дора. Неужели они не прекратят испытания? Он ведь всерьез может погибнуть! Рыжий гремлин же, кажется, ничуть не сопереживал другу. Напротив, лыбился и потирал ручки в предвкушении выигрыша. Вот ведь! Слов нет! Еще один обеспокоенный взгляд устремился на арену, и я была уже готова сорваться с места, перемахнуть на ту сторону и ринуться на выручку Фаусту, как вдруг раздался гром, и яркая вспышка молнии ослепила глаза, заставив зажмуриться. А когда цветные круги перед глазами померкли и я вновь была способна нормально видеть, феникс уже поднимался с земли, остервенело скидывая с себя подгоревшие побеги. Уууу! Так это он так шарахнул?! Ничего себе птенчик… Нет, то, что Фауст умеет биться током, я и раньше предполагала, но чтобы такой разряд дать… Сколько ж там вольт было? Короче, чем дальше, тем блондин все больше меня удивлял. И он уже почти добрался до центра площади, где высился Черный Обсидиан, как перед ним встала дымовая завеса. Ветер донес запах чего-то пряного, восточного, напомнившего мне популярные китайские благовония. И тут что-то пошло не так. Блондин вдруг сбился, потерял концентрацию, то и дело жмурясь, отворачиваясь и потирая слезившиеся глаза. О нет! Только не это… Мне вспомнилась реакция Фрайо на благовония в Стаськиной комнате, а раз они близнецы, то и у Фауста наверняка аллергия! Убиться ржавым тазиком! Это ж надо было так попасть… Дымовая завеса все уплотнялась, кольцом окружая блондина, и со всех сторон вновь полетели стрелы. Хотя нет, не стрелы. Это было нечто помассивнее — арбалетные болты в палец толщиной. И Фауст вдруг пропустил один. Тот полоснул по предплечью и оставил красную полоску на рукаве белоснежной рубахи. Я испуганно ахнула и до боли сжала пальцы на перилах, впиваясь в мягкое дерево ногтями. Когда же второй пропущенный болт насквозь прошил плечо, и вовсе не сдержала вырвавшегося из горла крика. — Люба, успокойся… Не глупи… — Кто-то положил тяжелую ладонь мне на плечо, но я тотчас ее стряхнула. Успокоиться?! Да как тут можно успокоиться?! От удара Фауст потерял равновесие, нелепо споткнулся и упал, растянувшись на неотесанных камнях мостовой, в кровь сдирая руки и лицо о неровную шершавую поверхность. Даже со своего места я слышала, как он шипит, видела, как стискивает рукой торчащее древко, пытаясь зажать рану. И, несмотря на боль и разрастающееся красное пятно на рубашке, пересиливает себя и упрямо поднимается на ноги. Чтобы в следующее же мгновение быть пронзенным еще одним болтом и, вновь не удержавшись на ногах, упасть на колени. Что-то мешало смотреть, и я машинально вытерла рукавом глаза. Оказалось, в них стоят слезы. Соленые, жгучие, затянувшие глаза мутной пеленой. И я с остервенением провела по ним рукавом, стараясь насухо стереть влагу, но лишь царапая, лишь раздражая и без того воспаленную кожу. А когда в воздухе вновь раздался знакомый треск тетивы, а вслед за ним ошарашенный выдох феникса, у которого разом вышибло весь воздух из легких, я и вовсе не удержалась на месте. Забыв про все предостережения, рванула к нему. С легкостью перемахнула через низкую оградку и сиганула вниз, ничуть не заботясь, что спрыгиваю ни много ни мало с крыши дома, пусть и невысокого. Когда я приземлилась, ноги прострелило от боли, но она тотчас исчезла, а я с силой оттолкнулась от земли и понеслась к фениксу. Деактивированные Фаустом ловушки тотчас отреагировали на мое появление. Земля под ногами задрожала, выпуская наружу все те же стеночки и разливая под ногами ручейки обжигающей лавы. Вот только бежала я быстрее, чем они успевали до меня дотянуться. Через поднимающиеся стены и вовсе перепрыгивала на ходу, только с последней пришлось поднатужиться — ее я преодолела, подтянувшись на руках. А в спину неслись крики. Громкие, истошные. — Люба! Куда? Стой! Кажется, кто-то погнался следом. Наверное, Дор. Но мне не было до того дела. Короче, бежала я сломя голову, и даже свистящие мимо стрелы меня не пугали. Одна, кажется, пронеслась совсем близко, коснувшись растрепавшихся волос и чудом не задев уха. А живая лоза и вовсе расступилась передо мной, не осмелившись преградить путь. Да и не осталось той лозы толком после электрического удара феникса. Выгоревшая лужайка да несколько тонких, опасливо держащихся в стороне стебельков. А я не видела перед собой ничего, кроме распростертого на земле феникса. Только бы успеть. Только бы успеть. Пока еще не поздно. И ведь никто даже не пытался помочь. Где врачи? Где носилки? И почему ловушки не отключили? Что вообще здесь происходит? Да я им всем… Да я… Не знаю, что я сделаю, но этим рыжим бессердечным маломеркам придется несладко! Но это все потом. А сейчас… Сейчас я упала на колени рядом с телом феникса. Аккуратно приподняла его голову, устраивая у себя на коленях. — Фауст… — Я заглянула в бледное бескровное лицо, надеясь и одновременно страшась худшего. — Фауст! — Откинула с его лба грязные спутанные пряди, напоминающие цветом придорожную пыль, и была готова разреветься прямо тут, на его груди. Но светлые ресницы вдруг дрогнули, и Фауст приоткрыл глаза. — Дура… Куда ты… — Хриплый кашель оборвал слова. — Я тут. Все хорошо. Я рядом. — Аккуратно погладила его по щеке, боясь дотронуться до искалеченного тела. — Первый рраз бббыло не так ббольно, — еле слышно произнес феникс, давясь рваными вдохами, дрожа всем телом. И так сильно сейчас хотелось стиснуть его в объятиях, чтобы унять эту дрожь. И одновременно так страшно. Рубашка насквозь пропиталась кровью, и тоненькая струйка точно такого же цвета проступила в уголке рта и медленно побежала вниз, на подбородок, коснулась моих пальцев. Горячая, вязкая. Он еще дышал. Но я уже поняла. Это конец. — Фауст. Не надо, пожалуйста… — попросила умоляющим голосом я и бережно погладила его по голове. — Поздно, — шепнул феникс, прикрывая глаза. — Собери пепел… — Нет. Фауст… — завыла, склонившись к его лицу, касаясь губами холодного лба. — Перестань. Ну нельзя же так. Но он уже не ответил. И я с ужасом поняла, что дрожь прошла и что прерывистое дыхание больше не касается щеки и перестала тяжело вздыматься грудь. Испуганно отстранилась и отдернула руки, расширившимися от страха глазами глядя на человеческое тело, подернувшееся рябью. В лицо ударил поток горячего воздуха, заставивший зажмуриться, а когда я вновь открыла глаза, у меня на коленях лежала огромная серо-стальная птица в ворохе мужской одежды. Она глядела на меня синим стеклянным глазом с расширившимся зрачком. Последний взгляд, и веко медленно закрылось, а голова феникса мягко съехала с коленей на твердый камень мостовой, тело обмякло, кажется в мгновение став легче. И я поняла — ушел…