В общем и целом, им это удалось, правда, не у всех получилось в целом. Вайнманна торжественно похоронили сразу, помощников закопали чуть позже и менее торжественно, а останки упыря повесили в качестве «Второго» на площади. Более того, вместе с этим невезунчиком крайне обозлённые немцы пристроили на виселицу ещё полтора десятка его приятелей. Некоторые из них добрались до виселицы прямо в форме. Чем они так не угодили гестапо, переводчик не знал, но «Гнома» он здорово этой информацией порадовал. Думаю, что руководство вспомогательной полиции таким образом прикрыло свои очень даже смертные тушки. При обыске квартиры невезучего упыря нашли нашу листовку, заныканную на кухне, после чего трое неразумных полицаев в приступе служебного рвения залезли на чердак. Соседи нашего добровольного помощника, на свою беду проживающие в этом же доме, были очень недовольны – слишком тонким слоем полицаев размазало по чердаку. Половина крыши куда-то улетела, а сам чердак вонял тухлятиной всю весну, так как отскрести полицаев от стропил и обрешётки остатков крыши оказалось неимоверно тяжёлым занятием. Так что за заначкой, оставленной мной, можно не возвращаться. Как жаль. Как жаль. Так хотелось вернуться. Мне очень нравилась квартира полицая, поэтому я и поставил фугас прямо над ней. Надо же было его куда-нибудь приткнуть. Чтобы далеко по чердаку не бегать, я оставил заначку с фугасом прямо у трубы печки, а в результате взрыва улетучилась не только некоторая часть крыши, но и двое гестаповцев, ещё трое полицаев и большая часть квартиры. Ещё пяток полицаев побило разлетевшимися кирпичами и двоих придавило, к сожалению, не до смерти. Вот это точно жаль. Добрались мы до Гебитскомиссара Генерального округа Латвии ночью. Судя по обстановке и заныканным по всей этой громадной квартире тайникам, должность была у чиновника весьма хлебная. Таких комиссаров в Латвии шесть, знал бы, где живут остальные пятеро, только бы к ним в гости и ходил. Переводчик тоже был парень не бедный, но здесь просто другой уровень. Жил чиновник не один, так что пришлось пообщаться и с его моложавой супругой, вот она-то и рассказала о соседе по этажу, работающему на станции. Злобное гестапо забрало труженика железнодорожного транспорта прямо в подъезде ранним утром, когда человек шёл на работу, и занесло в соседнюю квартиру. К вечеру мы знали всю обстановку на станции. Время смены патрулей, количество скопившихся составов, состояние взорванных путей, которые ударными темпами восстанавливали, и прочие мелкие, но крайне необходимые в нашем деле разности. Времени на очередное хулиганство у нас было очень мало, всего четыре часа полной темноты. Станцию очень крепко охраняли по периметру, но вот технический въезд в депо охранялся не очень, всего только отделением полицаев. Находился он совсем недалеко от этого дома, но главное, что меня заинтересовало, – то, что все пути были забиты составами. Расположение составов мужик выдавать не хотел, но я был очень настойчив и показал ему пару любопытных фото из личной коллекции, а угрюмый «Ёж» сломал три пальца. Вечно он торопится. После чего достаточно пожилой железнодорожник решился на должностное преступление. Не повезло Гебитскомсисару с соседом. Зачем сосед зарезал супругу этого почтенного человека, а потом накинулся с ножом на самого хозяина, теперь уже и не узнаешь. Отбиваясь от озверевшего железнодорожника, смертельно раненный мужественный чиновник отоварил нападавшего тяжёлым подсвечником по голове. Короче, и здесь все умерли. На станцию мы пошли всей толпой. Девочкам опять пришлось переодеваться, остальные пошли так. Форма гестапо очень помогла на подходе к депо, а оружие с глушителями и правильно применённые ножи – при личном общении с охраной. Отличился «Ёж». Замечательно мальчишка кидает ножи. Натаскал его «Рубик» за остаток зимы и весну. Всё своё свободное время «Ёж» проводил с «Рубиком», и теперь и у этого «истинного арийца» есть ножи, сделанные специально для него. После смены охраны въезда «Фея» и Тая потерялись внутри этого немаленького двора, буквально растворившись в темноте. «Рубик» в своей форме подполковника гестапо остался у ворот работать пугалом, высокомерно подняв нос. Мне, «Чуку» и «Геку» подошла форма полицаев, и мы принялись изображать из себя испуганных холуев важного господина. Ну а «Гном», «Ёж» и «Кубик» пошли «обижать» составы. Управились они минут за сорок. За это время нам пришлось связать и утащить на задворки троих железнодорожников, не вовремя проходивших через наш пост, и завалить полицая с соседнего поста, сдуру зашедшего за сигаретами. Я уже думал, что придётся принимать бой, потому что торопыга Тая его сначала почти убила. Научили мы её стрелять, на свою голову. Только потом она спросила, чего его к нам занесло. Умирающий полицай честно сказал, что зашёл к свояку за сигаретами. Я не поленился проверить. Действительно, у одного полицая была пара неначатых пачек. В общем, за этими треволнениями время пролетело незаметно. Пару трупов полицаев мы заминировали гранатами и успели отбежать четыре квартала, когда началось. Если честно, я не оборачивался, мне было как-то не до того. Что я, летающих цистерн не видел, что ли? Я в это время фуражку ловил, которую потерял на бегу. Неудобная форма, сапоги ещё эти с высокими голенищами. Еле успели добежать до очередной квартиры, про которую нам рассказал недавно почивший высокопоставленный чиновник. Из подъезда, как раз перед нами, теряя на каждом шагу штаны, выскочил полицейский чин, но нам он был абсолютно не нужен. Бежал он по улице даже быстрее нас, но ему было недалеко – работал он на соседней улице. Как только мужик скрылся за углом, мы вылезли из темноты двора и шустренько доскакали до подъезда. Опять пинки в очередную многострадальную дверь, заспанная и весьма привлекательная фемина, грубые гестаповцы и абсолютно невежливые евреи, увидев которых барышня грохнулась в обморок. Очнулась она в маленькой, без окон, комнате типа кладовка, ну а мы затихарились в квартире. Жили мы в очередном гостеприимном доме почти двое суток. Хозяин вернулся через полтора дня и очень сильно расстроился. Что значит «чем»? Тем, что разыскиваемые всей округой диверсанты живут в его квартире, и тем, что его фемина уже освоилась и строит глазки «Рубику», и не только глазки, надо сказать. Мне пришлось рассказать этому красавцу о некоторых тонкостях женской души, побыть немного злобным «Вторым», постращать барышню «Гномом», а после всего запустить в комнатёнку «Рубика». После бутылки шампанского из хозяйских запасов и нескольких часов проникновенных разговоров по душам «Рубик» выполз из кладовки сильно измотанным. В результате и «Рубик» удовольствие получил, и мы узнали всё что надо и не надо. Пришлось «Гному» с товарищами сдвигать тяжеленный комод и вскрывать полы, мы сами в жизни бы не догадались, что там основной тайник. Очень удачно упырь вернулся домой, и очень удачно, что именно он работал в штабе по нашей поимке. Много интересного рассказал, почти всё. Явки, пароли, документами поделился, справочной информацией, рассказал о суточном пароле для патрулей и соседях, живущих рядом. Только вот дурачком оказался. С паролем нас нагрел, а про подчинённого, живущего на первом этаже, проболтался. В результате этой оговорки правильный пароль они нам к середине ночи оба рассказали. В этих квартирах мы не скромничали, оставили листовки и не очень больно казнили хозяев. Они нас видели, а попасть всей толпой в местное гестапо только потому, что подружка полицая стала ещё и подружкой «Рубика», это, знаете ли, не наш метод. К утру мы вышли из города, хотя патрулей было действительно много. Нельзя было оставаться в квартире, пароль менялся со сменой патрулей. Опять сыграли в театр – связали «Гнома» и «Ежа», но всё равно пришлось убирать два патруля по четыре лица. Машины в пути нам не попались, после въездных постов в смысле, в городе-то их было полно, а возвращаться к грузовику я не стал. Там почти наверняка была засада – искали нас очень тщательно, поэтому уходили мы пригородами, вдоль реки в сторону Краславы, выслав вперёд «Чука» с «Геком». Уже выходя из города, я осознал, что для подобной развлекаловки группа слишком велика. Но приказ Смирнова был однозначен: без «Рубика» с «Кубиком» и «Чука» с «Геком» из лагеря даже хвост не высовывать. «Гном» с «Ежом», понятно, получили жёсткие наставления от «Сержа» со «Старшиной». Причём приказ у них не менее категоричен, а «Фее» с Таей приказы не нужны – они сами кого угодно построят. От их взглядов даже Смирнова передёргивало. Зачем я брал с собой девчонок? Ведь они мне были совершенно не нужны. Как ни странно это звучит, для них это тяжёлая, но боевая учёба. Адаптация к обстановке в тылу врага, психологическая совместимость в группе, проверка боевых навыков в обстановке, приближённой к боевой, и ещё десятки параметров, остро необходимых девчонкам и, главное, мне. Нам ведь вместе ещё в Риге работать, и если «Фея» уже прошла необходимую ей практику и полный курс моего обучения, то Тая ещё щенок, в моём понимании. Злобный, слегка натасканный, вооружённый щенок, кусающий даже своих. Мне пришлось пригрозить девочке, что она всегда будет работать на кухне или я прикажу ей весь рейд целоваться с «Гномом», если она будет так себя вести с бойцами внутри группы. Мужиков Тая люто ненавидит до сих пор, кроме меня. Как она относится ко мне, я не очень понимаю, хотя изо всех сил пытаюсь понять. Мне иногда кажется, что ей хочется меня зарезать, а иногда – что она пытается спрятаться за моей спиной. То, что я сказал, что Таю научили стрелять, тоже не совсем соответствует действительности. Таю научили попадать в цель с близкого расстояния. Стреляют они с «Феей» из спортивных мелкокалиберных револьверов, рассчитанных на стрельбу не более двадцати пяти метров, но это без глушителя. При использовании глушителя дальность уменьшается, но на такое расстояние в городских условиях стрелять некуда, вернее, не в кого. Стреляют девчонки в упор, поэтому их учили стрелять на расстояние не более десяти метров, но сразу с двух рук. Бронежилетов здесь ни у кого нет, так что стрельба в грудь любым патроном либо смертельна, либо надолго выводит противника из строя. Маленький калибр револьверов в данном случае минус – останавливающее действие слабое, и при высоком болевом пороге у мишени могут быть проблемы у стрелка. Девчонок так и учили стрелять несколько месяцев: навскидку, в голову и в сердце. В основном они стреляют в голову. У большинства людей документы лежат в левом нагрудном кармане. Ковыряться в документах, залитых кровью, не хочется никому. Но если «Фея» стреляет просто на поражение, то Тая стремится попасть в глаза или, в крайнем случае, в переносицу. И попадает. Тая меня пугает – она убивает людей абсолютно без эмоций. Я приказал ей проводить все ликвидации, так она ни разу даже не поморщилась. Только глаза чуть прищуривает и лицо мгновенно каменеет. Пока я не знаю, как вывести её из этого состояния, поэтому держу её около себя и «Феи». «Фея» заботится о ней, как о маленьком ребёнке, даже едят вместе – Тая одна никогда не ест. Один раз я «Фею» на сутки от неё убрал, так она за это время ни крошки хлеба не съела, ни глотка воды не выпила. Откуда у неё это, понять не можем, а раскачивать Таю, как в своё время «Фею», у нас ни времени, ни такого количества людей нет. Тая доверяет только Эстер, Розе, мне и «Фее». То есть тем людям, кто был с ней с самого первого дня её появления в отряде, и тем, за кем она сама ухаживала. Всех остальных с громадным трудом терпит рядом. Распределив группы и отправив их по своим маршрутам, я остался не у дел, а Смирнов приставил ко мне наиболее подготовленных бойцов. Это я прекрасно понимаю. Вместо «Сержа», которого в своё время пришлось учить по ходу дела элементарным вещам, Смирнов дал мне двоих сработанных с моей группой боевиков и двоих профессиональных разведчиков, которые сделали за меня всю работу. Я только нарисовал им новую тактику действий: относительно безопасное нахождение в населённом пункте в короткий период времени. Мы нигде не останавливались более чем на двое суток, уничтожали невольных свидетелей и собирали необходимую нам информацию прямо в месте своего нахождения. Такая тактика для «Кубика» и «Рубика» была совершенно незнакома, хотя всё то же самое делает любая разведгруппа, работающая в прифронтовой полосе. Просто в данном случае вместо естественных природных укрытий мы используем квартиры высокопоставленных чиновников, о которых узнаём в процессе хождения по городу. Переждав день недалеко от небольшой деревушки в десяти километрах от города, мы ночью, украв лодку, переправились на другую сторону Западной Двины. Лодку оставлять не стали, чтобы не палиться, и отправили её поплавать вниз по течению, а сами за ночь отмахали километров десять прямо по дороге, благо здесь она была недалеко от реки. На днёвку встали в лесу у небольшого родника. Надо было передохнуть, выспаться, помыться и почистить оружие. Было у меня ещё одно дело, о котором при планировании операций я никому не говорил. Сотни тысяч лет назад где-то в этих местах жила суровая банда неандертальцев. Не обладая ни интеллектом, ни силой, ни особенными знаниями и умениями, эти орлы с не прикрытой ничем задницей практически голыми руками забивали всей толпой огромный кусок мяса, обросший шерстью и здоровенными бивнями, да и не только его. Время было суровое, питались они всем, что шевелится, ползает и летает, от лягушек до саблезубых тигров, так что к определённому периоду своей жизни ребята становились универсалами. Цель у мужиков была очень благородная – они кормили своё племя, которое постоянно хотело есть. Сегодня их потомки, вооружённые только автоматическими винтовками, небольшими знаниями, мизерным количеством времени и желанием выжить, гоняют огромную неповоротливую оккупационную машину, просто охреневающую от наглости этой мелюзги. Впрочем, упыри на сегодняшний день считают, что нас минимум батальон, но никто не собирается их в этом разочаровывать. Именно так я вижу и оцениваю действия своих боевых групп. В прошлом году мне не хватило ни времени, так как большую часть зимы я провалялся в госпитале, ни опыта удержать и организовать свою толпу малолеток. Этой же зимой процесс тренировки набранной нами толпы юных и не очень «пионеров» лёг на плечи разведгруппы, которая со скуки передавала своим ученикам весь свой опыт, накопленный за сорок первый и сорок второй годы. Так как к нам попали далеко не последние бойцы, то сейчас имеем, что имеем. Ну а упыри пусть привыкают, им ещё до Африки с Южной Америкой бегать. Двигаясь вдоль дороги, мы не торопясь прошли достаточно далеко, километров пятьдесят, убивая всё, что нам попадалось на дороге. Попадались в основном полицаи, немцы только два раза, оба раза одиночные мотоциклисты с пакетами. Ничего существенного они не везли – местная почта между подразделениями. Оба попались между Краславой и Даугавпилсом. Проторчав на развилке на Краславу больше суток и так никого путного и не дождавшись, я решил дойти по тому же просёлку до Дриссы, в надежде, что там мне попадётся кто-то, располагающий хоть какой-то информацией, и ещё через трое суток нам наконец улыбнулась удача. Мы всё же переправились обратно через реку, оседлали дорогу Краслава – Дрисса и прождали всего-то до утра. Дорога здесь всё-таки оживлённей, а штабной автомобиль двигался вообще без охраны, не считать же охраной четырёх полицаев на двух мотоциклах. Знать, что мы вышли на тропу войны и двигаться без роты охраны при двух броневиках, – это вообще несусветная наглость. Сами виноваты. Судя по допросу попавшегося нам гауптмана, в штабе охранной дивизии нехилая паника. Огромный треугольник Резекне – Екабпилс – Даугавпилс оцеплен и просеивается чуть ли не ситом. Только там задействовано два полка охранной дивизии и четыре карательных батальона с различными местными полицаями в качестве добровольно-принудительных помощников. Но, несмотря на все гигантские усилия, за всё время поймали только одну группу из троих человек. Ну как поймали? Видели издали вечером, как группа заходила в небольшой лес. За ночь туда подтянули два карательных батальона, никого не нашли, но нарвались на две растяжки в лесу и две мины ПМП в самой деревне. Вот это для меня не новость. Ночью группа вернулась в деревню, ползком прошла через посты и отмахала километров десять в противоположную сторону. Именно поэтому они направление в лес и обозначили. Полицаи посчитали, что видели разведку диверсионного отряда, вернувшуюся в лес. Никому и в голову не могло прийти, что это диверсионный отряд в полном составе. Впрочем, пусть побегают, никого в этих районах уже давно нет. Отработав в своих квадратах не более двух суток, группы ушли по своим маршрутам и уже давно вышли из-под облав. Стрелять они начнут через четыре дня и совсем в других местах. Это тоже оговорено с каждой группой отдельно. Огромный лесной массив под Краславой, где находился склад горючего, тоже оцепили и четыре дня его обыскивали. В процессе поисков каратели потеряли две группы. Одну с концами, а вторую нашли на свою голову. Знающий «Погранца» как облупленного, я прекрасно представляю, как это было. «Погранец» перебил десяток полицаев, заскочивших на отдалённый хутор поживиться. Причём сделал это после того, как они, ограбив хуторян, возвращались обратно на реквизированной ими телеге. Привыкшие к нашим приколам, упыри больше не трогают трупы и сразу вызывают сапёров или, укрывшись, стаскивают трупы, привязав верёвки. «Погранец» живописной кучкой накидал упырей на дороге, выпряг лошадок и отправил их пастись. После чего разгрузил телегу от халявных ништяков и поставил колёса телеги на прикопанные «лимонки». Два трупа, семь раненых, так сказать, небольшое дополнение к общим потерям. Это только маленькие фактики из нашей весьма эмоциональной беседы с трясущимся от страха штабным чиновником. Наслушавшийся слухов о зверствах евреев из отряда НКВД и увидев «Гнома» с «Ежом», гауптман делал всё от себя возможное, чтобы не оказаться в петле. Хорошо, что он не знает, что «Ёж» с пленными делает. Зря гауптман опасался ребят. Зарезала его Тая. Не менее ценной информацией поделился и полицай из охраны гауптмана, получивший от меня пулю в плечо. Информация касалась группы Давида. Рассказ выжившего тогда упыря здорово дополнил рассказ самого Давида. Закончив свои проникновенные беседы со свежими покойниками, мы утопили их в ближайшем пруду. Не закапывать же? И так пришлось помахать лопатами – свои трофеи я топить не собирался. Оба мотоцикла и почти новую легковушку мы отогнали километров на восемь в сторону от дороги и спрятали технику в большом перелеске, выкопав для неё капонир и тщательно замаскировав. Здесь же и отдохнули остаток дня. До конечной точки нашего маршрута оставалось, судя по карте, чуть меньше пятнадцати километров. За ночь и раннее утро мы их преодолели, выйдя из леса почти у Дриссы. До города оставалось всего километров шесть. В этих местах никто из наших групп не работал, и немцы это четко просекли. Именно поэтому наше справочное бюро в виде гауптмана двигалось практически без охраны. С тех пор как здесь резвился Давид, прошёл почти год. Группу Давида затравили достаточно быстро только потому, что он действовал как неандерталец. Заскочил в район и пошёл как слон по посудной лавке, вырезая местных полицаев в деревнях, а когда дошёл до родной деревни и увидел пепелище на месте домов всех своих родственников, у него окончательно съехала башня. Давид и так-то был не слишком нормален и команду себе подобрал такую же. Увидев в первой же деревне, что полицаи натворили за год, группа в полном составе моментально съехала с катушек. Упрекать мне этих ребят не в чем. Я и сам сошёл с ума именно в этих местах в начале сорок первого года, а Давид здесь родился, вырос, женился, у него родились дети, и в одночасье он потерял всё, что у него было. Представить себе, что он чувствовал, потеряв всех, кого он знал с самого детства, я просто не берусь. Местные деревенские жители, на свою беду, мало чем отличались от тех, кому повезло оказаться рядом с убиваемыми еврейскими семьями, и они совершенно не скромничали в своих желаниях ограбить своих соседей, руководствуясь простым правилом: не пропадать же добру. Так что они просто забирали всё, что не выгребли с подворьев полицаи. Видимо, тогда Давид окончательно потерялся в этом мире. Обнаружив во дворе того самого человека, которого он оставлял в качестве связного для нас, большую часть вещей из домов своих родственников, Давид, ни секунды не сомневаясь, вырезал всю его семью и сжёг его дом, считая того за пособника полицаев. После этого у группы не осталось ни единого шанса на жизнь. Человек был очень авторитетный, и группу Давида принялись травить даже местные жители. Не знаю, пытался ли кто-то из его бойцов остановить своего командира или они сами были в таком же состоянии, но группа стальным катком прошлась по двум десяткам деревень, убивая всех, кто попадался им по пути. Причём жестокостью группа многократно превзошла местных упырей. Одних только повешенных, по рассказам чудом выжившего полицая, было больше четырёх десятков. Листовки Давид оставлял на каждом трупе, так что о нём очень быстро узнали, а так как Давид никуда не собирался уходить, то и обложили его так же быстро. Первый раз Давид нарвался недалеко от Освеи. Потеряв половину своей группы, вырвался, сделал рывок на захваченной машине и ушёл аж под Миоры. Где опять очень громко выступил, повесив троих полицаев и втихую вырезав ножами ещё с десяток, поэтому о его выступлении узнали только утром. Из Миор Давид ушёл тихо, не прощаясь, и, делая короткие рывки по дорогам, ушёл сюда, к Дриссе. Именно здесь, совсем недалеко от города, Давид нашёл Таю. Вот здесь, в этом посёлке, базировалась год назад и расквартирована до сих пор рота украинского карательного батальона. Именно отсюда они делают набеги на окрестные деревушки, уничтожая всех жителей, а вон в том длинном бараке живут от пятнадцати до тридцати местных девчонок, которых насилуют и убивают просто ради собственного развлечения. Здесь четыре месяца жила Тая, и отсюда её забрал Давид, положив остатки своей группы и уничтожив в коротком и безнадёжном бою около взвода карателей. Я узнал всё это от Давида и… от Таи. Только мне она рассказала об этом. То, что с ней делали, она не рассказала даже «Фее». Рассказала мне. По пьяни. Получив информацию от тогда ещё живого Давида, я отложил это в далёкий загашник своей памяти и достал её только тогда, когда мы вместе с Таей ухаживали за «Феей». Подождав, когда «Фея» в очередной раз забудется тяжёлым наркотическим сном, я напоил девочку до невменяемого состояния и узнал всё. Нет, я не извращенец. Я просто считаю, что за такое надо наказывать. Причём наказывать так, чтобы от воспоминаний содрогались даже внуки, а сейчас ужаснутся все. Просто все, кто это увидит. Конечно же, я не безумец. Вдевятером роту мы не вырежем. Мне вырезать их мало. Очень хорошо, что посёлок обособленный. Именно поэтому никому из людей Смирнова я об этом не сказал ни слова и пока никому из моей группы. Кроме Таи. Завтра сюда подтянется «Погранец» со своими ребятами, рейдовая группа охраны базы и группа Авиэля, которая по странному стечению обстоятельств состоит из хорошо обученных снайперов, вооружённых автоматическими винтовками с глушителями. Именно поэтому в этой стороне не работала ни одна наша рейдовая группа, именно поэтому группа «Погранца» тащила на телегах некоторое количество напалма, который «Погранец» оставил у озера, и, наконец, именно поэтому я тянул время, тормозя движение своей группы. Никто из моих ребят, в течение двух дней разведывающих подходы к посёлку, до сих пор не знает, что я задумал. Глава 8 14 мая 1943 года Хорошо, что Смирнов дал мне этих четверых ребят: капитана осназа НКВД Романа Львовича Вишнякова («Рубик»), старшего лейтенанта осназа НКВД Владимира Николаевича Лапина («Кубик»), лейтенанта осназа НКВД Константина Алексеевича Белозёрова («Гек») и младшего лейтенанта осназа НКВД Остапа Харитоновича Гриневского («Чук»). Я этим ребятам по гроб жизни буду обязан, и весь мой отряд тоже. Узнав, что я задумал, «Рубик» да и остальные трое вылупили на меня свои зенки и сказали, что они мне запрещают. На что получили вполне предсказуемый ответ, что клал я большой и толстый на их запреты и на запреты Смирнова тоже, если они чего не поняли. Впрочем, я их не заставляю, могут в сторонке постоять, это моё личное дело и личное дело моего отряда, а отряд уже подтянулся. Где? Да вон в соседней роще, копытом бьёт. Ага! Так мы не одни? Тогда другое дело! Тогда ты, «Командир», нам не мешай, мы подумаем. Смирнов сказал помогать тебе во всём, но живыми без тебя не возвращаться. Так мне «Рубик» и выдал. Я же сказал, что Смирнов дал мне самых подготовленных своих людей. Они всё и сделали. Правда, пришлось ещё сутки подождать, пока «Погранец» со своей бандой сбегает за заныканным нами «Опелем» и раздобудет «Рубику» четыре пятилитровых бутыли с самогоном. Бонусом к заказанным четырём пузырям пошли десяток бутылок водки и три бутылки коньяка, которые они к тому времени уже подрезали. Оказывается, что снотворное у «Кубика» было с собой, вместе с ядом, кстати. Очень подготовленные у меня ребята оказались. На все случаи жизни. Ужравшийся до невменяемого состояния подполковник гестапо со своими тремя собутыльниками. Простите, конечно же, сослуживцами. Обер-лейтенантом, водителем, ведущим легковой «Опель» зигзагом, от обочины к обочине, и валяющимся на заднем сиденье гауптманом, находившимся в состоянии «полные дрова», произвёл сильное впечатление на командира роты и всех его взводных. В принципе, для карателей картина была не новая. Они и сами периодически бывали в таком состоянии, но они никогда не видели подполковника и обер-лейтенанта гестапо, пьющих коньяк из горла. Узрев новых собутыльников, невменяемый подполковник восторженно взревел и полез обниматься и дарить подарки. Так как ничего, кроме десятка бутылок водки и четырёх пятилитровых пузырей самогона, у подполковника не было, то внезапно нарисовавшееся начальство потребовало продолжения банкета. Кто же ему откажет? Попробовали позвонить в город, но связь напрочь отсутствовала, и командир роты оставил внезапно свалившихся ему на голову гестаповцев до утра, справедливо рассудив, что утро вечера мудренее. Ну а утром предсказуемо оказался со всеми своими главупырями в напалмовом костерке, а вся рота в петле. На кол никого сажать не стали, некогда, да и умельцев у меня сейчас таких нет. Перед «пионерским» костром упырей отдали Тае и девчонкам, которых мы освободили из барака, и каратели много раз пожалели, что родились на белый свет. Впрочем, двое самых молодых упырьков остались живы, но только затем, чтобы передали своим сослуживцам моё личное послание. Я теперь знаю, где все они живут, и обязательно приеду к ним домой, пусть готовятся. Ну и что, что это буду не я? Они же этого не знают, а с раздробленными костями на ногах и переломанными во многих местах руками и пальцами проживут кастрированные упыри недолго. У них тоже есть и родители, и жёны с детьми, и братья с сёстрами, и остальные родственники. Пусть ждут. Пусть верят, что этот ужас придёт к ним в дом. Семнадцать девчонок выжили, я обязательно отдам им домашние адреса карателей. Командиру роты полевой жандармерии 284-й охранной дивизии обер-лейтенанту Эриху Пауку. Рапорт