Казаков ничего не сказал и совсем уже хотел уходить, но неожиданно Подкова его остановил. — Зачем же ты выдал своих стукачей? — сказал он Казакову в спину. — Не надо было их выдавать — их бы и не убили. Себя вини, начальник, а не меня. Казаков ничего не ответил, несколько секунд постоял, опустив голову, затем вышел. Глава 11 Если три человека думают одинаково, значит, виноват тот, кому Казаков рассказал о своих осведомителях. А по всему выходило — нужно побеседовать с начальником лагеря. Разговор Казакова с Сальниковым состоялся в тот же день. Вернее, уже вечером. Весь день Сальников отсутствовал в лагере — ездил объясняться с начальством по поводу убитых заключенных. Ничего, объяснился и убедил начальство, что все пять убийств дело рук блатных, а причина — внутрилагерные разборки. Дело было обычным, в других лагерях случались подобные происшествия, поэтому начальство не стало делать никаких оргвыводов относительно Сальникова, а просто порекомендовало ему поактивнее заняться расследованием и держать его под неусыпным контролем. Никаких комиссий и следователей начальство в лагерь посылать не намеревалось: людей было мало, а дел — невпроворот. Помимо начальства, Сальников встретился и с Петром Петровичем и доложил ему о том, что он успел сделать в плане подготовки к восстанию. Доложил и о случае с убитыми осведомителями. — Ай, как нехорошо! — поморщился Петр Петрович. — Как неаккуратно и непредусмотрительно. Нельзя же действовать так топорно! А теперь этот ваш оперуполномоченный будет рыть землю, чтобы установить истину. Да и что тут устанавливать? Тут все на поверхности. Достаточно элементарных логических умозаключений, и он поймет, что произошедшее дело ваших рук. Вашего недалекого ума, точнее говоря! И это означает, что вы будете разоблачены. И что же вы теперь намерены делать? Сальников молчал. Он не знал, что сказать. — Молчите? — спросил Петр Петрович. — Молчание — это, конечно, дело хорошее, но — не для нашего случая. Нам надо действовать немедленно и решительно, иначе вся операция пойдет к черту и вам придется за это отвечать! Могу даже сказать, что именно вас ожидает в случае срыва операции… — Что именно я должен делать? — спросил Сальников. — Думаю, вы догадываетесь об этом и без меня! — резко ответил Петр Петрович. — Но так и быть, растолкую. Вам необходимо убрать вашего оперуполномоченного. Незамедлительно. — Убить, что ли? — задал совсем необязательный вопрос Сальников. — Нет, отправить его в Кремль для награждения орденом, — вспылил Петр Петрович. — Разумеется, убить! — Понятно, — угрюмо произнес Сальников. — А коль понятно, то действуйте! — велел Петр Петрович. — Да глядите, не оплошайте и на этот раз. Все должно быть сделано тонко и аккуратно. То есть чтобы на вас не упала ни малейшая тень подозрения! Это вам не убийство пяти заключенных. Вам все ясно? — Да, — кивнул Сальников. — Стрелять в него нельзя, — сказал Петр Петрович. — Потому что поневоле возникнет вопрос: кто убил его выстрелом? У заключенных огнестрельного оружия нет, поэтому подозрение падет на вас или ваших подчиненных. Вы должны быть вне всяких подозрений. Организуйте это дело так, будто оперуполномоченного убили сами заключенные. К примеру, те же уголовники. Почему бы и нет? И пускай ищут… А вы тем временем будете продолжать свое дело. О результатах докладывайте мне немедленно! С тем и расстались. Ближе к вечеру Сальников вернулся в лагерь. Здесь его ждал оперуполномоченный Казаков. — Надо поговорить, — сказал он. — Срочно. — Что, есть что-то новое в расследовании? — помедлив, спросил Сальников. — Или убили еще кого-то? — Пока — никого, — сухо ответил Казаков. — Просто важный разговор. Они прошли в кабинет начальника лагеря. — Я слушаю, — сказал Сальников. — В чем дело? — А дело вот в чем… — начал Казаков и рассказал о своих умозаключениях относительно убийства осведомителей. О том, что на такие умозаключения его подвигли санитар-осведомитель и вор в законе Подкова, он рассказывать не стал. — И вот я хочу знать, как же так получилось?.. — закончил рассказывать Казаков. — Я уж думал и так, и этак… Не понимаю! — Да, действительно, — в раздумье произнес Сальников. — Интересная получается закавыка… Это что же, выходит, я сдал ваших осведомителей? Встретился с блатными и показал им ваш список? Так, что ли? — Не знаю, — ответил Казаков. — Но по всему получается, что именно так оно и есть. — Вот как, — спокойно сказал Сальников. — В таком случае я могу сказать, что это именно вы расправились с вашими осведомителями. — Да мне-то зачем? — возмущенно и одновременно удивленно спросил Казаков. — А мне зачем? — парировал Сальников. — Ну, я не знаю… — смешался оперуполномоченный. — Вот и я не знаю тоже, — сказал начальник лагеря. — А поэтому предлагаю поискать ответ вместе. — Это как же? — не понял Казаков. — Ну, скажем, подумать вот над чем. Если это сделали не вы и не я, то сделал кто-то третий. Вот давайте его и поищем, третьего. — Какой такой третий? — не понял Казаков. — Откуда бы ему взяться, третьему? — Знал бы, так сказал бы. — Сальников устало потер лоб. — Но не знаю… Пока не знаю. А вообще устал я сегодня. Весь день проторчал в начальничьих кабинетах. Всем объяснял, как так получилось, что в лагере сразу пять убийств, что тому причиной и кто виновен… Дело-то серьезное, сами понимаете! Еле-еле отбился… — Что же, не будет никакой комиссии? — спросил Казаков. — Не будет, — ответил Сальников. — Говорят, разбирайтесь сами. — Вот и будем разбираться! — решительно произнес Казаков. — Ничего, докопаемся до правды! — Вот и я о том же говорю, — вздохнул начальник лагеря. — Докопаемся до правды… Но давайте начнем докапываться завтра с утра. А сегодня я отдохну. — С утра так с утра, — согласился Казаков. — Хотя по мне — какое там утро! Вы, значит, пока отдыхайте, а я поброжу по зоне. Понаблюдаю, послушаю, поспрашиваю. Может, к утру что-нибудь и разузнаю. — Как хотите, — сказал начальник лагеря. — Но завтра утром — ко мне. Как только Казаков ушел, Сальников тотчас же велел привести к себе Осипова. — В общем, так! — сказал Сальников. — Сам нарубил дров, сам и складывай их в поленницы! — Это вы о чем? — спросил Осипов. — Да все о том же! — зло ответил Сальников. — Или ты не понимаешь, что если начнется расследование убийств, то тебе крышка? Я-то выкручусь, а вот ты… А расследование уже ведется! — И проводит его оперуполномоченный Казаков, — дополнил Осипов. — Вот именно, — подтвердил начальник лагеря. — А он человек настойчивый и дотошный. Уж он-то докопается до сути. Так вот чтобы он не докопался, его необходимо остановить. — Это как же? — спросил Осипов. — Убить! — жестко ответил Сальников. — И сделаешь это ты! — Я? — поразился заключенный. — Но как же… почему именно я… каким образом? — Не понимаешь? — сощурился начальник лагеря. — Ну, так я тебе объясню, почему именно ты. Чтобы тебе остаться в живых. Каким образом? Тут у меня есть план… Сальников открыл ящик стола и достал оттуда нож. Это был добротный самодельный нож с наборной рукоятью и остро отточенным лезвием. Такие ножи обычно носят при себе заключенные-уголовники. Неведомо, как они их добывают — мастерят ли тайком сами в лагерных мастерских или, может, кто-то доставляет их заключенным с воли — в данном случае это было неважно. Важно другое. — Вот, — сказал Сальников, протягивая нож Осипову. — Возьми и припрячь. А когда совсем стемнеет… Казаков говорил, что всю ночь он будет на зоне искать убийц. Ну, ты и подойди к нему. И скажи: так, мол, и так, хочу сказать тебе кое-что интересное об убийствах. Но не у всех на виду, а в каком-нибудь тайном местечке… Так, чтобы нас никто не видел. Он, конечно, обрадуется и отведет тебя в какой-нибудь закуток. Там-то ты его и… Когда нападаешь неожиданно, убить просто. Нож сразу же выбросишь. Вернее, оставишь его рядом с телом. Пускай все думают, что это сделали блатные. — Но… — неуверенно попытался возразить Осипов. — Никаких «но»! — жестко произнес Сальников. — Может, ты боишься, что подумают на тебя? Ну, кто же на тебя может подумать? Ты политический, и политические не убивают. Тем более не убивают сотрудников лагерной администрации. На тебя и внимания никто не обратит! Говорю же, все будут думать, что убили блатные. Осипов постоял, переминаясь с ноги на ногу, подумал, покрутил головой, затем неуверенно взял у Сальникова нож и спрятал его под одежду. — Завтра утром я тебя вызову! — предупредил начальник лагеря. — За ночь ты должен успеть сделать все, что нужно. * * * Оперуполномоченный Казаков был человеком добросовестным и честным. Он честно воевал на фронте и так же честно трудился в лагере. Он был уверен, что его работа очень важна. Заключенные ведь разные. Есть тихие и забитые, а есть и откровенные враги народа. Например, те же блатные враги и есть, потому что только враг и может грабить и убивать честных людей. Соответственно, только враг, попав в лагерь за свои преступления, может устраивать акты неповиновения, побеги и мятежи. А с врагом надо бороться. Всеми возможными способами, не щадя ни собственных сил, ни времени. Выявлять, изобличать, наказывать. За два года службы оперуполномоченным Казаков успел узнать две трети заключенных лагеря. Кого — лично, кого — изучив личное дело, кого — благодаря доносам осведомителей. Это помогало ему выполнять свою работу, потому что он знал, с кем имеет дело. …Неторопливо Казаков передвигался по лагерю. Он заходил в бараки, посетил промышленную зону, побывал в столовой и лагерной санчасти, даже — при свете электрических фонарей, так как было уже темно, обследовал помойку за зданием столовой. Все это он делал не просто так, а с умыслом. Передвигаясь по зоне, он наблюдал за поведением заключенных. Он знал, что и они тоже наблюдают за ним, потому что этого просто не могло быть, чтобы «кум» расхаживал по зоне, а на него не обращали внимания. Всем было понятно, что опер просто так разгуливать по зоне не станет. А значит, он разгуливает с умыслом. То есть ищет. И заключенным было понятно, что и кого он ищет. Доказательства убийства своих осведомителей и самих убийц — что же еще? Что может быть в данный момент в лагере важнее этого для опера?