— Ваше право, — нарочито равнодушным тоном произнес Осипов. — Можете и отказаться. Но тогда заранее мажьте себе лбы зеленкой и становитесь в шеренгу у стенки из-за убийства опера. Такое не прощается. Время-то военное, сам понимаешь. А тут блатные устроили в лагере резню. Так что… — Говоришь — ухватил нас за жабры? — сощурился Подкова. — Ну-ну… — Не без этого, — легко согласился Осипов. — А как иначе? Нам нужна ваша помощь. Вы сила. Без вас, пожалуй, мы и не справимся. — Допустим, — сказал Подкова. — А только что дальше? — А дальше — свобода, — развел руками Осипов. — А если сговоримся, то вдобавок получим еще и деньги, и документы. Гуляй себе! — Даже так? — прищурившись, недоверчиво спросил Подкова. — Сказано же тебе: мы — сила, — усмехнулся Осипов. — Стало быть, есть у нас и деньги, и бланки документов. Только и остается, что внести в них твои имя и фамилию. — Значит, вдобавок к свободе — еще и документы с деньгами? — хмыкнул Подкова. — Уж больно у вас мягкие перины, как я погляжу! А за них платят дополнительную цену. И что же у вас за цена? — Конечно, просто так мы ничего делать не станем, — согласился Осипов. — Так что правильно мыслишь. Документы и деньги надо заработать. — И что за работа? — настороженно глянул на Осипова Подкова. — Работа-то? — переспросил Осипов. — О работе поговорим позже. Сейчас главное договориться в принципе. То есть вы, блатные, с нами или будете ждать момента, когда вас выстроят стройными рядами и шеренгами? Подкова ничего не ответил. Он размышлял. Похоже было, что этот Осипов и впрямь ухватил его за жабры. Ухватил надежно, основательно, так что и не выкрутишься. А значит, надо принимать его приглашение. Хочешь того или не хочешь, а придется. — А что же, у вас уже готов и план побега? — спросил Подкова. — Без плана далеко не убежишь… — Будет и план, — сказал Осипов. — Все будет. Причем очень скоро, потому что мы торопимся. У нас каждый день на счету. А ты, — тут Осипов в упор глянул на Подкову, — подумай еще вот о чем. Ты можешь и не соглашаться. Коль не согласишься, то мы справимся и без тебя. Ты учти: сейчас, в это самое время, наши люди беседуют на те же самые темы и с другими блатными. Проводится, так сказать, индивидуальная работа. А потому — побегут блатные и без тебя. Без твоей, так сказать, руководящей и направляющей руки. Или, ты думаешь, не побегут? Подкова ничего на это не сказал, да и что тут было говорить? Конечно же, побегут и без него. Коль стало припекать, то побегут обязательно, и тогда-то он лишится своей власти и авторитета. А это плохо, потому что кто он такой без авторитета и без власти? Без них он не жилец. Мигом ему припомнят и обиды, и несправедливое отношение к тем, кто был в его власти… А значит, ему нужно возглавить побег. Только тогда он сохранит свою власть, только тогда он останется Подковой. Знать бы только, какую работенку хочет предложить ему этот Осипов. Или, точнее сказать, те, кто стоит за его спиной. А то, что за спиной Осипова кто-то стоял, в том Подкова ничуть не сомневался. Осипов был лишь видимой частью этой силы, этаким поплавком поверх воды. Ну, а крючок с наживкой таился под водой, он был невидим. — Мне надо подумать, — сказал Подкова. — Обмозговать, прикинуть… — Подумай, — согласился Осипов. — Но только недолго. Завтра я приду за окончательным ответом. Тогда подробнее поговорим и о работенке, которая вам предстоит. С тем Осипов и ушел. А Подкова опять погрузился в тягостные, мрачные думы. Не понравился ему ни сам Осипов, ни его визит, ни все его разговоры, намеки и предложения. Чувствовалось за всем этим что-то недосказанное, что-то такое, с чем Подкова никогда и не сталкивался, а может, на что он и пойти не мог, несмотря на то, что он был вором в законе, а значит, бестрепетно мог пойти на многое… * * * Осипов Подкове не соврал. В то самое время, как они беседовали, с другими блатными беседовали другие люди из числа завербованных Осиповым. Подошел один из таких людей и к Раздабарову с Лыковым. Случилось это почти сразу же после отбоя: Раздабаров и Лыков даже вздремнуть не успели. — Пошептаться надо, — сказал подошедший, обращаясь одновременно и к Афанасию, и к Игнату. — И кто ты такой, чтобы нам с тобой общаться? — спросил Раздабаров, стараясь придать своему голосу надменность. Если судить по внешнему виду, то подошедший был из бытовиков или политических, а значит, блатному с ним полагалось говорить именно так — надменно и свысока. — А вот я все объясню, — сказал подошедший. — Но только отойдем в сторонку. Чтобы другие не слышали… — Ну, отойдем, — с усмешкой ответил Раздабаров и покосился на Лыкова — слышит ли он. Лыков, разумеется, все слышал. Втроем отошли. — Ну, говори! — все так же насмешливо и свысока произнес Раздабаров. — Тут такое дело… — вполголоса произнес незнакомец. — Взялись за вас, за блатных. Крепко взялись! Еще пару деньков, и повяжут всех вас! И кого куда: кого — в другие лагеря, кого — в кондей, а кого-то — и к стенке. Дело известное, за убийство опера и его стукачей… — Тебе-то что с того? — пожал плечами Раздабаров. — Что это ты так обеспокоился? Не тебя же поставят к стенке! — Не меня, — согласился собеседник. — Но ведь вы же не убивали. Никто из блатных никого не убивал. За что же вам принимать пулю или гнить в штрафном изоляторе? Получается — несправедливо! — А справедливо — это как? — спросил Лыков. А Раздабаров добавил: — Ну, а ты-то отчего так озаботился и взволновался? Кто ты вообще такой? Что тебе надо? — Я знаю, кто убил опера, — сказал собеседник. — И его стукачей — тоже… — Вот как, — равнодушно произнес Лыков и с презрительным видом сплюнул. — Шел бы ты от нас подальше со своими дешевыми подходцами! — И передай «хозяину», или кто там тебя послал, наш пламенный привет! — добавил Раздабаров. — А то ведь и ты ляжешь с покойным опером — на общих правах и основаниях. За такие-то дела! — Мы можем вам помочь, — сказал собеседник. — Вы — это кто? — пренебрежительно произнес Раздабаров. — И в чем помочь? Погоди, Угрюмый! Не стоит его валить тут же, на месте… Пускай он для начала выскажется. А там поглядим… — Тут дело вот в чем… — начал собеседник. И он рассказал Раздабарову и Лыкову примерно то же, что рассказал Подкове Осипов. — …Ну, вот, — закончил рассказ собеседник. — Теперь вы все знаете. Думайте, решайте… — А почему ты затеял такой разговор именно с нами, а не с другими блатными? — спросил Лыков. — Чем мы так вам глянулись? — Не только с вами, — пояснил собеседник. — Прямо сейчас ведутся разговоры и с другими такими же, как вы. В том числе и с самим Подковой. — А не врешь? — недоверчиво спросил Раздабаров. — А ты пойди и спроси у Подковы — был с ним такой разговор или нет. Думаю, он тебе скажет… — Допустим, — сказал Раздабаров. — Но нам хотелось бы подробнее знать о работенке, о которой ты заикался. Что за работенка? — Вот когда согласитесь, тогда и скажу, — пообещал собеседник. — А без вашего согласия какой смысл толковать? Завтра, в это же самое время встречаемся вновь. Очень хотелось бы, чтобы вы до завтра определились. И собеседник удалился. А Раздабаров и Лыков остались стоять, погруженные в раздумья. — Называется — поговорили, — произнес наконец Раздабаров. — Если это провокация, то в чем ее смысл? Определить тех, кто склонен к побегу? — Не похоже на провокацию, — сказал Лыков. — Для провокации он говорил слишком уж откровенно. И примитивно. Тут что-то другое… — Но что? — спросил Игнат. — Ох, сдается мне, что мы попали в нужный лагерь! В самое что ни есть гнездо… А иначе я просто не понимаю, для чего этот тип затеял с нами такой разговор. — А что, если он не таился, а говорил все, что есть на самом деле? — предположил Лыков. — В конце концов, чем он рисковал? Что мы донесем? Ну, так мы блатные! А блатные не доносят. — Да, но все же для чего он нам это все поведал? — пожал плечами Раздабаров. — Зачем зовет нас бежать вместе с ними? Почему они не хотят бежать одни? Для чего им такая буйная и неуправляемая орава, как блатные? Ведь хлопот с ними не оберешься. — Ну, тут-то как раз все понятно, — ответил Лыков. — Во всяком случае, так мне кажется… Их маловато, чтобы совершить побег. А ведь это не только побег, это восстание! Разоружить охрану, взять оружие… Тут нужна массовость. Активная массовость! А блатных в лагере много. А уж какие они активные, о том и говорить не нужно. Оттого эти людишки, кем бы они ни были, и приглашают нас с тобой примкнуть к побегу. И Подкову, и всех прочих… — Тем более что нам, блатным, и впрямь деваться некуда. По всему видно, что все равно не завтра, так послезавтра во всех лагерных убийствах обвинят именно блатных, — согласился Раздабаров. — А потому блатным только то и остается, что бежать. Нет, тут все продумано до мелочей… — А коль оно так, то и со всем остальным тоже вроде все понятно, — сказал Лыков. — Ты это о чем? — глянул на него Раздабаров. — Да все о том же, — сказал Лыков. — Для чего нас сунули в этот лагерь? — Ты думаешь, что… — Похоже, что так оно и есть, — не сразу ответил Лыков. — Сам видишь, как дело закручивается! Скажу и насчет работенки, на которую намекал этот тип. Работенка известная — взорвать что-нибудь на Транссибе. Мост ли, тоннель, перегон, депо… — И что, ты думаешь, блатные на это согласятся? — в раздумье спросил Раздабаров. — Вроде бы не их это почерк. — Кто-то, может, и согласится… Ну, а не согласится, так они управятся и сами. Главное, они с помощью блатных будут на свободе. А уж там… — Они? — глянул Раздабаров на Лыкова. — Они, — ответил Афанасий. — Сдается мне, мы и вправду угодили в самое пекло. — Да, но в пекле должен быть самый главный черт, — сказал Раздабаров. — Понятное дело, что должен, — согласился Лыков. — Но кто он, вот в чем вопрос, — в раздумье проговорил Раздабаров. — А ведь он где-то совсем рядом… Может быть, даже спит на соседних нарах. — Не думаю, — возразил Лыков. — По-моему, самого главного черта следует искать на воле. Рассуди сам. Вряд ли вся эта беда может ограничиться одним лагерем. Что такое один-единственный лагерь? Это, знаешь ли, не масштаб… — Да, наверно, — согласился Раздабаров. — Транссиб — он огромный, и чтобы нарушить его работу, один лагерь погоду не сделает. Тем более что даже из этого лагеря побегут не все. А уж взрывать, ломать и рушить — так и вообще мало кто захочет. Побоятся. Скорее всего выбегут из лагеря и разбегутся в разные стороны. Значит, примерно такая же буча затевается сейчас и в других лагерях. А чтобы ею руководить — тут нужно быть не в лагере, а на воле. Из лагеря особо не наруководишь.